Хитрющий полковник на всякий случай выслал гонца к генералу Риттельну дель Овиллу, командующему «Непобедимой» армией. Он жаловался на обстоятельства, значительно уменьшившие силы отряда, просил помощи – лучше всего соединения с полноценным полком, но можно и две-три роты конницы. Кондотьер сжалился над господином делла Куррадо, который выглядел не просто растерянным, а расплющенным нежданно-негаданно свалившимся на голову несчастьем (будто не воевать сюда заявился, а на увеселительную прогулку), и отдал ему почти половину отряда под командованием Ормо Коготка. Из тех, кто выжили после схватки с латниками, само собой. Да еще и раненых пришлось оставить.

Вот так и вышло, что в поход к замку медренского ландграфа выступило двадцать человек. Много это или мало? Да как посмотреть… Если мчаться в атаку в чистом поле, где полки противостоят полкам, а армии армиям, то мало. Не просто мало, а, можно сказать, пшик… Какая-нибудь полная рота на всем скаку растопчет и не заметит. Но если идти в разведку или с каким-то другим секретным поручением, то почему бы и нет? Малый отряд прокормить легче. И людей, и коней. Легче спрятать, проще замести следы.

Кроме ближайших сподвижников Кулака: Мудреца, Белого, Пустельги и Мелкого, с которыми он, похоже, не расставался, ехали Кир, Почечуй, каматиец Тедальо, аруниты Тычок и Карасик, литиец Мигуля, перебежавший из банды Джакомо Черепа, северяне Бучило и Легман, пожилой тьялец Перьен по кличке Брызг, полученной из-за неприятной привычки брызгать слюной в лицо собеседника, и еще полдюжины опытных и надежных бойцов.

Ну и, само собой, с ними ехал проводник Ингальт – человек с довольно запутанной историей. Он сидел в седле неловко не только из-за полученной в бою раны, но и из-за самого обычного неумения. Выходец из Уннары, он отслужил полтора десятка лет в пехотном полку Сасандры, подавлял восстание дроу в горах Тумана, был ранен, охромел и вышел на пенсию. Сейчас он больше всего переживал, чтобы ничего не случилось с вдовой Ольдун, к которой он прибился, возвращаясь коротким путем из Барна на далекую родину. Если кто-то из новых односельчан заметит отставника с захватчиками, а потом вдруг (совершенно случайно) доложит людям ландграфа…

По правде сказать, Кулак немного разочаровался, что взял проводником не местного уроженца, а пришлого, пускай и пожившего в здешних краях какое-то время. Но Ингальт, как оказалось, окрестности Медрена изучил довольно хорошо. Сказалось его бортничанье. За три года он облазил все холмы, знал броды, овраги и топи, безошибочно называл деревушки и знал расстояние между ними. Ну, правда, в пеших переходах.

Второй день он вел наемников, забирая севернее города. Там, по слухам, и стоял замок ландграфа.

Кир много размышлял – чего же им предстоит ждать в логове тельбийского дворянина? Скорее всего, ландграф принадлежит к числу непримиримых противников Сасандры. К тем, у кого чувства затмевают разум, и они готовы броситься на врагов с голыми руками. Ведь большинство местной знати вовремя вспомнило пословицу: «Плетью обуха не перешибешь». Они присягнули императору, вывесили рядом со своими знаменами ало-золотой стяг Сасандры и теперь, может, и будут строить козни, но исподтишка, несмело и с оглядкой. А этот попер в открытую. Даже разрешил своим латникам выкрикивать «Медрен!». Или ошалел от ненависти настолько, что утратил всяческое самосохранение? Или уверен в безнаказанности? А на чем такая уверенность может основываться? На дружбе с сильными мира сего? Неисчислимом богатстве? Колдовстве?

Мысли о колдовстве увели молодого человека в сторону от медренского ландграфа. Кир задумался о собственных поразительных умениях, появившихся не так давно. В первый раз во время знаменитой дуэли «пять на пять», слухи о которой облетели уже все сасандрийское войско. Генералитет осудил буйное поведение наемников, но признал правоту за победившими. Как рассказал Кулак, генерал дель Овилл расторг договор с Джакомо Черепом. Но речь не об этом… Сопротивляясь айшасианскому чародею… Как его там? А! Джиль-Карр. Сопротивляясь айшасианскому чародею, Кир сперва проявил удивительную устойчивость. Ведь даже Мудрец – признанный силач, чье превосходство никто в банде не пытался оспаривать, – оказался на волосок от смерти, скованный по рукам и ногам жгутами воздуха. А тьялец словно впитал чужое волшебство, а потом обратил его против врага – отвел в сторону диск с острыми краями, эдакий созданный чародейством орион,[76] который жаждал его крови. К счастью, никто этого не видел, благодарение Триединому. Кир сомневался, что сможет объяснить товарищам по оружию, откуда вдруг у простого наемника непростые навыки. Да он и себе не мог объяснить… А если вспомнить недавний бой с тельбийцами? Как он сумел сотворить воздушный щит? Ведь никто никогда не учил молодого тьяльского дворянина. Все, что он знал о чародействе, почерпнуто из сказок и романов… Парень вздохнул. Впредь нужно быть осторожнее, чтобы не дать повода к кривотолкам.

– Что загрустил, Малыш? – окликнула его Пустельга. – Девчонку какую-нибудь вспомнил?

Кир улыбнулся.

– Конечно, вспомнил! Что ж мне, о ландграфе думать все время?

– Нет, ну понятно, – повернулся в седле Кулак. – О ландграфе только я должен думать. А все остальные только и ищут, где бы поразвлечься!

– Да ладно! – ухмыльнулся Мелкий. Потом скривился. Его рана начала уже подживать, но еще доставляла беспокойство. – Я тоже думаю о ландграфе. Его латники мне шкуру попортили. Разве такое можно оставлять безнаказанным?

– И чего ты… энтого… сделаешь? – заскрипел, словно старое дерево, Почечуй.

– Глаз ему на задницу натяну! – под дружный гогот наемников ответил Мелкий.

– Ага! Он тебя ждет… энтого… уже глаз подставил!

– И задницу помыл! – добавила ко всеобщей радости Пустельга.

Кир смеялся вместе со всеми, пригибаясь к конской гриве.

Даже Ингальт, ехавший впереди с застывшим на лице выражением покорности, смешанной со страданием, улыбнулся.

– Что разорались? – нахмурился кондотьер. – Хотите, чтобы во всех селах по округе о вас знали? – Он, прищурившись, поглядел по сторонам. Наученные горьким опытом, они выставляли боевые охранения по два человека справа и слева от колонны, а также троих – впереди.

– Да нет тут… энтого… никого, – отмахнулся Почечуй.

– Как ты дожил, старый, до таких лет с твоей-то беспечностью? – подбоченилась Пустельга. – Поражаюсь!

– Каких таких лет? Я еще жених… энтого… хоть куда!

– Ну да! Жених с печки прыг! С тебя же, старый, песок сыплется!

– Песок? А ты его… энтого… видела? А может, щупала?

– Не хватало!

Почечуй гордо расправил плечи:

– Ну, так ежели… энтого… не хватает, ты только свистни!

– Ох, старый! – Легким движением Пустельга выхватила нож-«яйцерез», крутанула его в пальцах. – Ох, и пощекочу я тебя!

– Так… энтого… кто ж против? Ты только… энтого… ножичек прибери, а после щекоти!

– И как ты не боишься, Почечуй? – в притворном удивлении полез пятерней под шлем Бучило – крепкий, как гриб боровик, светлобородый мужичок лет тридцати пяти. – Я, как ее ножик увижу, вспоминаю сразу, как тятька поросят холостил! И у меня аж мурашки по спине…

– Да ему нечего бояться! – подмигнул Тедальо. – Отсохло давно уже все!

– Отсохло? Тебе… энтого… показать?

– Ни «энтого», ни того! – Каматиец подкрутил ус. – Ты девок по хуторам пугай своим хозяйством, а меня не удивишь.

– По хуторам нельзя! – прогудел Мудрец. – Командир запретил.

– То-то же! Глядите у меня! – погрозил затянутым в перчатку кулаком кондотьер. – Узнаю только!

– Так я… энтого… и не собирался.

– Конечно, не собирался, – оскалился Мелкий. – Ты ж к Пустельге клинья бьешь.

– Ага! К ней… энтого… подобьешь. Вон, молодые имеются. Чернявые.

– Ты говори, старый, да не заговаривайся! – не приняла шутку воительница. – Я тебе не шлюха из обоза! В ухо схлопочешь – мало не покажется!