Вместо ответа страж открыл дверь и чуть подтолкнул пленника вперед.

— Господин Мийяра, привели, вот… — Солдат поставил ремесленника посреди комнаты, а сам, стараясь не делать лишнего шума, попятился прочь.

За столом, неторопливо просматривая многочисленные бумаги, сидел невероятно худой человек с наброшенным на голову капюшоном плаща.

«Урод, что ли? Или боится, что опосля на улице кто узнает». — Вор недобро прищурился, поглядывая на двух абсолютно лысых плечистых парней. Эти лиц своих не скрывали, о чем-то перешептывались, протянув руки к жарко пылающей жаровне. Несмотря на то, что наверху, на улице, царило лето, в камерах подвала канцелярии тайных дел было ощутимо холодно.

— Имя? — Прозвучавший из-под капюшона низкий голос был слегка раздражен.

— Мое, что ль? — Вор решил поиграть под дурачка. — «Авось пронесет… вроде нет у них ничего на меня».

Капюшон чуть взметнулся вверх и сразу же опустился, но пленник успел рассмотреть острый, с ямочкой подбородок да пару злых, глубоко посаженных глаз.

Длинные пальцы пробарабанили по столу, и в следующий миг на плечи пленника с легким свистом опустился хвост бича.

— Ах-ххх… ты-ы-ы!.. — Мужик, не последний человек среди братства ночных ремесленников, изогнулся от невыносимой боли, вспыхнувшей поперек спины.

Со вторым свистом его кинуло на пол.

Невозмутимо свернув тяжелые извозчицкие бичи с медными бляшками на концах, молодцы сели и вернулись к прерванной беседе.

Тяжело дыша, вор кое-как встал на ноги и, набычившись, посмотрел на своего палача.

— Имя? — Голос был совершенно таким же, как прежде. Те же интонации, та же раздражительность. Только в этот раз от него веяло холодом… Могильным холодом.

Ремесленник хотел было высказать все, что теснилось у него в груди, но вознесенные над столом пальцы Ведьмачего, готовые дать новый сигнал к побоям, заставили засунуть гордость и гнев куда подальше.

— Руза меня зовут… сын Гревада из Уилтавана. На улице Хорем кличут… — кусая губы, представился вор.

— На тебя указали, как на человека, что обокрал достопочтенного купца Мэделайна на Западной дороге. — «Достопочтенного» прозвучало из уст Локо как ругательство. — Кто еще был с тобой и куда дели добро? Только не надо мне говорить, что ты здесь ни при чем и ничего не знаешь. Ко мне просто так никто и никогда не попадает.

Хорь посмел ухмыльнуться на это, что не ускользнуло от цепкого взора тайника.

— Если сомневаешься, можешь у них спросить. — И кивнул на палачей.

«А!.. Отродье и все, кто с ним!!! Кто же это меня так, а? И ведь живым-то не выбраться… А жаль! — Смерти ремесленник не боялся. — Сегодня живем, завтра нет — судьба такая». Но при всем равнодушии к жизни (а к чужой тем более) в его памяти вихрем проносились рассказы о тех, кто умудрился выйти более-менее целым из лап Ведьмачего. Покосившись на жаровню и те неприятные инструменты, что торчали из нее, вор вспомнил о человеке, который полгода назад пытался морочить тайнику голову. В назидание несговорчивым его не только оставили в живых, но еще и отправили на свободу к дружкам.

Через пару дней по его же просьбе дружки удавили бедолагу, потому как не честь жить на этом свете без ступней, кистей, схада и еще кое-чего по мелочи.

Становиться калекой Рузе было как-то в тягость, и он, собравшись с духом, начал говорить. Вначале неторопливо, то и дело морщась от обжигающих рубцов, затем уже смелее, а под конец его красноречию мог бы позавидовать даже придворный поэт. Наконец ремесленник выдохся и замолчал.

— Понятно… — Было видно, что вор рассказал правду. — Место поподробней опиши. — Локо кивнул подручным, один из них подошел ближе, встав рядом.

Повернув голову, Хорь, не скрывая ненависти, взглянул на него. Парень улыбнулся в ответ и, заговорщически подмигнув, кивнул на жаровню.

Руза вдруг почувствовал, что в пыточной не так уж и холодно…

— А дело так было… — любуясь вечерней зарей, с удовольствием начал брат Юкола. — Лет эдак… короче, немало назад… шли мы вдоль Голубых Гор. По той… по западной стороне. Окромя гномов там сроду никто не жил. Ну разве что кто-то из людей попадется… Вроде тех, кого из лесу только пожар и может выгнать. Короче, народ дикий! Из богов — только духов лесных и признают. Вот и решили мы с братом Осифом, что просто глупо мимо пройти, не попробовав.

— В смысле? — Поежившись от легкого сквозняка, Инвар попытался свернуться клубочком.

— В смысле обратить несчастных в истинную веру… — Брат Осиф многозначительно поднял указательный палец.

— Это в какую именно?.. — подошедший Скорпо кинул на траву мехи с вином, присаживаясь рядом.

— В истинную, сын мой!.. — Осиф на лету сцапал долгожданный напиток, ловко выдергивая деревянную пробку.

— Действовали, как всегда, то бишь обычно… — невозмутимо продолжал Юкола после первого употребленного стаканчика. — Подошли к вождю, напросились пожить пару дней. Старик согласился, даже цены не запросил. Маленько пожили… присмотрелись… Народ, как я уже сказал, просто дикий! Если меня глаза не обманули, в одной семье брат на родной сестре женат был, и дальше тому подобное и в том же духе! Так вот… почитали они за главное божество какого-то Онга-Ан-Гаса, если я правильно имя выговорил. Местный лесной дух по профилю охоты и рыбалки.

— Что жизненно важнее, тому колени и преломляют, — вставил брат Осиф, передавая мех Каясу.

— Да. Надобно сказать, что этот Онга-как-его-там лесным помогал не очень. А в тот момент, когда мы у них гостили, он умудрился враз уложить троих лучших охотников на погребальный костер да еще и распугать всю окрестную дичь. Конечно, местный шаман честно пытался ублажить разгневанного божка жертвами и молитвами, но…

— Слава Небесам, он не догадался свалить все на нас. Такое не раз бывало… — снова влез в рассказ Осиф.

— Было! — подтвердил Юкола, криво улыбнувшись. — Несмотря на все старания доморощенного жреца, лесной бог повернулся к ним, что называется, задницей. Отвернулся, проще говоря. Ну а когда с верой неполадки, мы соответственно тут как тут! Сориентировавшись, мы им живо подогнали Великого Ка. Этакого получеловека-полузверя.

— Так это ваша работа?! — поперхнувшись вином, рассмеялся Скорпо. — Слышал я об этом течении, но и представить себе не мог истинные его истоки.

— Благодарим!.. — дружно улыбнулись монахи.

— Всегда приятно слышать похвалу о своей работе, — закончил за двоих Осиф.

— А чем этот ваш Ка отличался от старого бога? — не удержался Инвар.

— Малыш, а что такое бог? — поджал губы Юкола. — По большому счету это желание простого человека свалить свои проблемы, свое горе, свои надежды на кого-то, кто выше его… могущественней… Ему нужен пастырь, козопас, который бы приглядывал за ним, говорил, куда надо идти и что делать. Человек по своей натуре — самое жидкое существо на всем свете, если ты меня понимаешь. Возьми так называемых нелюдей: эльфов, гномов, орков, не считая уже вымерших или постепенно вымирающих народцев. Хотя бы тех же самых наугов! Когда-то многочисленный народ постепенно исчезает с юго-восточного континента, упорно вытесняемый людьми и орками. Древние расы более приспособлены к жизни (конечно, каждая по-своему!). Люди? Помести человека в хлев к свиньям — второе его поколение будет считать, что то дерьмо и вонь, что их окружает, самый лучший вид и запах на свете! Эльфы и другие нелюди будут терпеть, но помнить, что их отцы жили лучше их, и будут стремиться вернуться к тому же. Древние привыкли искать причину своих несчастий в самих себе, человек — в Небе.

— Здесь ты не совсем прав… — прервал оратора Осиф, — что гномы, что другие, как ты сказал — древние, крайне религиозны…

— Подожди! — выставил руки вперед монах. — Гномы поклоняются богам Небесной Горы, но представься случай, и коротышки с удовольствием оттаскают своих повелителей за бороды! По-твоему, это можно назвать безоглядным поклонением? Эльфы числят свой род от создателей миров, но они даже храмы им не воздвигают, считая, что после смерти сами смогут создать себе свой собственный мир — очередную грань Кристалла. Про орков вообще молчу — духи предков и больше никого! Человек же создал себе целый пантеон, отведя каждому из богов определенные функции, и, когда грянет та или иная беда, костерит именно того, кто за это должен отвечать, но только не самого себя!