— Он отлично стоял на ногах, — стараясь сохранять ледяное спокойствие, ответил Ланс. — И шпагу держал крепко.

— Я ж и говорю — поразительно… Не знаю, как вас теперь уберечь от учеников прана Ак-Нарта, желающих поквитаться за учителя. Большинство, конечно, побоятся, услышав королевский указ. Но ведь это чушь собачья — издавать указ о запрете дуэлей с одним-единственным человеком!

— А вы запретите дуэли совсем…

— Вы думаете, это смешно? Я хотел уже несколько раз, но понимаю, что тогда войду в историю Браккары, как самодур и деспот. Запретить дуэли — это вам не шутка. Шутка и довольно весёлая в вашем понимании, задать мне задачку, от которой лопается голова и ноют зубы… Как мне уберечь вас? Мешками с шерстью обложить или нарядить в старинный доспех из кованной стали? А может заточить в высокую башню? Что вы улыбаетесь?

— А что мне остаётся делать? — Развёл руками Ланс. — Я в вашей власти. Единственный способ, которым я могу покинуть Браккару, это броситься вниз головой на прибрежные скалы. Вот и решайте вопрос по вашему усмотрению. А я буду ждать. Что ещё может делать игрушка? Ваша и короля…

— Короля? — Нахмурился Нор-Лисс. — Время ваших игр с его величеством миновало, если вам интересно это знать. Знаете ли вы, что принцесса Ирелла минувшей ночью перерезала себе вены?

— Насколько я понял, она это частенько делает, — пожал плечами менестрель. — Главная её цель не покончить жизнь самоубийством, а привлечь к себе внимание.

— Увы, на это раз вы ошиблись. Её светлость умерла.

— Как?

— Истекла кровью. Помните зал, где садок с миногами?

— Ещё бы мне его не помнить!

— Легла на парапет и полоснула кинжалом по запястью. Кровь текла в воду… Её нашли уже холодной.

— Да примет Вседержитель её душу, — вздохнул менестрель. — Его величество будет безутешен, я полагаю…

— Его величеству не привыкать хоронить детей. И мстить за них.

— Церковь осуждает мщение.

— Не в Браккаре.

— Ну, пусть так, а я здесь при чём? Разве я виновен в смерти её высочества?

— Это с какой стороны поглядеть. Её высочество Ак-Ирелла из Дома Белой Акулы оставила записку. «Сообщите менестрелю Лансу альт Грегору, что от большой любви умереть можно».

Маг-музыкант скрипнул зубами. Зачем он только распинался, обнажал душу, подбирал слова, которые могли показаться убедительными? Всё впустую. Ирелла вела свою игру. От начала до конца. И он был в этой игре мелкой картой, «шестёркой».

— Лучше бы она написала, как подставила меня Ак-Нарту, отвлекая разговором…

— Пран Ланс! Не пытайтесь упасть в моих глазах ещё ниже. Мы говорим об особе королевской крови, которая ушла из жизни. Ваши упрёки и жалобы неуместны.

— Если я столь мало ценен в ваших глазах, прогоните меня, — Ланс начал закипать не столько от оскорблений, сколько от равнодушного и холодного тона, коим они высказывались. — Что может быть проще?

— Предоставьте мне самому решать, кого прогонять, а кого — нет. Не пытайтесь перехитрить меня. В этих играх вы — малёк, едва вылупившийся из икринки. Просто слушайте и запоминайте. Ваша относительная свобода закончилась. Для вашего же блага. И не перебивайте, я сказал! С сегодняшнего дня вам запрещено покидать вашу комнату. Об уроках музыки для его величества тоже придётся забыть. Вряд и король будет ближайшее время думать о цимбалах и дудочках. И не смейте возражать. Радуйтесь, что я пока что оставлю эту записку у себя. Не уверен, что его величество не прикажет скормить вас акулам, прочитав её. Думаю, в течение седмицы или двух вы покажете мне, каким образом вам удалось захватить управление караккой.

— А если я откажусь? — не сдержался Ланс, понимая, что совершает глупость. В Тер-Веризе это называли — дёргать леопарда за усы. Но он ничего не мог с собой сделать. Не зря же девизом Дома Багряной Розы было одно лишь слово: «Никогда». Вот последний пран в роду никогда и не шёл по течению. Даже если это грозило смертью.

— Откажетесь? Вы обещали помогать мне. Не помните? Хотите, чтобы все двенадцать держав узнали, что для прана Ланса альт Грегора из Дома Багряной Розы честное слово — пустой звук? По лицу вижу, что не хотите. Итак, вы поможете мне?

— Да, — скрипнул зубами менестрель. Пенять не на кого. Сам согласился, поддавшись слабости.

— Потом я отпущу вас. Не спешите улыбаться. При одном условии.

— Позволено ли мне спросить, при каком?

— Позволено. Иначе как вы его выполните? Вы вернётесь в Аркайл. Мне плевать, что вам для этого придётся с собой сделать, чтобы вас не узнали — обрезать волосы, сбрить бороду, отпустить бороду до пояса, прикрыть глаз повязкой, отрезать второе ухо или надеть кранальскую юбку…

— Вы издеваетесь?

— Да. Имею право. Вы испортили мне столько крови, что я имею право отплатить вам той же монетой. Итак, вы вернётесь в Аркайл. Мне достоверно известно, что в подземелье вы сидели вместе с неким алхимиком по имени Прозеро.

— Прозеро? Безумный алхимик? Помню. Смешной горбун с соломой в волосах.

— Разыщете его и привезёте в Браккару.

— Каким образом? А если он не захочет?

— Вы его уговорите. Как? Это не моё дело. Как только Прозеро ступит на причал Бракки, я освобожу вас от всех обещаний и обязательств.

— А если я откажусь тащить сюда Прозеро? Он безобидный малый, хотя и слегка безумен от любви к науке?

— Тогда я обеспечу вам постоянное местожительство на каком-нибудь маленьком островке, на сотню лиг севернее. Время от времени вам будут доставлять сухари. Остальную пищу будете добывать рыбалкой. Музыкальных инструментов там не будет. Книг не будет. Портретов прекрасной праны Реналлы тоже. Зато половину года там будет ночь, а вторую половину — день. Знаете, на северных островах зимой видны очень красивые сполохи на небе. Моряки называют их — игры ледяных драконов. Хотя наука объясняет их происхождение несколько иначе. Итак, определяйтесь.

— Вы ставите трудновыполнимую задачу, пран Нор-Лисс. Я бы даже сказал, невыполнимую для одиночки. Прозеро может быть в подвалах или на каторге.

— У вас будут помощники.

— Кто?

— Прана Дар-Вилла тер Нериза.

— Женщина? Которую, вдобавок, знает в лицо едва ли не каждая собака в Аркайле?

— Зато вы плохо знаете прану Дар-Виллу. Если она захочет, чтобы её не узнали, её не узнают. И вы в том числе.

— Да? — Ланс покачал головой. Он чувствовал, что сделка с браккарцем ничем хорошим не кончится. Да просто не может, коль уж речь идёт о браккарцах. Но умирать от истощения — уж он-то знал себе цену, как рыбаку, — на каменистом клочке суши тоже не хотелось. — Но вы сказали «помощники».

— Будут и ещё помощники. Но вам не обязательно знать их в лицо. Меньше знаешь, крепче спишь. Но, будьте уверены, глаз с вас не спустят. Мне надоели ваши кунштюки. Но, поскольку я не имею возможности полагаться на помощь человека уравновешенного и обязательного, придётся создать вам такие условия, когда вихляния станут невозможны. Вы уяснили?

— Более чем, — процедил сквозь зубы менестрель.

— Значит, отправляйтесь к себе и готовьтесь к кропотливой работе. А после — к морскому путешествию.

Нор-Лисс откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, показывая, что разговор окончен.

Ланс развернулся и, кипя от ярости, вышел из кабинета.

После тяжёлого разговора он не придумал ничего лучше, как сорвать злость на Снарре. Накричал на мальчишку и отослал прочь, приказав прибраться в комнате, пока он не дойдёт до неё. Едва торопливые шаги юнги стихли в глубинах дворцовых анфилад, менестрель почувствовал раскаянье, но не просить же прощения у слуги? Всё, что он мог сделать, это дать побольше времени на уборку, чтобы не пришлось опять ругаться. Поэтому Ланс двигался медленно и задумчиво, прихрамывая на ушибленную в проливе Бригасир ногу — щиколотка разболелась, будто её грызли три тысячи болотных демонов.

Он шагал, погрузившись в свои мысли, и совершенно неожиданно для себя оказался у садка с миногами. Присел на бортик. Белёсые змееобразные рыбины метались под водой, по две или по три поднимались к самой поверхности, на краткий миг показывая спинные плавники. О чем это могло свидетельствовать? Напуганы миноги или обезумели от голода?