Переглянувшись с Маризой, Эйлия зашагал дальше.

Два поворота, до покоев вдовствующей герцогини оставалось всего ничего, но тут дорогу им заступил пошатывающийся человек в жёлтой сюркотте с чёрным единорогом. На плече — лейтенантский бант. В правой руке он держал шпагу, а левой зажимал рану на боку. Сквозь пальцы сочилась алая кровь.

Капитан гвардии узнал его. Один из тех лейтенантов стражи, которые оказались неподкупными. Пран Бирт альт Сарен из Дома Жёлтого Медведя. Дом не богатый, но и не разорившийся, как Дом Багряной Розы, с западной границы герцогства. Жаль его. Честные дворяне всегда ценятся дороже золота.

Сообразив, кто перед ним, альт Сарен поднял шпагу в сексту.

Эйлия взялся за рукоять, но не успел обнажить клинок и на пол-ладони, как Ремен альт Стросс сделал выпад. Шпага вонзилась лейтенанту стражи в грудь, чуть-чуть пониже ключицы. Он рухнул навзничь, заскрёб шпорами по каменному полу и затих.

— Прошу, ваши светлости, — поклонился носатый, высвобождая оружие.

Альт Ставос скривился недовольно. Но делать нечего. Коль собрался в герцоги, пусть даже и в герцоги-консорты, надо привыкать, что тебя будут беречь как зеницу ока. О дуэлях, пожалуй, стоит забыть. А пран Эйлия любил позвенеть клинками. И этого развлечения Мариза пытается его лишить. Тут он понял, что не очень-то и хотел захватывать власть в Аркайле. Без короны спокойнее, живётся свободнее. Хочешь — фехтуешь, хочешь — стихи сочиняешь. Опять же, смазливые троюродные кузины и дальние племянницы… А теперь навалятся государственной важности дела, и прощайте, развлечения.

Вот так, хмурясь и кусая губы, он и вошёл в малый зал совета. Двери услужливо распахнули два гвардейца — они изначально несли караул здесь, так что и сменять никого не пришлось. Один из Дома Белого Пса, второй — Гранатовой Кошки. Имён их пран Эйлия не помнил. Слишком уж невысокого полёта птицы. Вдобавок, младшие сыновья.

Малый зал казался слишком тесным привыкшему к прогулкам в саду прану Эйлии. расшитые золотом чёрные портьеры. Богатая драпировка мебели. Шпалеры, которые в глубине души пран-поэт считал вредыми — только пыль накапливают. Посреди комнаты стоял столик, который ломился от яств. Вдовствующая герцогиня и её братья перекусывали. Холодная оленина, «косички» райхемского сыра, розовая ветчина, булочки с сушёным виноградом, какие-то маленькие пирожки, судочки с заливным из осетрины, малосольная форель тонкими ломтиками, первая клубника со сливками и много-много сладостей. Запивали всё это многообразие янтарно-жёлтым тягучим вином с побережья Вирулии и охлаждённым, если судить по запотевшему графину из тонкого стекла, узваром из сушёных яблок и груш.

Двое слуг, застывших за спинами альт Кайнов, разбежались по углам, увидев сжатые губы Маризы.

Барон Шэн замычал и попытался что-то сказать, выронил на дублет кусок непрожёванной ветчины и поперхнулся. Братец его Льюк с удвоенной силой задвигал челюстями и потянулся за кубком. Но всех опередила Леаха, воскликнувшая с набитым ртом:

— Да как ты смеешь врываться…

— Можем подождать окончания вашего ужина, дорогие родственнички, — бесцеремонно прервала её Мариза. — Но это ничего не изменит.

— Выйди вон! — Леаха побагровела и выпучила глаза.

— Может, попробуешь вытолкать меня взашей, дорогая матушка? — в голосе Маризы зазвенел металл.

— Сошлю! В башне сгною! — Леаху, казалось, сейчас хватит удар.

— Заткнись, дура! — наконец-то справился с едой Шэн.

А Льюк, стараясь выказывать презрительную холодность, осведомился:

— Я так понимаю, совершается государственный переворот?

— Именно так, любезный дядюшка! А ты как его себе представлял? Толпы на площади перед дворцом? Летящие в окна булыжники? Тонкая цепь стражников, которых сминает и топчет разъярённая чернь? А в это время вы уносите свои жирные задницы, куда глаза глядят…

— Фи, дорогая супруга, — поморщился Эйлия. — Что за слова? Всё же благородная прана из Высокого Дома…

Но жена не обратила на него ни малейшего внимания.

— Ну, например, в Кевинал, — продолжала она. — А оттуда начинаете призывать дворянство бороться с узурпаторами? Вынуждена вас разочаровать — праздника не будет. И отъехать за границу у вас не получится.

— Дворянство вас не поддержит, — вмешался Шэн.

— Дворянство нас уже поддержало. Вы не слышали звона клинков и выстрелов?

Братья-толстяки переглянулись. Шэн пожал плечами, а Льюк покачал головой.

— И вы не догадываетесь, почему мы пришли сюда совершенно беспрепятственно? — невозмутимо продолжала Мариза.

— Не может этого быть! — возмутилась Леаха.

— Съели бы вы ещё пару пирожных — рот занять. — Сталь в голосе Маризы звенела, как отточенный клинок. — Сейчас сюда приведут Айдена…

Барон Шэн насупился и потянул шпагу из ножен.

— Тебя, племянница, я попросту отшлёпаю ножнами. Но прежде заколю одного из этих напомаженных хлыщей. Льюк, что смотришь? Обнажай клинок!

Носатый пран Ремен из Дома Жёлтого Горностая шагнул вперёд, поднимая шпагу, которую до того держал в свободно опущенной руке, но Эйлия властным движением остановил вассала.

— Позволь-ка мне!

Он изящно выхватил оружие, отбросил в угол перевязь и ножны.

— Но ваша милость…

— Не вмешивайся. — Сказал, как отрезал, наследник Дома Серебряного Барса. — Но будь наготове, чтобы не вздумали шельмовать. А вы, почтенные праны, готовьтесь! В позицию, пран Льюк! Помогите брату!

Второй из братьев альт Кайнов заворчал, но тоже обнажил клинок.

Эйлия встал в третью позицию, поднимая клинок в сексту.

— Начнём?

Выпад Шэна он легко парировал, сдвинулся влево таким образом, что противники столкнулись, мешая друг другу. С улыбкой легонько уколол одного в толстую ляжку, потом второго в плечо.

— Ещё?

Альт Кайны медлили с ответом.

Пран Эйлия, словно играючи, чертил острием клинка вензеля. Огонь доброго десятка свечей играл на аркайлской стали, серой с голубым отливом, подёрнутой лёгким муаровым узором.

— Ну?

Выпад в лицо Шэна, который едва успел отшатнуться.

— Я жду!

Укол в плечо Льюка. Рукав-буф расшитого золотом — как немодно! — камзола окрасился кровью.

Шпага барона со звоном упала на пол.

Пран Ремен с трудом сдержал рвущийся из груди смех. Задёргал плечами, прижал ладонь к усам.

— Итак? — Эйлия шагнул вперёд, прикоснулся остриём к щеке Шэна.

— Мы сдаёмся! — отвечал старший из альт Кайном, бросая оружие.

Попятился, пока не упёрся в кресло и тяжело плюхнулся на несчастную мебель. Льюк повёл себя более достойно. Скрестил руки поверх необъятного пуза и, неторопливо вернувшись к оттоманке, уселся.

— Любезная матушка, — снова заговорила Мариза. — Прикажите вашим слугам привести Айдена.

— Сама приказывай! — буркнула Леаха.

— Нет уж, потрудитесь напоследок.

Герцогиня-регентша побагровела так, что Эйлия испугался — не хватит ли тёщу удар прямо на месте, но кивнула слугам, мол, идите.

Выглянувший на мгновение пран Ремен приказал гвардейцам проследить.

— Ты никогда не любила старшего брата! — всплеснула ладонями прана Леаха.

— А за что мне его любить? Мычащий, слюнявый, гадящий под себя до шестнадцати лет… И он — наследник престола!

— Ну, и что? Таков закон!

— А как же здравый смысл? — Подняла бровь Мариза. — Хотя, о чём это я, драгоценная матушка. Вы и здравый смысл — это как лёд и пламя. Может, лучше пару пирожных пожуёте?

— Иногда лучше жевать, чем говорить, — усмехнулся Эйлия, не сводя глаз с братьев альт Кайнов, сопящих и зыркающих исподлобья.

Леаха фыркнула, но, поразмыслив, последовала совету дочери. Как знать, может, потом в застенках даже лизнуть ничего подобного не представится возможности.

Мариза недобро усмехнулась и вытащила из рукава заготовленный загодя листок со словами отречения. Наследник Дома Серебряного Барса с трудом сдержал зевок и отвернулся. Какое же скучное занятие эти перевороты. Негде развернуться творческой личности. Ну, совершенно негде… Даже пофехтовать не пришлось толком. Может, и правда, надо было собрать толпу на площади перед дворцом? Это не так трудно: чернь пошла бы за горсть медяков, купцы — за несколько «башенок», а благородные праны — либо за несколько «лошадок», либо по убеждениям.