– О! Наш больной пришел в себя! – немедленно отметил его попытки бровастый браккарец. – Но я не советую вам подниматься, пран Ланс. Если только вы не хотите лишить мир величайшего менестреля всех времен и народов.

Дар-Вилла развернулась на стуле, вскочила и, в один шаг оказавшись рядом с альт Грегором, придавила его плечо жесткой ладонью.

– Сказано же вам, пран Ланс, в ваших интересах сохранять покой. Зря мы старались, что ли?

– Кто это – мы? – слабым голосом спросил менестрель.

– Я и судовой лекарь. Имею честь представить – Тер-Реус. – Густобровый поклонился, отрываясь от изучения пузырьков и баночек. – Один из лучших лекарей во флоте его величества Ак-Орра тер Шейла из Дома Белой Акулы. Не согрешу против правды, если скажу, что во всех двенадцати державах он не знает равных в лечении как заразных хворей, так и телесных недугов, вызванных скрытыми пороками внутренних органов человека.

– Вы слишком добры ко мне, прана Дар-Вилла. – Лекарь прижал ладонь к сердцу. – Должен заметить, что известный алхимик Бертильон из Вирулии пользуется заслуженным уважением у людей, обладающих научным складом ума.

– Но как практика вас не превзошел никто.

– Говорят, Бен-Селим с Айа-Багаана показывал чудеса в заживлении ран, не совместимых с жизнью.

– Штопать колотые и рубленые раны и складывать кости проще, чем вернуть способность королю… не будем говорить какому королю… мочиться и не плакать при этом.

– Ну, может быть… – скромно потупился Тер-Реус. – Во всяком случае, могу согласиться, что прану Лансу повезло.

– А что со мной сталось?

– Сердечный приступ. Раньше могли сказать – лопнула сердечная жила. Могу с уверенностью сказать, что жила не лопнула, иначе мы с вами уже не разговаривали бы. Но в работе сердца произошли определенные сбои. Знаете, как бывает, если неправильно развернуть рей под ветер?

– Парус начинает «полоскать»…

– Вот именно. Нечто подобное происходит и с человеческим сердцем. Стучит с перебоями, часто, неритмично… Болит. А иногда, в особо тяжелых случаях, и останавливается. Но, хвала Вседержителю, с вами такого не получилось.

– Поверить не могу… – покачал головой Ланс. – Признаюсь, мне не раз разбивали сердце, но я всегда полагал, что это фигура речи, поэтический оборот.

– Волна скалу точит, говорят у нас на островах, – сказала Дар-Вилла. – Не думаю, что сердце не выдержало любовных приключений…

– Скорее, разгульный образ жизни был виной болезни, – вмешался лекарь. – Бессонные ночи, кутежи, неумеренное употребление вина.

– Я вас умоляю, – нахмурился альт Грегор. – Не надо меня воспитывать. Это плохо получалось сорок лет назад, а уж сейчас…

– Я не воспитываю, я поясняю причины недуга. Иной человек от рождения обладает недюжинным здоровьем. Он может предаваться разгулу и дожить до ста лет. Но у вас, пран Ланс, сложение не самое крепкое.

– До сих пор мне это не мешало… – обиделся менестрель.

– Просто вы привыкли, – не моргнул глазом Тер-Реус. – Вы сражались, участвовали в войнах и дуэлях. В редких перерывах беспробудно пили и волочились за юбками.

– Веселился с друзьями и ухаживал за прекрасными женщинами.

– А как ни назовите – итог один. Сердце износилось. Оно могло дать о себе знать в любой миг. Но так получилось, что душевное и телесное напряжение вчерашнего дня дало толчок. Как пороховая затравка на полке в аркебузе.

– Я его придушил?

– К счастью, нет, – сказала Дар-Вилла.

– Жаль…

– Я тоже глубоко скорблю о кончине Коэла альт Террила. Но откуда нам знать, зачем он гнался за вами. Неужели вы предпочли бы мрак и холод подземелий Северной башни свежему морскому воздуху и чуть покачивающейся палубе?

– Если цена моему счастью – жизнь друга? Предпочел бы.

– Значит, вы вкладываете больше в понятие дружбы, чем он. Я могла бы рассказать…

Ланс в ярости приподнялся на локтях. Вернее, попытался, но Тер-Реус силой удержал его на месте. Холодными пальцами прикоснулся к горлу под челюстью, задумчиво пожевал губами.

– Успокойтесь, пран Ланс. У вас опять участилось сердцебиение. Нельзя так. Прана Дар-Вилла, я вынужден настаивать, чтобы вы ушли.

– Из собственной каюты? – вскинула бровь браккарка.

– Ну, тогда прошу не заводить разговоры, которые могут взволновать больного.

– Больного… – прошипел Ланс. – Сказал бы еще «калеки».

– Калекой вы станете, если не будете следовать моим рекомендациям. – невозмутимо произнес Тер-Реус. – Или покойником. Впрочем, человек сам кузнец своей судьбы. Выбирать вам.

– Уверена, что пран Ланс выберет жизнь, – сказала Дар-Вилла.

– А вы уверены, что мне нужна такая жизнь?

– Уверена. Насколько я вас знаю, вы не сдаетесь на полпути. Вы – клинок из закаленной стали. Вас проще сломать, чем согнуть, но и чтобы сломать, нужно потрудиться.

– Жить нужно для чего-то. Для чего мне жить сейчас?

– Для музыки.

– Это я всегда вливал в музыку свою жизнь, а не наоборот. Без желания жить я не смогу творить.

– А вы попробуйте.

– Даже пробовать не хочу.

– Зря. Мне кажется, вы смогли бы обрести цель в жизни, создавая новые, замечательные мелодии. Но позвольте предложить еще один повод ухватиться покрепче за жизнь.

– Какой же?

– Месть.

– Месть?

– Да. Именно месть. Старое, как мир, чувство. Что старше мести? Пожалуй, только жадность. Или ревность?

– Жадность и ревность – одно и то же, – проговорил Ланс, смакуя на языке эти слова. – Но месть… Месть прекрасна. Только кому мне мстить?

– Отдохните, поправьте здоровье, а понимание придет само собой. За неторопливыми мыслями вы сумеете разобраться, кто друг вам, а кто враг. Обдумаете все до мелочей. А потом вам представится возможность плюнуть на могилы врагов.

– Предпочту сплясать бранль[285] на их могилах…

– Вот и замечательно! – подхватил Тер-Реус. – Но для зажигательного танца нужно иметь здоровое сердце. Или хотя бы сердце, не стремящееся вот-вот лопнуть. Поэтому я назначаю вам…

– Приказывайте, мой генерал, – улыбнулся Ланс. – Я в вашей власти.

– Назначаю вам постель на протяжении десяти дней. Позволяю вставать только по нужде.

– Десять дней не покидать свою каюту? Это хуже тюрьмы!

– Во-первых, мою каюту. – Дар-Вилла указала на топчан у противоположной стены. – Если я вам уступила свою кровать, это еще не значит, что позволю вам выселить меня из каюты. Во-вторых, никто вас не держит под замком. Но, если хотите выжить, вы будете выполнять предписания лекаря.

– Это просто необходимо, – важно кивнул Тер-Реус. – Лежать лучше на спине. Под ноги подложите свернутое одеяло. Будете пить лекарственные снадобья. – Он шагнул к столу, ловкими пальцами переставляя бутылочки. – Отвар боярышника. Пустырник. Мята перечная. Через десять дней, если самочувствие не будет ухудшаться, я позволю вам сидеть. Добавим к травам тысячелистник и руту душистую. Еще дней через десять – прогулки по палубе. Медленные и печальные. Надеюсь, к тому времени, как «Лунный гонщик» ошвартуется у пристани Бракки, вы сможете вернуться к полноценной жизни. Ну, с маленькими ограничениями.

– Это с какими же? – насторожился менестрель, который почти смирился со строгостями грядущего выздоровления, но продолжал ждать подвоха.

– Не есть острого и соленого. Есть поменьше жареного. Совсем исключить жирное мясо. Не пить крепкого вина. Ну, разве что сухого красного в небольших количествах. Высыпаться…

– Хватит, хватит! – воскликнул Ланс, закатывая глаза от ужаса.

– Нет, в самом деле… – проворчала Дар-Вилла. – Вы не видите, что у него сейчас случится второй приступ? Или того хуже, пран Ланс вскочит и бросится за борт.

– Тогда умолкаю. Пран Ланс, будьте любезны, выпейте вот это снадобье и следите за склянками. Я оставлю вам записку, что и когда принимать дальше.

Менестрель неохотно взял протянутую фарфоровую чашку. Опрокинул в рот. Горько, как слезы грешников в Преисподней!