Ладно. Поиграем. И посмотрим, кто кого, будь ты из тайного сыска, или наемный убийца, или…

Альт Грегор ускорился, хрустя свежим снегом под сапогами. Миновал пару кварталов, а потом нырнул в проулок. Если он не пропил остатки памяти, то там должна быть удобная щель между двумя домами. Еще мальчишкой он прятался там от городской стражи после того, как едва унес ноги из пьяной драки в «Аркебузе судьбы» – трактире дешевом, но именно по этой же причине привлекающем всякое отребье.

Точно!

Память не подвела. Ланс втиснулся в дыру, из которой тянул стылый сквозняк. Двадцать пять лет назад он был стройнее – холодная каменная кладка стиснула плечи. Как в могиле. Оставалось надеяться, что неизвестный преследователь выдаст себя до того, как менестрель закоченеет окончательно и не сможет держать оружие в руках.

Пар вырывался изо рта. Чтобы не выдать себя, альт Грегор выдыхал за пазуху, одновременно отогревая руки через перчатки.

Наконец раздался скрип снега под быстрыми шагами.

Ага! Торопишься? Думаешь, упустил добычу?

Не охотился ты в Карросских горах, дружище. Клыкастый барс, почуяв преследование, часто сдваивает след и забирается на скалу или ветвь дерева, нависающую над тропой. Горе тому смельчаку, который не глядит по сторонам, понадеявшись на рогатину.

Дождавшись, когда преследователь поравняется с укрытием, Ланс одним прыжком оказался у него за спиной. Правой рукой обхватил мужчину, не отличающегося крепким сложением, поперек туловища, для надежности прихватив руку, а левой приставил кинжал к горлу у самой челюсти.

– Хочешь жить – не трепыхайся. Молчи, руки подальше от оружия. И дышать будешь через раз. Понял?

Преследователь вытянулся в струнку и замер. Отвечать побоялся и даже кивнуть не рискнул.

– Кто послал тебя?

Человек молчал. Пахло от него мокрой овчиной и чем-то неуловимо знакомым, вкусным, наподобие сдобной выпечки.

Ланс надавил на кинжал чуть сильнее.

– Так кто тебя послал следить за мной? Отвечай. Только негромко.

– Мне велено вам передать, пран…

– Не надо имен. Просто «пран». Договорились?

– Да, пран. Договорились.

– Итак, тебе велено передать мне. Что?

– Приглашение.

– От кого.

– Я… Мне нельзя говорить.

– А если я тебя зарежу?

– Значит, такова судьба.

– Ты не боишься смерти? – удивился альт Грегор.

– Боюсь, пран, очень боюсь.

– Так почему же ты готов пожертвовать жизнью?

– Потому что тогда моя семья не останется без куска хлеба. А если я нарушу приказ своей хозяйки, меня зашьют в мешок и сбросят в залив. А жену с детьми выгонят на улицу побираться.

– Понял. Не лишено смысла. Тогда передавай. Что за послание?

– Вас будут ждать сегодня после третьей стражи.

– Твоя хозяйка?

– Откуда вы?..

– Ты сам проговорился. Продолжай. Я умею хранить тайны.

– После третьей стражи, когда начнет смеркаться, вам нужно подойти к гостинице на улице Храмов. Называется…

– Позволь я угадаю. «Стигматы Святого Трентильяна»?

– Совершенно верно, пран.

– Дальше.

– Дальше вы должны подойти к хозяину гостиницы и показать ему монетку, которую я вам передам. Он проведет вас в комнату. Все.

– Никаких дополнительных распоряжений? Ну, там, прийти без оружия или обязательно трезвым? – ухмыльнулся Ланс.

– Никаких, пран.

– Правильно. Потому что приду в любом случае со шпагой и не откажусь в обед от кружки доброго вина. До третьей стражи еще очень долго.

Посланец молчал, тяжело дыша.

– Кому я мог понадобиться в этом городе? – рассуждал вслух менестрель, не отпуская пленника. – Что за хозяйка? И где меня опознали?

– Не могу знать…

– А я тебя и не спрашиваю. Это вопросы – риторические. Хотя откуда тебе знать, что такое риторика? Где твоя монетка?

– Отпустите меня, пран.

– Еще чего. Где она, я спрашиваю?

– В кошельке за поясом.

– Развязывай тесемки плаща, распахивай его.

Посланец повиновался беспрекословно.

Не отнимая лезвия кинжала от горла пленника, альт Грегор потянулся правой рукой и нащупал у него за поясом кожаный мешочек.

– Там только одна монета?

– Да, пран…

– Тогда кошелек останется у меня. Верну твоей хозяйке.

Ланс резко оттолкнул незадачливого преследователя, набрасывая шнурок-завязку кошелька на левое запястье, а ладонь правой руки опуская на рукоять шпаги.

Щуплый простолюдин с кустистой бородкой блекло-рыжей масти смотрел на него испуганно, но не предпринял ни малейшей попытки схватиться за оружие. Да на нем и не было видимого оружия. Может, нож за голенищем сапога? Да нет, вряд ли… Слишком неумелый и неповоротливый. Или чересчур хороший лицедей.

– Поворачиваешься и уходишь, – приказал менестрель. – Не оглядываясь. Будешь вести себя как послушный мальчик – скажу твоей хозяйке, что ты выполнил ее распоряжения в точности. Нет… Тогда придется соврать ей. Поверь, мне не привыкать. Тебя как зовут?

– Горс.

– Значит, так, Горс. Повернулся и пошел. Я прослежу за тобой. Теперь моя очередь.

Его собеседник закивал, словно в конвульсиях, развернулся на пятках и помчался к выходу из переулка, едва не срываясь на бег. Ланс, и не собиравшийся ни за кем следить, скорым шагом направился в противоположную сторону. К Тележным Воротам он решил пока не ходить. Его могли заметить и опознать либо там, либо увидев в компании с Регнаром. Кстати, заглядывать к магу-музыканту он тоже в ближайшее время не собирался. Заботы Анне ему должно хватить.

Город просыпался. На улицы выходили заспанные горожане и, сливаясь в единый поток, направлялись в сторону цитадели – замка герцога Лазаля.

«Зачем это?» – подумал Ланс и вдруг вспомнил, что его светлость успел еще вчера переселиться в Горние Сады. Значит, сегодня в соборе Святого Кельвеция Страстотерпца состоится траурная церемония отпевания. С утра гроб с телом покойного повелителя будет выставлен посреди храма, а потом начнется богослужение.

Богатые и именитые дворяне будут допущены внутрь, поближе к укрытому золототканым парчовым покрывалом гробу, «крученым» свечам из ярко-желтого воска, толщиной в мужскую руку, курящемуся ладану и суровым, благочинным священникам в белых одеяниях с черно-золотыми скапуляриями[275]. Они услышат все слова молитв до единого, попрощаются с его светлостью. Дворяне из захудалых, разорившихся родов, заезжие наемники благородного происхождения и богатые мещане будут толпиться в притворе – сколько поместятся, остальные займут широкую паперть вместе со всеми ступенями. Чернь – ремесленники, подмастерья, грузчики, моряки, приезжие селяне из окрестных деревень – займет площадь вокруг собора и удовольствуется колокольным перезвоном и отдаленным, доносящимся из распахнутых ворот песнопением. А, ну да! Потом мимо них пронесут гроб с телом его светлости, установят на катафалк, запряженный восьмеркой белых коней, и увезут в усыпальницу, скрытую в подземельях замка.

Лансу до одури захотелось присоединиться к толпе. Внутрь он, само собой, не попадет, хотя имеет право, как последний мужчина в Доме Багряной Розы. Его род – один из старейших в Аркайле. Ну, хоть на паперти потолкаться. Вдруг пройдет она? Реналла из Дома… Теперь он уже и не знает, из какого она Дома. Возможно, никогда и не узнает, если будет действовать разумно и сегодня же покинет город. Но вдруг? Хотя бы издали… Нет, в притвор и на паперть нельзя – придется снимать с головы капюшон, а это более чем опасно. Слишком многие помнят его седоватый хвост до лопаток, бороду с серебристым клоком, насмешливый взгляд, слишком многие осведомлены, от чьей шпаги он носит шрам на правой щеке.

Нет…

Придется прятать оружие под плащом и оставаться среди простонародья. Конечно, там его тоже могут опознать, как та же Анне, к примеру. Но большинству покажется случайным сходство странного бородатого мужика с прославленным во всех двенадцати державах менестрелем. Мало ли похожих друг на друга людей по миру шляется?