— Но здесь немного другое. Человек, которого схватили, который их видел — почему его не убили сразу после того, как пытали? — не унимался Бурый. — Зачем им так рисковать?

— Риска не было, — покачал он головой. — Почти не было. То, что произошло, тупо случайность.

— Случайность… Знаешь, что хуёвого в этих случайностях, Панк? — посмотрел он на него внимательно. — Никогда не знаешь, действительно это так или нет. Что, если они хотели, чтоб Шрам не взорвался?

— Смешно, — без намёка на улыбку ответил Панк. Но поднял руки, видя, что его собеседник уже готов спорить. — Ладно-ладно, хорошо, давай представим, что это было сделано специально. Они его пытали, избивали, а потом оставили умирать. Бросили в багажник, чтоб мы его нашли. Неужели после этого Шрам будет работать на этих уёбков? Да даже полный мудак на такое бы не подписался. На Шраме живого места нет, и будь это так, он тут же бы их нахуй сдал просто ради мести за те же ногти.

— Вот я об этом и думаю. Он бы их тут же за такое сдал. Но вдруг его хотели передать нам с какой-то целью? Вряд ли чем-то подкупили, так как после подобного никто не стал бы на них работать. Но… если только они не настропалили его против нас?

— В смысле, против картеля?

— Да. Или конкретной личности.

— Смысл? — удивился Панк. — Да и каким образом? Смысл ему вдруг ненавидеть тех, кто обеспечивает его бабками и работой?

— Чёрт знает, — покачал Бурый. — Это просто предположение.

— Пахнет конспирологией. Или же ты что-то мне не договариваешь, — посмотрел на него Панк.

— Потому что не обязан, — тут же обрубил тот.

— Тогда и я не могу помочь советом, — пожал он плечами. — Но это бред. Тогда Гильза и Пуля тоже крысы. Они ведь его нашли, верно? Кто сказал, что случайно? Там же огромная свалка, а они так удачно на него наткнулись. Или Гребня? Он вообще какой-то мутный. Или я? Может я всё подстроил, чтоб тебя сместить за то, что ты меня обогнал в прошлом?

— Не знай тебя, воспринял бы это всерьёз, так что аккуратнее, — предупредил его Бурый.

— Просто это показывает, что любого можно подогнать под это. Вспомни, Гребня тоже был на первом задании, он тоже мог сдать Шрама Чеке. И он был на последней миссии, и так удачно получилось, что он выжил. И он неоднократно работал с Фиестой, потому мог иметь к ней какой-нибудь интерес и заранее предупредить. А потом подготовить эту бомбу, что не взорвалась. Ведь Гребня был солдатом, разве нет?

— Ты так это описал, что даже я начал подозревать его.

— Вот именно, — хмуро согласился Панк. — Таким образом любого можно подогнать под подозрения. Пара случайностей, и любой из нас и даже ты уже предатель, который работает против своих же.

— Просто у меня уже паранойя после Фиесты, — пробормотал Бурый, почесав затылок.

— Окей-окей, давай тогда иначе: ты веришь Французу? Он жил с нами в одном дворе, мы его знаем уже с детства, ведь так?

— Ну и?

— Он умеет говорить по душам. Пусть между делом и развяжет ему язык. Будет чё подозрительное и нескладное — тогда уже займёмся этим вопросом плотнее, но чот я сомневаюсь в подобном.

— Француз?

— Ну давай, скажи, что и он связан с этим, — фыркнул Панк.

Бурый задумчиво посмотрел на дверь, где сейчас был Томас.

Мог ли он до чего-то догадаться? Если да, то как? Какова вообще вероятность такого?

Если отталкиваться от начала, то там были одни бабы — это однозначно Бабочки, если только Шрам не ошибся. Даже если и ошибся, то это наверняка кто-то из банд. Куда меньше вероятно, что другой картель, и точно не Соломон, иначе бы он сразу пришёл сюда.

Банды взяли его человека, пытали, а потом выбросили на помойку на переработку, подкинув инфу, как дерьмо на вентилятор. Тут два варианта:

Они действительно думали, что его люди рванут вместе со Шрамом.

Они специально сделали хреновую бомбу.

При втором варианте встаёт вопрос — какова цель? Вряд ли после таких пыток он работает на них. Очень вряд ли. Может тогда раскрыли для него что-то? Но у банд нет никакого компромата на картель, да и на него самого, чтоб Шрам неожиданно воспылал ненавистью к своим. Может Фиеста что-то рассказала, например, пыталась убедить в том, что она невиновна? Но никто в здравом уме в это не поверит, особенно после таких доказательство, что он привёл. Особенно после того, как сам Шрам на неё жаловался и хотел едва ли не застрелить. Она так всех достала, что никто бы в её слова не поверил.

Может сам Шрам что-то понял? Он ведь совсем не глуп. Но как?

Или же всё до банальности просто и всё есть так, как выглядит? Ведь самый простой вариант зачастую самый правильный. И как говорил Панк, они просто оставили Шрама умирать, а Гильза, пустая голова, так дёрнула крышку багажника, что ненароком вырвала детонатор, этим самым спася саму себя и остальных. Просто случайность.

Слишком много вопросов без ответов, и не знаешь, за что хвататься.

Но сейчас, в разгар войны, когда на улицах творится чёрт знает что, разбрасываться просто так людьми было нельзя, как и нельзя было закрыть на это глаза. Сейчас ему требовались все люди, что у него есть, особенно самые верные, а Шрам обладал редким даром для обычного криминала — умом. И пока его неверность или злой умысел не были доказаны, тратить такой ресурс было не просто глупо — опасно.

— Ладно, пусть Француз с ним поговорит по-братски, раскроет ему душу, а там видно будет.

По крайней мере до того момента, пока не закончится война.

Меня отвезли домой только к вечеру, когда отёк на лице пусть и немного, но спал. По крайней мере можно было что-то разглядеть, не раздвигая себе веки, как я это делал в начале, шипя от боли. Пальцы были обколоты обезболивающим и перебинтованы, на сломанные наложили шины. Тело… было вообще всё переколото обезболивающим, антибиотиками и какими-то препаратами, которые должны были снять отёк и заставляли меня бегать в туалет через каждый час, будто у меня старческое недержание.

Меня лечили, как могли. Стоит сказать ради справедливости, что врачи у кланов и картелей были хорошими, пусть их и мало. Всё-таки лечиться все побегут в первую очередь к ним, когда в обычную больницу пойти не вариант — сразу попадёшь под взгляд полиции. Потому их труды неплохо оплачивались, а сами они хорошо обеспечивались всем, что можно было только достать.

Я сомневался, что эти врачи проведут тебе операцию на мозге или позвоночнике, но вытащить пулю и сшить связки, если те порваны, были в состоянии.

— Ну как ты, кислишь?

Мы уже подъезжали к дому, когда Француз, которого направил помогать мне Бурый, в первый раз подал голос. Всё это время я сидел с лицом человека, пережившего душевную травму, и изредка вздыхал. Негромко, но так, чтоб Француз слышал.

— Как мешок, набитый ватой и соломой, — ответил я невнятно. Не потому что лень, а из-за опухших губ, которые свисали шмотьями мяса. — По крайней мере голова не болит.

— Несладко тебе пришлось, — я не стал одаривать его красноречивым взглядом. Лишний раз поворачивать шею не хотелось. — С другой стороны, всё могло сложиться и горче, реши они тебя сразу нашинковать.

— Не знаю, куда ещё хуже того, что они меня засунули вместе с бомбой в багажник машины на лом.

— Могли сбросить живым в мясорубку. Или в котёл с кипящим маслом. Забросить в основание фундамента строящегося здания.

— Короче, кто на что горазд.

— Хорошо, что наша сладкая Гильза иногда по глупости делает полезные вещи.

— Разминирует собой бомбу?

— Не дёрни она так сильно крышку, так оно и было бы. Или открой кто-то из нас его, взлетели бы все на воздух. А здесь так рванула, что вырвала детонатор. Ты должен нашей ватрушке шоколадку.

— Только когда пальцы срастутся.

Меня порадовали тем, что снять с пальцев гипс можно будет через две недели. К тому моменту пальцы хотя бы немного должны будут срастись.

А насчёт бомбы, не думаю, что она взорвалась бы. Ведь по логике я им был нужен, а следовательно, мне ничего не угрожало. А хотели бы меня убить, не стали бы устраивать этот спектакль. Однако вопрос, что делать дальше, всё равно оставался открытым. У меня слишком мало веса для того, чтоб перетянуть на свою сторону людей, да и не пойдут они за молодым. Просто потому что у меня, кроме той репутации мясника, ничего нет, а её недостаточно.