Могу представить, что они видели, так как я сам видел нечто подобное, когда открывал глаза.

Поэтому методика прохождения этой стадии выглядела так: берёшь ступень, потом отдыхаешь месяц или два, вновь берёшь и вновь отдыхаешь. Сама ступень занимала недолго, неделю где-то, однако положенный отдых тормозил всё очень сильно. Оттого полная стадия в восемь ступеней могла занимать примерно от десяти месяцев до полутора лет.

Я не мог позволить себе столько. Ступень в неделю, четыре в месяц — вот так выглядел мой путь, а к остальному как-нибудь да привыкну. Просто никто из них не понимал (ну Гей и вовсе не знал), что то, что я видел, никогда не сравнится с тем, через что я проходил.

Что мне эта искажённая реальность и отвратительные люди, если я касался самого Хоудай. Вот что такое настоящий ужас, что такое кошмар наяву. После того, как я на себе ощутил его преследование и его касание, после каждой сраной ночи, когда этот Хоудай гоняется за мной, что такое эта искажённая реальность?

У меня явно образовался иммунитет к этому дерьму.

А может я уже был частично поехавшим после встречи с ним. Но как бы то ни было, искажённая реальность пусть и сводила слегка с ума, но не критично, и я мог это перетерпеть.

Правда, есть было сложно, так как ощущения были такими, будто я червей жру. Нет, вкус нормальный, да и консистенция, но общее восприятие было таким, что вызывало отвращение под конец вообще всё.

Тут целый героизм был до туалета дойти, чего говорить об остальном.

Но тем не менее я упорно старался пробиться через эти глюки, даже выходя на улицу иногда. Смотрел на людей, дышал свежим воздухом, пытался привыкнуть заново ко всему тому, что раньше меня окружало.

Если я хотел двигаться дальше, то преодолеть это было вопросом выживания. И чем быстрее, тем лучше, так как время-то тикало не только у меня, но и у малышки Ки. А ведь мне предстояло ещё зайти в гости к тому наёмнику, который был как-то связан, судя по всему, с Вьисендо.

Правда, за мной пришли раньше.

Использовать слово «привыкнуть», наверное, было не совсем корректно по отношению к тому, с чем мне приходилось теперь жить. Тут правильнее сказать, научился жить заново со всем тем, что передо мной открылось.

А открылось передо мной очень много.

Не имеет смысла говорить про реакцию, которая стала чуть лучше, чем раньше (она стала чётче скорее), как и не имеет смысла говорить про мою обострившуюся чувствительность. Это всё хорошо, я не спорю, но оно никак не влияет на мою жизнь.

А вот то, как мир преобразился…

Он играл новыми красками, он казался неправильным и жутким, охренеть каким симметричным и самым удивительным — короче, мне даже не пришлось принимать ЛСД, чтобы окунуться в те же прекрасные видения, что и наркоманам.

И мне приходилось с этим как-то жить. Выходить на улицу, кушать, тренироваться и даже общаться — каждое простое действие было ударом по психике. Но я крепился. Для человека, который пережил ужас, да и каждую ночь его видел (нет, я не про Цурико), подобное было посильной задачей.

— Не ожидала увидеть тебя так скоро, — удивилась Рун, когда я вновь появился на пороге её магазина. — Тебе не хватило пилюль?

— Нет, хватило. Просто я пришёл за пилюлями для следующей стадии.

— Для следующей? — она внимательно пробежалась по мне взглядом, после чего покачала головой. — Восемь ступеней… Вижу, ты полностью берёшь каждую стадию.

— Стараюсь, — кивнул я.

— И как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась она.

— Хорошо, — смолк, подумал. — Нет, вру, хреново, очень хреново. Ощущение, будто я в другом мире, отвратительном и жутком, — признался я.

— Ты очень хорошо держишься для того, кто прошёл стадию за два месяца. Обычно люди и народ города обезьян сходят с ума: пускают слюни или бросаются на всех, пытаясь убить. А ты держишься… — Рун подошла ко мне и взяла подбородок пальцами, приподняв моё лицо к себе (она была выше). — Хотя эффект всё равно виден.

— Эффект?

— Глаза, — пояснила она. — Я вижу в них лёгкое безумие, но не то, что обычно появляется у других. Ты крепок разумом, Юнксу. Какая реакция на окружающих?

— А вы лекарь? — полюбопытствовал я.

— Я алхимик, а это выше по статусу, чтобы ты понимал, — гордо ответила Рун, вздёрнув нос и сжав мой подбородок ещё сильнее. — Так есть реакция на других людей?

— Ну… отвращение, скажем так. Я смотрю на них, и они мне кажутся…

— Ненастоящими, неприятными, искусственными, отталкивающими, пугающими — кто проходит эти ступени, испытывает примерно одно и то же, а ты, проскочивший это за два месяца. Не представляю, что должен чувствовать, глядя на нас.

— Ничего хорошего.

— Верю, — Рун всё равно продолжала внимательно всматриваться мне в глаза. — Но на меня реакции нет, даже не вздрогнул.

— Ну… не знаю, как-то отвращения нет, — пожал я плечами.

У меня действительно были вещи, которые не вызывали отвращения. Например, туалет — я был готов сидеть там часами. Или мёртвый голубь на заднем дворе.

— Понятно… — протянула она, после чего отпустила, обернулась и неожиданно взвизгнула, как конченная стерва. — Эй! Ты где возишься?!

В комнату ворвался какой-то смазливый мальчишка, весь нарядный и ухоженный, что мог сойти под девочку, нацепи на него парик. В его глазах я видел лишь безмерную покорность и отсутствие чего-то, что можно было назвать характером. Он сразу же поклонился в ноги Рун, но на её лице было только раздражение.

— Постой на лавке, пока я отойду, — раздражённо приказала она.

— Да, госпожа Рун, — пискляво ответил тот, ещё раз поклонившись в ноги.

Она подхватила меня под локоть и повела к служебной двери, по пути бросив:

— И найди микстуры и пилюли для стадии «Управление сущностью». Запиши на счёт господина Гоя.

— Да, госпожа Рун, — поклонился он ей вслед.

— А мы куда? — поинтересовался я.

— В лабораторию, — ответила она.

Мы прошли через коридор, который для меня выглядел чем-то вроде… не знаю, кишки чей-то или типа того, по крайней мере по ощущениям. То есть я вижу, что обычный коридор, но вот эмоции он вызывал примерно такие.

Комната, куда она меня привела, была заставлена сверху до низу всевозможными аппаратами, которые мне напомнили всякую дребедень из кабинетов химиков. Здесь были и бесконечные колбы, и перегонные аппараты, всякие тарелки и ступки с пестиком, ящички с ингредиентами, банки с плавающей внутри дрянью, травы и прочая утварь для алхимии.

Но, наверное, самым главным здесь была весьма необычная металлическая печь. Я не видел здесь ни одного отсека для дров или трубы. Только маленькое окошко, куда, по идее, надо было ставить готовиться пилюли. Странное изобретение…

И всего этого было так много, что сама комната была очень высокой. Здесь ещё и балкон был вдогонку, чтобы можно было подняться к верхней части некоторых аппаратов, которые были с двухэтажный дом.

Правда, в моих глазах это выглядело пугающе. Я едва поборол желание свалить отсюда.

— Святая святых любого алхимика, — сказала она, видимо, уловив мой бегающий взгляд.

— Зачем мы здесь?

— Выставить счёт Гою, — ответила она. — Чем больше счёт, тем я счастливее. Он ведь оплачивает твой подъём по ступеням. Пусть и это оплатит.

Рун принялась что-то взвешивать на весах и быстро-быстро смешивать, по-хозяйски обращаясь со всей утварью. Было интересно наблюдать за тем, как из сотен всякой утвари она находила именно то, что нужно, явно работая не наугад.

Буквально минут пять, и небольшая склянка отправилась в печь. Ещё пять минут, и Рун протянула мне небольшую колбочку.

— Что это? — внимательно рассмотрел я внутри жидкость дерьмового цвета.

— Это немного успокаивает нервы. Станет легче переносить последствия стадии Познания жизни.

— А Гой мне ничего не сказал, — нахмурился я.

— Видимо, хотел посмотреть, как ты справишься.