А этой опасностью наверняка был этот самый звук.

Вновь начался мозговой штурм. Вновь я перетряхивал, с каждым разом всё медленнее и медленнее, слабее и слабее всё, что знал, и всё, что слышал. Самым важным было то, что читала до этого Ишкуина. Море информации, которую я частично не понимал, но… Что там было? Объект защищает родителя и… он запускает программы. То есть, становится другим. Там были вспышки гнева и жестокости, плюс… нервная активность… Там было про стабильность…

Я почувствовал, как от напряжения из носа потекли две струйки крови. Голова буквально раскалывалась от того, что, помимо всего, что вспоминалось мимоходом, сознание пыталось выкорчевать воспоминания о словах самой Ишкуины. Там было что-то важное, что-то действительно важное, какой-то дефект помимо того, что мы иногда были очень агрессивными… Там было про… активатор… Да, активатор, который срабатывает, когда… у него высокая психическая активность…

Мне показалось, что в голове что-то пиликнуло.

Ответ был найден относительно быстро, стоило просто прекратить себя жалеть и воспользоваться тем, что мне было дано изначально. Не силой, не властью и не пистолетом. Мозгами.

Всё ложилось очень просто — высокая психическая активность. Мы восприимчивы, лишь когда у нас высокая психическая активность, блять!

Этот ответ на вопрос контроля оказался самым тупым, что мог быть, и куда проще, чем я думал. Настолько простым, что даже стало стыдно за то, что я сразу не догадался.

И всё мгновенно встало на свои места.

Разве люди не перестают себя контролировать во время ярости или горя? Впадают в состояние аффекта и не могут себя контролировать? Считай, если у нас в мозгу есть зоны, на которые воздействует звук, такое состояние является самым опасным — мы просто не сможем закрыться холодной логикой, а потом будет всё то же самое, как и сейчас — будем биться в ярости от бессилия, тем самым затягивая на шее удавку.

Туда же идёт и голос, когда я был сильно потрясён или расстроен. Всегда издевающийся, делающий больнее, словно старающийся вывести сильнее из себя. Я становлюсь чувственнее ко всему, только когда эмоционально активен, верно? Почему он издевался надо мной? Вопрос из разряда, почему он заодно с Ишкуиной и участвует в этом цирке — он может это, потому и делает.

Теперь и действия Ишкуины приобрели ясность. Все её действия сейчас не выглядели хаотичными, в них появилась последовательность и логика. Этот фарс с Марией: попытка уколоть побольнее через дорогого мне человека; заставить бросить, чтоб вызвать стресс и ненависть. Как она сказала — этим пигалицам ничего нельзя доверить? Случись так с Марией, брось она меня со скандалом, я бы точно явился к Ишкуине убивать. Не с криками, но с холодной яростью и желанием оторвать голову. А что дальше? Звук этой глушилки, и её квартира становится ловушкой без выхода и входа, верно? А этот спектакль с фотографиями, эти словесные издевательства, попытки сделать побольнее и под конец — вот я, иди сюда, но не хочешь узнать правду?

Всё просто, когда ты понимаешь, чего не хватает в уравнении. Вставляешь, и сразу всё приобретает ясность. И наша ликвидация — армия клонов, которые стали настолько умными, что могут ограждаться от своего поводка и творить, что хотят.

Теперь даже вопрос, что делать, не имел смысла — надо было успокоиться.

Но вот в чём была действительно проблема, так это в эмоциях. Они просто есть, и их нельзя выбросить. Я просто не могу не думать о сёстрах и тех, кто был как они. Не могу не думать о тех детях, которых, скорее всего, закопали в братских могилах. О моих собратьях, которым повезло куда меньше, чем мне — умереть в мясорубке за свободу. О личной обиде с вопросом «За что?». О страхе и неприятии того, что я и не человек. Просто кукла.

Но самое важное — ненависти к Ишкуине. Чистой ненависти и ярости к суке, которая так со мной поступила. Она не давала мне успокоиться и, словно понимая это, дразняще ходила передо мной, улыбаясь своей акульей улыбкой. Да, Ишкуина знала об этой хитрости и специально вызвала на себя такую реакцию. Безусловный рефлекс — она всегда рядом, и я всегда буду её люто ненавидеть. А когда привыкну…

Если бы я не был парализован, меня бы сейчас передёрнуло.

В конечном итоге, я не мог от этого избавиться, так как эмоции и сознание всегда были по разные стороны баррикад. Я мог делать непроницаемое наплевательское лицо, но заставить себя не сгорать от ненависти и не скорбеть о мёртвых просто не мог. Потому что мои эмоции — это и есть я сам.

И всё же… выход был. Поток информации заставлял мозг сворачиваться в трубочку, и я всё меньше ощущал себя здесь. Словно засыпал и не видел сны — вот с чем можно было это сравнить. Ишкуина сказала, что меня может обнулить. Это значит, что моё «Я» перестанет существовать, а с ним перестанут существовать и все эмоции. Останется лишь расчётливый холодный ум без ненависти и страха.

Это была свобода для тела. И это была смерть для меня.

Но если для меня это в любом случае смерть, то почему бы не оставить Ишкуине прощальный подарок?

Я не знал, как можно оставить послание другому я, что будет в этом теле, поэтому решил пойти по самому простому пути. Если в голову можно записать информацию о том, как чистить сраный автомат, то можно записать и сообщение. А оно будет очень коротким и понятным.

«Убей Ишкуину».

Оставшееся время, чувствуя, как засыпает моё я и всё больше сознания погружается во мрак, я повторял всего два слова, вкладывая в них все свои эмоции.

«Убей Ишкуину».

Отпечатывал на подкорке.

«Убей Ишкуину».

И когда последний огонёк потух, когда я… уже не я… в голове пронеслась моя последняя мысль…

«Убей Ишкуину».

Держи напоследок подарочек, сучка…

Ишкуина разгуливала вокруг тела Томаса, которое постепенно теряло своё «Я». Она старалась не пропадать из виду, внимательно наблюдая за его состоянием. Следя за тем, как борется с ошейником хозяин внутри.

Что должно было произойти?

Ишкуина даже не представляла. Да и зачем? Достаточно того, что было в документах. Обнулится его сознание? Отлично! Она сделает себе того, кого хочет! Не обнулится? Ну…

Ишкуина покачала головой в разные стороны, будто отвечала кому-то.

Если не обнулится, она будет всегда рядом. А это значит, что будет вечный ошейник. А когда пропадёт ярость и злость, то там уже и ей вряд ли что-то будет грозить. Так что при любом раскладе всё будет нормально, но стоило сначала дождаться результата и понять, какой из вариантов получается.

Минут десять она ещё ходила вокруг него, словно кошка вокруг сметаны, едва не облизываясь, пока не начала замечать первые признаки потери его «Я». Глаза, до этого пусть и не двигающиеся, становились всё более пустыми и стеклянными, лишёнными души, будто у какой-то полноразмерной куклы. Дыхание становилось всё более спокойным и равномерным. Перестала течь кровь из носа, которая свидетельствовала о повышении давления из-за сопротивления.

Томас перед ней всё больше и больше становился похож на манекен.

— Значит, обнуление… — облизала Ишкуина губы, после чего быстро прыгнула на кровать, дотянулась до тумбочки у изголовья и вытащила большую записную книгу. Открыла, полистала, после чего остановилась на одной из страниц. — Так-так-так… Эй, дружок, хочешь себе новую личность? — радостно спросила она. — Сделаем из тебя настоящего мачо! Или всё же… Нет-нет, только мачо и новая личность.

Идею дать ему развиваться самому Ишкуина быстро откинула. Если до этого она просто хотела трахнуть новую кровь, то теперь у неё появились иные планы — сделать человека под себя. Даже не так, сделать определённого человека.

Но для этого…

Ишкуина решила немного подождать. Всё же с этим спешить нельзя было — будет обидно, если там останется немного Томаса. Он точно даст ей просраться, не говоря о том, что придёт в себя. Тогда точно выебет. И не членом, а черенком от швабры, что её не совсем устраивало. Всё же было бы обидно так глупо ошибиться в самом конце. Поэтому Ишкуина ждала до последнего, пока сам клон перед ней не стал шевелиться — это могло лишь значить, что осталась пустая оболочка, которую заместили инструкции. Теперь там не было того, что требовалось подавить и подчинить. Той части, что имела эмоции. Осталась другая — просто набор знаний с приоритетом подчинения. Кому? Ишкуина предположила, что тому, кто будет отдавать приказы.