— И что? Лучше умру я? Ты к этому клонишь?

— Ты сможешь убить тех, кто хорошо к тебе относится, Томас? — внимательно посмотрел он на меня. — Ты можешь уехать, но ты не делаешь этого. А знаешь почему?

Я махнул головой, говоря, давай.

— Потому что ты не лучше Бурого, что, возможно, использовал тебя. Ты так же будешь жарить людей, что тебе верят, как и он. Ты так же будешь идти по трупам. Ты готов заплатить за это свою цену?

— Я уже заплатил свою цену, — ответил я.

— И заплатишь снова. Бурый заплатил своё матерью за желание обогатиться убийством. Гребня заплатил товарищами за то, чтоб получить лёгкие деньги, и именно поэтому корит себя. Пуля знает, чем может заплатить он, и потому хочет спрятать Гильзу. Мы все заплатили теми, кто лежал с нами на противне.

— А чем заплатил ты, Француз? Матерью?

— Это было до этого, — покачал он головой. — Я заплатил своей девушкой, — и потом уже тише добавил. — Беременной.

Пытается убедить меня ничего не делать и сдаться? Давит на совесть и пытается напугать тем, что всегда приходится платить? Не сказать, что меня это впечатлило.

— Тогда останови меня, — тихо сказал я. — Ты знаешь, что нужно сделать, не так ли? Останови меня и расскажи Бурому о случившемся. Спаси всех.

Он ничего не ответил за те две минуты, что я ждал и пока за окнами плыл Верхний город.

— Что и требовалось доказать. Ты не лучше меня, не желая помирать ради других, и думаешь только о себе. Надеешься, что это пройдёт мимо тебя, что расплатится кто-то другой, а не ты. Нам гореть в соседних котлах, Француз, так как мы оба предатели, мы оба думаем только о себе и оба готовы жертвовать другими. Так что не тебе сейчас здесь петь об ударе в спину.

— Я никого не предавал.

— Уже предаёшь. Ты спрашиваешь, что же вы сделали такого, что можете стать гипотетической жертвой для меня? Тем, что вы убийцы. Вы пришли в этот бизнес и должны понимать, чем это грозит. Не всегда нам убивать и запугивать беззащитных. За большую власть большие требования, Француз. И я настолько же хорошо, как и вы, знаю, что даже за благие поступки надо платить.

— Сколько тебе лет, Томас? — угрюмо спросил он. — Только честно.

Видимо решил зайти с другой стороны. Ладно, попробуй.

— Семнадцать.

— Семнадцать… — повторил он, будто пробуя слово на вкус. — И что ты знаешь о жизни, Томас? Ничего. Ты лишь строишь из себя взрослого, но единственное чего добился, так это стал бандитом.

Смешно это слушать от того, кто сам повяз в криминале по уши.

— Я бы с радостью ответил, что мир меня сделал таким, но это лишь отчасти правда.

— А какова другая часть?

— Я позволил ему это сделать. Дал добровольное согласие.

— Продал душу дьяволу… — хмыкнул Француз. — Стоило это того?

— Да. Пусть я заплатил за это… всем, что у меня было и остался один, однако всё исправил, — пожал я плечами. Боли от этих слов уже не было. Практически. Я смирился.

— Поэтому ты так рвёшься к власти? Что больше никогда ничего не терять и иметь возможность отстоять своё право? Думаешь она тебе это даст? Что после этого всё плохое для тебя закончится?

— В будущем, если представится возможность, мы это и прверим.

И Француз лишь хмыкнул, бросив на меня насмешливый взгляд. Он знал, что я хочу занять место Бурого. Чувствовал это, но не спешил препятствовать. Почему? Потому что трус? Или потому, что боится вновь потерять кого-то? Можно ли винить человека, который думает о себе в эгоизме? Ведь своя рубашка всегда ближе к телу, и жертвовать жизнью ради друзей… так говорят только те, кто ни разу с этим не сталкивался. Друзья становятся чужими людьми, и первое место займут лишь ты и родные тебе люди.

— У тебя есть импульс, Француз? — спросил я.

— С чего ты взял это?

— Каждый раз, когда ты начинаешь разговаривать, лезешь едва ли не в душу, и появляется желание прямо раскрыться тебе. Какое-то полное доверие, будто тебе можно доверить всё что угодно. Даже сейчас, я слишком много сказал тебе и ловлю себя на мысли, что хочу рассказать ещё.

— Это дар.

— Дар?

— Дар Хранительницы Мира.

— Я видел её, — кивнул я. — Женщина со статуей.

— Она одарила людей даром и дала им сил воспротивиться всем невзгодам.

— Рак мы так и не победили.

— Может это наказание, — пожал Француз плечами. — Наказание за то, что мы стали теми, кем стали.

— Тогда кто создал рак, если она дала дар?

— Спроси тех, кто в этом смыслит больше. Например, у жриц Хранительницы Жизни. Их храмы везде есть, даже здесь.

— Не видел ни разу, если честно.

— Видел японские храмы, где складывают ладоши вместе, молятся, дёргают за верёвки, ударяя в колокола? Он выглядит примерно схоже. Только архитектура не японская, внутри дома стоит статуя, к ногам которой надо бросать деньги. Там же можно помолиться.

— Верующий? — покосился я на него.

— Жена. Она не верит ни в Священный свет, ни в Христа, ни в Будду. Только в Хранительницу Мира.

Я поймал себя на мысли, что вновь разговариваю с Французом обо всём, будто ничего между нами и не происходило. От него буквально исходило это тепло, создающее доверительные отношения, из-за которых хотелось говорить, раскрывать душу и даже раскаиваться.

— Много людей с этим даром?

— Не знаю. Вещь не частая, и многие не признают её существование. Так что даже если обладает им человек, он может даже не знать об этом.

— И как тогда понять наличие или отсутствие этого самого дара?

— Почувствуешь.

— У Фиесты был дар?

— У Фиесты? Не знаю, не замечал никогда. Ты можешь и не заметить, если он какой-нибудь неявный.

Например, раздевать людей взглядом.

Верил ли я в дар? Учитывая мой опыт, обстоятельства и то, что я испытывал, то… скорее да, чем нет. Хотя столкнулся с этим вообще в первый раз и никогда о подобном не слышал, влияние, довольно странное, всё же на себе ощущал и объяснить никак иначе логически просто не мог. Будь Француз импульсником, он бы хоть что-то умел, раз может пробивать естественные энергетические барьеры человека и влиять непосредственно на сознание. Для этого нужны силы. Но он ничего не умеет, а влиять может. К тому же, ведьмы говорили, что Фиеста тоже способна чувствовать, от чего я склонен поверить в дар.

Да и как тут не поверишь в подобное, когда по городу бегают оборотни с ведьмами?

Но если это так, то получается, что импульс не единственное, чем могут влиять люди на других без физического контакта.

Сколько техник я теперь знал? Я имею ввиду тех, что обычный человек может использовать. Импульс, уже известная сила. Дар, что просто как аура. И магия, о которой говорили ведьмы, утверждая, что она действительно существует. Не буду отрицать, пусть доказательств мне так и не привели.

Интересно, чем отличается магия от импульса, если она вообще существует?

Мы продолжали неспешно колесить по Верхнему городу, оглядывая окрестности и достопримечательности этого района.

А осматривать было что: разница с Нижним была просто колоссальна, будто ты оказался в совершенно другом месте или даже стране. Если Нижний был каким-то невысоким, но большим городом гангстеров в стиле нуар, то Верхний был едва ли не олицетворением настоящего мегаполиса с небоскрёбами наподобие Токио, Нью-Йорка, Сингапура и других городов, которые вот-вот переступят порог в будущее.

Две противоположности одного города.

Что касается города, то сам Сильверсайд был по своим меркам огромным. Не какой-нибудь китайский город в восемьдесят тысяч квадратных километров, естественно, но достаточно крупным, чтоб вмещать в себя миллионы человек. Его интересные размеры ещё были обусловлены и тем, что он растянулся вдоль берега. И если поперёк он был всего-то около километров двадцати пяти плюс-минус, то вот в длину занимал едва ли не в три раза больше. Даже, как пример, от моей школы до школы Сины было около десяти километров, может двенадцать, примерно так.