А ещё я могу точно сказать, что завтра город будет едва ли не перекрыт после всего случившегося. Полиции будет столько, что даже вздохнуть будет тяжело. А значит, нам нужно немного новое место для дислокации.

Первым делом был звонок Сирени, чтоб выяснить, где она. Ответила она не сразу, и ответ меня не обрадовал. Её хрипы на другом конце были настолько отчётливыми, что я сначала и не узнал её. А заплаканный голос заставил вообще покрыться холодным потом, потому что я сначала подумал на самое плохое.

— Тара… Хранительница милосердная… Тара, меня подстрелили… — всхлипы, — блин… как же больно…

Я слышал чей-то плач на заднем фоне.

— Как сестра? С ней всё в порядке?

— Да, всё хорошо, я забрала её… но… как же больно…

— Ты сейчас на колёсах?

— Нет… Мы… мы пешком шли, машину бросили, ей двигатель пробили… Тара, ты должен заехать за нами, я не смогу идти, мне задело ногу.

— Автоматы с тобой?

— Да, я взяла… — всхлип, — их с собой. Где ты?

— Ты где? — задал я встречный вопрос.

— Комарова. Мы спрятались в коллектор… тут… такая большая коробка бетонная… — на заднем плане детский плачущий голос звал Сирень по имени, и она на мгновение отключила связь. Вскоре вновь появилась. — Мы здесь спрятались, люди Стрелы здесь были, как ты и говорил… он… что происходит?

— Я заеду, ждите, — я отключился, чтоб больше не отвлекаться на неё.

Расположение улицы я примерно представлял. К моему счастью, это располагалось не в этой части города.

Почему к моему счастью?

Потому что эта часть сейчас будет перекрыта полностью, как, собственно, и было сделано с моим районом. То, что в городе устроят полный локдаун, я очень сомневался — людей не хватит, да и ситуация не та.

Плюс пригнать сюда дополнительных полицейских из других городов потребует времени, а пока им придётся справляться своими силами, мотаясь то туда, то сюда. Мы должны были успеть закончить всё до того, как весь город наводнят полицейские.

Я не раз слышал про войны кланов и иногда домов между собой, видел по телевизору, и там перестрелки бывали в сто раз хуже. Единственное, что делали при таких событиях, так это увеличивали количество постов, которые можно избежать спокойно. Особенно когда за рулём девушка с ребёнком.

Оставалось надеяться, что и здесь они не будут сильно усердствовать.

Вновь я ехал задворками, очень часто припарковывая машину и давая проехать патрульным экипажам мимо. Из-за этого моя скорость передвижения была очень низкой, пусть и быстрее, чем пешком. В это время по радио сообщали, что до сих пор перекрыт почти весь центр и все выезды из города, включая объездные и просёлочные дороги. А над городом теперь курсирует полицейский вертолёт. Если так продолжится, то это будет лишь вопросом времени, когда меня схватят.

Пока я крался по городу, успел позвонить и своей семье. Сначала сестре, но она не брала трубку. А потом уже и отцу, буквально скрипя сердцем, потому что меньше всего я хотел звонить именно ему.

Но желание узнать, что с моей мамой, было куда выше всего этого меркантильного бреда.

— Лапьер слушает, — холодный, практически непроницаемый голос папы меня пробрал до костей. Теперь я понимаю, как он общается со всякими отморозками.

— Па, это я, — тихо ответил я. — Нурдаулет.

Молчание. Такое долгое, что я даже посмотрел на телефон Малу, не отключился ли он.

— Стоит ли мне спрашивать о том, что ты делал сегодня днём и вечером? — спросил он меня.

Голос его был человека, которого уже почти раздавили. Я никогда не слышал от него подобного. И резкий перепад от холодного непроницаемого голоса до такого подействовал на меня слегка… шокирующе.

— Не стоит. Думаю, ты и сам всё понял, — негромко ответил я и остановил машину среди других на обочине, чтоб не отвлекаться от разговора. — Я звоню по поводу мамы.

— Ты был там, — его голос был как у обречённого человека, который только что разочаровался в жизни.

— Я хотел вывести её и… я не успел. Вызвал скорую и убежал.

— Убежал… — выдохнул он в трубку. Замолчал опять.

— Пап…

— Ты доволен? Доволен тем, что сделал? — спросил он. Па не был ни злым, ни рассерженным, просто спрашивал, словно хотел узнать моё мнение.

— Ещё ничего не кончено, — пробормотал я неуверенно. — Я могу ещё всё исправить.

— Исправить? — устало хмыкнул он. — И что же? Натали легла в неврологическое с реактивным психозом, Наталиэль умирает под капельницами, Роза в реанимации в крайне тяжёлом состоянии с простреленным лёгким, и неизвестно, доживёт она хотя бы до завтра или нет. А мой сын воюет против клана и дома. А тайное рано или поздно становится явным, так что ясно, к кому придёт тот же дом.

— Это…

— Можно исправить, — рассмеялся он в трубку. От его смеха у меня перехватило дыхание. Казалось, что сейчас истерика будет и у меня. Но он справился, удержался, он был крепким человеком. — Что ты ещё хочешь исправить, Нурдаулет? Просто скажи мне.

— Но ты же сам сказал, что ради семьи надо идти на всё! Или лучше сидеть, как вы?! Я почти смог! У меня почти получилось, если бы не эта машина! И получится снова!

Молчание. На этот раз очень долгое. Практически бесконечное.

— Понятно… Я так хотел не замечать это, надеяться, что всё хорошо, но… это моя вина. Надо было не верить в сказки о чуде. И не закрывать на это глаза…

— У меня почти получилось…

— А теперь? Тоже почти?

— Я делаю это ради семьи, — упрямо ответил я.

— Я не сомневаюсь, — вздохнул он. — Но есть кое-что важное. Есть принципы, есть…

— Плевать на них! — не выдержал я, перебив его. — Неужто они тебя волнуют больше всего?! Даже сейчас, когда всё так херово?! Эти все принципы и правила?! Ты не можешь их нарушить даже ради семьи?!

— Но как тогда понять, идёшь ли ты в верном направлении?

— Идеалы, принципы и вера — лишь пустой звук.

— Вот оно как… Значит, так ты считаешь? — вздохнул он.

— Разве не ты сказал, что ради семьи надо идти на всё и именно она является самым важным в жизни? И если необходимо, то надо сделать всё, что в твоих силах, ради неё?

— Я… понятно… — по голосу казалось, что он сдался. — Но даже так, иногда кого-то уже не спасти. Кому-то придётся… пройти через это.

— О чём ты? — не понял я.

— О Наталиэль, — ответил он. — Как говорят в домах, жизнь за жизнь… ты понимаешь это? Одна жизнь оплачивает другую. Когда дело доходит до такого, выхода уже не будет.

— Если понадобится, пусть будет так, — бросил я. — Завтра я вернусь. Вернусь с деньгами, которые помогут нам и спасут Наталиэль. И ма. И вообще всех.

Он долго молчал. Молчал и я, не зная, что сказать. Не хотел грубить, но просто не выдержал. Нервы потихоньку горели синим пламенем и хотелось от всего этого забиться под кровать и кричать в подушку. Кричать долго, протяжно, чтоб в голове, да и в душе стало легче. Я устал. Всего сутки, а я чувствовал усталость, словно прошёл год. Не помню, чтоб даже за три месяца так уставал. Хотелось просто лечь, закрыть глаза и проспать неделю, просыпаясь только ради того, чтоб поесть да сходить в туалет. Наверное, так и поступлю, когда всё кончится.

— Ты прав, — наконец раздалось в трубке, от чего я даже немного вздрогнул. Кажется, я начал немного засыпать.

— Что?

— Если ты уже всё решил, я не буду тебя отговаривать. Если веришь, что надо идти ради семьи на всё и чем-то жертвовать… — он то ли вздохнул, то ли всхлипнул, но дальше голос был спокойным, к какому я и привык, — тогда делай как считаешь нужным. Сделай всё так, чтоб тебе было не стыдно за свои поступки и как сам считаешь правильным.

Вот так просто. Я даже не ожидал подобного ответа, от чего мне стало немного… странно… если так можно выразиться.

— Послушай…

— Ты хотел услышать это, не так ли? Услышать слова поддержки? Я не могу сказать, что горжусь твоим выбором, но… Но и отговаривать тебя не будут. Потому решать тебе, Нурдаулет. И как вижу, ты уже решил для себя всё. Возможно, ты действительно прав и мне стоит к тебе прислушаться.