– Да, но мы знаем, что это, вероятно, не так. А Нан в этом твердо уверена. Я сказал ей, что подумаю.

Джейн рассудила про себя: да, Эдвард человек способный, образованный, с виду властный, но на самом деле он уступчив и слаб. Похоже, своевольная Нан уже вертела им как хотела. Если бы это зависело от нее, Джейн не допустила бы, чтобы мальчиков оставили без наследства. Они и без того уже достаточно пострадали, лишившись матери.

– Обдумай все хорошенько, – уговаривала она Эдварда. – Поступи по справедливости.

Брат и сестра направились к теннисным кортам. Навстречу им шел дородный темноволосый мужчина в длинной черной накидке. Джейн узнала тяжелое лицо и недобрые глаза мастера Кромвеля, одного из самых могущественных людей при дворе. После падения кардинала Уолси ему удалось стать главным советником короля. Он поддерживал Анну, и Джейн несколько раз видела его гостем в апартаментах королевы.

– Сэр Эдвард. – Мужчина слегка поклонился.

– Мастер Кромвель. Позвольте представить вам мою сестру Джейн, она фрейлина королевы.

Кромвель снова поклонился и очаровательно улыбнулся Джейн. Она улыбнулась в ответ.

– Примите мои поздравления, мастер Кромвель, с назначением на должность главного королевского секретаря, – сказал Эдвард.

– Благодарю вас, – отозвался тот. – Это большая честь, надеюсь, я оправдаю доверие его милости. – Он кивнул и пошел дальше.

– Кто бы сомневался, – пробормотал Эдвард. – Везде запустил свои лапы; даже кардинал Уолси не обладал такими способностями. От каждого пирога отхватил по куску. Личный советник, канцлер казначейства, хранитель сокровищницы, а теперь еще и главный секретарь!

– Он любезен, – сказала Джейн.

– Да, он весел, приветлив и щедр, устраивает веселые застолья, окружен толпой обожателей и просителей. Но я тут чувствую жестокий прагматизм; под его очарованием прячется твердая сталь. Говорят, мастер Кромвель – уши и разум короля и что его милость полностью доверил ему управление королевством.

Джейн тоже слышала разговоры об этом.

– Но правит все же король?

– Ах, но его волю приводит в исполнение Кромвель. Порвать с Римом решил король, но осуществил реформу Кромвель.

Они спустились по ступенькам к реке и продолжили прогулку по пристани. Впереди промелькнул король. Он сошел с барки и двинулся во дворец. Придворные накинулись на него, как саранча, каждый со своим прошением.

– Не стоит недооценивать мастера Кромвеля, – сказал Эдвард. – Говорят, у него шпионы повсюду.

– Придворные дамы королевы не любят его.

– Меня это не удивляет, – пожал плечами Эдвард. – Аристократы презирают его за низкое происхождение, но завидуют и боятся.

– Королева благоволит к нему. Называет своим человеком.

– Разумеется. Они поддерживают одни идеи – главенство короля, религиозную реформу, перевод Библии.

Брат с сестрой поднялись по ступенькам в сад, и Эдвард оставил Джейн у дверей в апартаменты королевы.

– Никому не говори о нашей беседе, – сказал он.

– Ни к чему напоминать мне об этом. – Она улыбнулась. – Если шпион может прятаться в кустах или за гобеленом!

Посланцы короля разъехались по стране, чтобы привести к новой присяге всех, кто занимал должности на службе государству, и, разумеется, всех тех, чья лояльность находилась под вопросом. Джейн видела, что королева находится в напряжении, ожидая, не поступят ли отчеты о выражении недовольства или каких-нибудь публичных протестах, но почти никто не возмущался.

Дать новую клятву отказались немногие. Епископ Фишер был среди них, что неудивительно, а сэр Томас Мор, этот добрый и мудрый человек, отказался сделать это дважды. Обоих препроводили в Тауэр. Многих людей это разозлило, но еще и напугало. Анна была права: наказание, назначенное Фишеру и Мору, заставило умолкнуть языки, которые могли бы воспротивиться творящемуся в королевстве насилию. Джейн чувствовала, что теперь не может доверить свои мысли или душевные сомнения никому, даже братьям или подругам. Двор стал опасным местом, где невозможно было догадаться, кто наушничает.

Но не все оказались такими слабыми, как она. Сердце Джейн запело при известии, что Екатерина отказалась присягать. Однако ликование длилось лишь до тех пор, пока Джейн не осознала, к чему это может привести ее любимую госпожу. Каждый день она молилась, чтобы король не заточил Екатерину в Тауэр. Все говорили, что добрая королева не совсем здорова и не вынесет заключения, но разве не этого добивался король? Разве не он замуровал ее в сыром, непригодном для жизни доме?

После нескольких недель беспокойства Джейн начала надеяться, что Екатерину не подвергнут суровому наказанию. В разгаре лета бывшую королеву сослали еще дальше от Лондона – в замок Кимболтон, о котором леди Ратленд сказала, что это хорошо обустроенный дом. Даже если Екатерине придется жить там под домашним арестом, комфорт ей обеспечен. Это уже неплохо и, даст Бог, здоровье злосчастной узницы улучшится.

Однако петля затягивалась. Анна с превеликим удовольствием сообщила своим дамам, что отныне любой, кто скажет или напишет что-либо, ставящее под сомнение или умаляющее законность брака между ней и королем или порочащее его наследников, будет объявлен виновным в государственной измене.

– Которая карается смертью, – триумфально завершила она.

Джейн не поднимала глаз. Безумием было бы выдать выражением лица свое неодобрение услышанного. Она не обладала храбростью Фишера, Мора или Екатерины. В любом случае какое влияние могло оказать мнение деревенской девушки, какой она, в сущности, и была, на грандиозные перемены, которые претерпевала Англия?

Анна раздалась вширь из-за ребенка и стала нервной. Она часто говорила о своей уверенности, что это будет мальчик, новое воплощение своего отца. Король часто навещал супругу и обращался с ней так нежно, будто та была сделана из стекла.

Однажды теплым июльским вечером Анна встала и потерла поясницу.

– Думаю, принц на пути к нам, – сказала она и слабо улыбнулась своим дамам. – Это случилось раньше, чем я предполагала. Мне следовало раньше удалиться в свои покои.

– Вашей милости нужно лечь, – посоветовала старая няня Анны миссис Орчард.

– Я бы хотела, чтобы здесь была моя сестра, – сказала Анна, так как Мэри Кэри уехала домой на лето, чтобы побыть с детьми, и запоздала с возвращением. – И моя мать. О-ох, вот опять! – Она поморщилась. – Да, пожалуй, мне лучше лечь, хотя в прошлый раз схватки было легче терпеть стоя. Леди!

Все придворные дамы встали и проводили королеву в спальню, а Маргарет Дуглас поспешила сообщить королю о происходящем.

Джейн и остальные фрейлины остались стоять, где были. Незамужним женщинам не полагалось присутствовать и помогать при родах. Но они слышали крики Анны, которые становились громче и надрывней по мере того, как вечер переходил в ночь. Леди Маргарет сидела с ними, потому что сама была не замужем. Все нервно переглядывались, зная, что когда-нибудь им тоже придется терпеть родовые муки.

– Король сказал, что будет ждать новостей в своих личных покоях, – в третий раз повторила Маргарет.

Ни одного мужчину, даже врача, не допускали к королеве во время родов, и Джейн полагала, что это очень мудрое правило, потому что какая женщина захочет, чтобы в такой момент ее видел мужчина?

Крики стихли. Девушки снова переглянулись. Не прошло и двух часов! А потом они услышали жуткий вой загнанной в угол лисицы. Это была королева. Джейн застыла.

– Послать за королем? – нервно спросила Марджери.

– Я пойду, – сказала леди Маргарет и умчалась.

Завывания и причитания продолжались. Фрейлины в трепете ждали, понимая: случилось нечто ужасное.

Крики Анны стихли, когда они услышали звук приближающихся шагов. Двери антикамеры распахнулись, и церемониймейстер провозгласил:

– Дорогу его величеству королю!

– Король! Король! – закричали женщины внутри.