Джейн поняла, почему Гарри не получил более высоких должностей. Он был по натуре добрым и прилежным, но ему недоставало способностей, амбиций и воли к дальнейшему возвышению.

Джейн ожидала, что следом вызовут отца и Томаса, но, очевидно, раздача милостей на этом завершилась. Родственники и друзья Эдварда столпились вокруг него с поздравлениями. Среди них были Шапуи, Брайан и Кэри. Кромвель стоял немного в отдалении и благосклонно взирал на происходящее. Джейн встала и спустилась с помоста, чтобы обнять брата и разделить общую радость.

Вечером, когда они с Генрихом остались вдвоем в освещенной свечами спальне, Джейн поблагодарила супруга за щедрость к ее родным.

– Это не больше того, что они заслужили, – ответил он и повернулся к лежавшей в постели жене. – Вы, наверное, удивляетесь, почему я не оказал почестей Томасу. Вот что, Джейн, он молод, горяч и пока не готов к высоким должностям. Если он остепенится и будет вести себя хорошо, то в будущем может получить преференции.

– Вы правильно его оценили. – Джейн улыбнулась. – Но есть кое-кто, Генрих, для кого я бы смиренно просила вас о небольшом знаке вашего уважения, и это мой отец.

Некоторое время Генрих молчал.

– Вы должны были заметить, дорогая, что он очень болен и не годится ни для какой службы.

– Я знаю. И тревожусь за него. Кажется, ему не становится лучше. Моя мать понимает это, но не подает виду.

Генрих притянул ее к себе:

– Хотите, я попрошу своих докторов, чтобы они осмотрели его?

– Вы очень добры, но он не признает, что болен. Мы об этом даже не упоминаем.

– Тогда я не знаю, что вы можете сделать, – тихо проговорил Генрих; Джейн заплакала, и он крепко прижал ее к своей широкой груди, а потом в нем вспыхнуло желание, и хотя кровотечения у нее еще не прошли совсем, она позволила ему осушить поцелуями свои слезы и заняться любовью.

Потом они лежали, обнявшись, и Джейн собралась с духом. Настал ее момент.

– Генрих, вы собираетесь начать процесс против леди Марии?

Она почувствовала, как он напрягся.

– Да, Джейн.

– Я прошу вас не делать этого. Я вас умоляю!

Он отстранился от нее:

– Джейн, вы, должно быть, не в себе. Она совершила измену, отвергла все разумные доводы и нарушила свой долг передо мной. Таких бессердечных дочерей свет не видывал!

Джейн ничего не сказала. Она лежала и пыталась унять сердцебиение. Теперь не время настаивать на своем.

– Не вмешивайтесь в это, дорогая, – сказал Генрих. – Я не хочу ссориться с вами. Господь свидетель, мне хватило перебранок с Анной!

– Простите, если я заговорила не о том. Я надеялась, что леди Мария сможет вернуться ко двору и составит мне компанию.

– Вам известно, что я не могу допустить этого, пока она не признает брак своей матери кровосмесительным и незаконным.

– Ей трудно сделать это, Генрих.

«Даже если так, почему бы Марии не выполнить желание Генриха ради собственной пользы? – подумала Джейн. – А потом она могла бы попросить отпущения грехов».

Генрих дотянулся до ее руки:

– Я знаю, в вас говорит доброе сердце. Но, Джейн, я намерен просить своих судей начать процесс в соответствии с законом.

– А что скажут люди, если вы это сделаете? Как же император и новый союз?

– Как поступать с собственной дочерью – это мое дело! – рявкнул он, не сдерживая гнева. – И вы, мадам, лучше не лезьте в дела, которые вас не касаются.

Это было как пощечина. Джейн изо всех сил старалась не расплакаться.

– Прекрасное завершение такого особенного дня, – тяжело дыша, сказал Генрих.

– Да, – согласилась Джейн. Извиняться она не стала.

Ночью он овладел ею снова, не сказав ни слова любви, зато с особой властностью, будто хотел показать, за кем первенство в их браке. После этого она тихо плакала в подушку. Однако утром Генрих снова стал любящим супругом, и надежда возродилась в сердце Джейн. Королева сказала себе, что со временем, если действовать умело и осторожно, ей удастся обыграть его.

Повидаться с сестрой пришел Эдвард. Они уединились в ее кабинете.

– Кромвель всячески обхаживает и запугивает Марию, чтобы та покорилась воле короля, – сказал он.

– Я знаю. – Джейн передала ему содержание своей беседы с Кромвелем.

– Шапуи опасается, что господин секретарь не поддерживает ваших надежд на ее восстановление в правах на престол, а совсем наоборот.

– Он разделяет эти надежды, уверяю вас.

– Примирения с Римом не будет.

– Я знаю, – печально сказала Джейн. – Устранение Анны не изменило отношения короля к разрыву с папой. Меня это печалит, а вы, полагаю, не будете сожалеть о том, что Англия останется в схизме?

– Лично я – нет, но нам нужен союз с императором. Это пойдет на благо торговле, и император поддерживает тебя в качестве королевы. Иметь влиятельных друзей за границей – это большое преимущество. Нет, Джейн, я за реформы, ты это знаешь, но я и за нас, Сеймуров. Норфолк покинул двор, над ним нависли тучи. С его отъездом наша звезда взойдет еще выше. Нам не нужен Кромвель!

– Нужен, Эдвард. Он нужен нам, чтобы спасти принцессу от нее самой.

1536 год

Поздно вечером к Джейн пришел Кромвель. Он выглядел усталым и без промедления перешел сразу к делу:

– Вашей милости будет приятно узнать, что королевские судьи не выказывают охоты затевать процесс против леди Марии. Они предложили его милости, вместо того чтобы судить ее за измену, предложить ей подписать бумагу с признанием его главой Церкви и брака матери кровосмесительным и незаконным. Это наилучшее решение, и я убедил короля согласиться, что было нелегко. – Он вытащил платок и стал утирать вспотевший лоб. – Его милость сильно разгневался. Заявил, что по рождению мне не положено вмешиваться в дела короля. – Кромвель улыбнулся со скорбной самоиронией. – Он назвал меня проходимцем и негодяем, стукнул меня по голове и выставил с заседания Тайного совета. Я, мадам, уже сожалею, что предложил леди Марии свою поддержку. Боюсь, я поставил себя в сомнительное положение и меня могут обвинить в покрывательстве измены.

Джейн сочувственно покачала головой:

– Я уверена, король не зайдет так далеко. Он знает, что вы принимаете его интересы близко к сердцу, и любит вас.

– Надеюсь на это, мадам. Надо относиться к подобным испытаниям с юмором и терпением. Оплеуха – невысокая плата за удачный исход всего дела.

– Значит, вы не оставите Марию? – с тревогой спросила Джейн.

– Нет, мадам. Но сегодня я отправил ей документ, который она должна подписать, с дипломатичным письмом, сочиненным с прицелом на то, чтобы заставить ее уступить. Если бы вы прочли его, то подумали бы обо мне очень плохо, а мне не хотелось бы вызывать неприязнь у такой милостивой дамы. – Он отвесил Джейн изящный поклон. – Вот почему я пришел к вам объясниться.

– Что вы написали? – Джейн была заинтригована.

Кромвель немного помедлил с ответом:

– Я упрекнул ее за неприличное для дочери противостояние с отцом. Сказал, мне стыдно за то, что я вел с ней дружеские разговоры, но еще больше я боюсь из-за того, что сделал для нее. Я сказал ей, что с такой блажью в голове она навредит самой себе и всем тем, кто желает ей добра. Я написал – простите меня, мадам, – что считаю ее самой упрямой и строптивой женщиной на свете и рискну содействовать ее примирению с королем только в том случае, если она подпишется под всеми статьями. Я предупредил ее, что в противном случае не смогу дать ей надежду избежать отцовского гнева и всегда буду думать о ней не иначе как о самой неблагодарной по отношению к такому милостивому отцу дочери. – Он замолчал. – Вы понимаете, почему мне пришлось написать это. Не только она должна была увидеть ошибочность своего поведения, но и король должен был увидеть письмо. Я не мог допустить, чтобы меня посчитали другом леди Марии.