Маркел молчал. Да и чего тут уже говорить, когда было ясно, что Щелкалов приехал за ним и посылает его в Вымь, а там за Камень в Югру к этой ведьме! Как теперь домой идти и что Параске говорить?!

– А теперь вот что, – сказал князь Семён. – Даю тебе два дня на сборы. Соберёшься, приходи, отправим.

Маркел поклонился боярам, развернулся, надел шапку и пошёл к двери. Шёл, думал: да чтоб вас…

Маркел вышел из приказа и пошёл домой. А жил он, как и прежде, у князя Семёна на заднем дворе, в подсоседях, взойти по лестнице – и третья дверь по ходу. А Параска с Нюськой жили во второй. Нюська была красавица, уже почти на выданье. Ну а Гурий Корнеевич, Нюськин родитель, в прошлом году наконец (прости, Господи!) сложил голову за веру православную в недоброй памяти местах. От ногайской сабли принял смерть. Параска выдержала траур, а после прорубили дверь из Маркеловой светлицы в их светлицу, сговорились честь по чести и венчались. Хотя какое там венчание, когда уже и Нюську пора замуж выдавать, да и у самой Параски под сердцем было уже тяжко. Вот какая она, жизнь, думал Маркел, идя домой, уже десять с лишком лет прошло как он сюда приехал из Рославля, привёз дяде Трофиму дачу, дядя Трофим дачу принял, они сели выпивать, закусывать, а тут как загремят колокола, как набегут стрельцы, дядя Трофим схватил саблю, Маркел поправил в рукаве кистень – и началась она, служба на новом месте.

А теперь оно уже не новое! Подумав так, Маркел вошёл через ворота на князя Семёнов двор, прошёл налево, повернул за службы, поднялся на крыльцо, вошёл в третью по ходу дверь, в сенях снял шубу, шапку и вошёл в светлицу. Параска сидела на лавке и вставать не думала. Маркелу это не понравилось, но он смолчал. Параска спросила:

– Чего такой хмурый? И чего так рано?

– А ты что, не рада? – строго сказал Маркел, садясь к столу.

– На тебя глядя будешь рада! – язвительно ответила Параска. И тут же ещё спросила: – На службе что-нибудь стряслось?

– У них всегда всё трясётся, – сердито ответил Маркел.

И посмотрел на стол, а после осмотрелся. Параска, вздохнув, поднялась, пошла к печи и стала собирать на стол. Маркел молчал, позыркивал. Параска налила болтухи, Маркел взялся есть. Параска, помолчав немного, вновь спросила:

– Ну так что у вас там приключилось?

– Не велено рассказывать, – сказал Маркел.

– Ой-ой! – насмешливо воскликнула Параска. – Не смеши! Или тебя за волосы таскали, и ты вспоминать теперь про это не желаешь?!

– Никто меня не таскал! – ответил Маркел со злом. – За что меня таскать?! Я на службе всегда первый! Я за десять лет ни одного дела не профукал. У нас всегда как чуть что, сразу ко мне: Маркел Петрович, Маркел Петрович!

И он даже ударил ложкой по столу, для крепости. Параска покачала головой, сказала:

– Это так. Да только что в этом хорошего? Если у них вдруг какая беда откроется, они кого призовут? Ведь тебя!

Маркел не сдержался и сказал:

– Уже призвали.

– Куда? – с жаром спросила Параска, а сама схватилась за живот.

Маркел посмотрел на Параску. Живот у неё был ещё как живот, незаметный. Параска, помолчав, опять спросила:

– Так куда тебя призвали?

Маркел, откашлявшись, сказал:

– Опять в Сибирь, только теперь в Югру. Золотую Бабу изловить, забить в железа и сюда доставить.

– Кого-кого? – недоверчиво переспросила Параска. – Золотую Бабу?

Маркел утвердительно кивнул.

– Ох, – только и промолвила Параска и побелела как снег. Потом сказала: – Они что, совсем очумели? Зачем она им?!

– Значит, нужна, если требуют, – уклончиво сказал Маркел. – И чего ты так перепугалась?! Кто она такая, эта Баба?!

Параска помолчала, а потом ответила:

– Простой ты у меня, доверчивый. А злые люди этим пользуются. Ведьма она, вот кто эта ваша Золотая Баба! Она тебя сперва засушит, а после сожрёт. Она всех сушит и всех жрёт.

– Как это сушит? – не понял Маркел.

– А как бабы сушат мужиков? – злобно воскликнула Параска. – Вот так и она тебя засушит! Но не сразу. Может, будет год сушить, а может, два… А как засушит, так сразу сожрёт. Потому что она ведьма самоедская, а самоеды жрут людей. Ты что, и этого не знал?!

Маркел подумал и сказал:

– А мне сказали, что она не самоедская – вогульская.

– Она и вогулов жрёт, и остяков, и самоедов. Всех! И так и тебя сожрёт. Но сперва засушит!

И тут Параска замолчала, а по щекам у неё потекли слёзы. Маркел сунулся их утирать, но Параска его оттолкнула. Маркел улыбнулся и назвал её касаткой, но она перебила его и велела молчать. Маркел полез обниматься, а она пнула ему в нос. Но Маркел стерпел и это. А как иначе?! Баба же на сносях, что ни скажет или что ни сделает, ничему нельзя перечить. Но и не слушать же такое целый день! Маркел встал, утёрся и ушёл за загородку. Разулся, лёг, слышал, как Параска вышла в сени и как после бухнула входная дверь. Маркел лежал, смотрел в потолок, вспоминал князя Семёновы слова, потом Параскины. Потом попытался вспоминать о том, как он в первый раз ездил в Сибирь и что он там слышал про Золотую Бабу – и ничего почти не вспоминалось! Так только, мол, де есть такая, идол золочёный. Или нет, живая баба, что ли? Маркел сопел, ворочался, а толком не вспоминалось. Не запоминал же он тогда, не думал, что может сгодиться. Да и когда это было, почти десять лет назад, только-только Ермака убили и казаки обратно на Русь побежали, а Маркел, наоборот, в Сибирь подался, так ему было велено. Маркел поморщился. Потом, чтоб было веселей, начал вспоминать Аблегирима, вогульского князя и его славный Пелым-городок, потом вспомнил царя Кучума и его главный город Кашлык, потом мурзу Бикеша, который Ермака похоронил, потом Якова-стрельца, который Ермака сгубил, потом…

Ну и так далее. А потом угрелся и, хоть было ещё дневное время, заснул. Сперва ему снилась всякая дрянь, которую он даже не запомнил, а потом он вдруг увидел тёмную пещеру, в пещере горел огонь, от огня шёл густой дым, а в дыму он видел, но нечётко, простоволосую голую бабу золочёную. Баба усмехалась и тянула к нему руки. Руки были тоже золочёные. Маркелу стало страшно, он проснулся. Встал, обулся и вышел в светлицу.

Там за столом сидела Параска. Маркел сел рядом и на её ладошку положил свою ладонь. Параска не стала вырываться. Так они долго сидели молча, улыбались. Рука у Параски была горячая-прегорячая, Маркелу стало радостно.

После пришла Нюська, сели ужинать. После все трое играли в бирюльки, говорили о чём ни попадя. Потом свеча стала догорать, Нюська ушла к себе через новую дверь, и Маркел с Параской тоже вскорости легли. Маркел опять попробовал обнять Параску, но она опять оттолкнула его да ещё обозвала медведем. Маркел затаился. Параска спала неспокойно, то и дело вскидывалась, а то даже ныла во сне. А Маркел заснуть боялся, потому что ему сразу начинала сниться Золотая Баба в бане – и там и хотела его засушить. И так всю ночь! Маркел весь извёлся, вставал, ходил в сени, четыре ковша кваса выпил. Да что квас, какое с него облегчение! А тут ещё опять в боку свело, хоть ты снова беги к ведьме. Да только, думалось, чего бежать, когда он через день и так к ведьме поедет, к самой знатной, самоедской, тьфу!

Утром Маркел проснулся оттого, что услышал, как в светлице кто-то шепчется. Потом мягко закрылась дверь, и уже только после этого Параска прошла за загородку и сказала, что явился Филька и хочет что-то сказать.

– Где он? – спросил Маркел.

– На крыльце, – ответила Параска. – Чтобы здесь не надышал.

Маркел усмехнулся и подумал, что не любит она Фильку, ох как не любит, а тут вдруг его принимала и даже о чём-то сговорилась с ним. И ладно! Маркел встал, оделся, сунул в рукав кистень и вышел.

Филька, как и было сказано, ждал на крыльце. Время было раннее, солнце ещё только всходило.

– С чем пришёл? – спросил Маркел.

– Это, сосед, не я пришёл, – ответил Филька, дыша перегаром, – а это тебе надо идти.