Дерем встал, размашисто поклонился ей и сказал:

— Я этого не забуду. И однажды, когда вы не будете обременены… — Он не закончил фразу и вышел, оставив Екатерину дрожащей от ярости.

Через два дня стало ясно, что его не так легко приструнить. Мистер Джонс, церемониймейстер двора королевы, захотел переговорить со своей госпожой приватно.

— Мадам, — начал тот, явно испытывая неловкость, — нужно что-то сделать с мистером Деремом. Он завел себе привычку оставаться за столом со служащими вашего Совета после того, как остальные встают и уходят, а ему это не положено. Он не входит в ваш Совет и намеренно проявляет неуважение.

Екатерина сердито вздохнула. Будет ли конец нахальству Фрэнсиса?

— Когда я послал к нему спросить, является ли он членом Совета, — продолжил мистер Джонс, — мистер Дерем ответил, что был в совете вашей милости до того, как я познакомился с вами, и будет там, когда вы меня забудете.

Он сказал такое? Екатерина задрожала и с трудом следила за речью мистера Джонса.

— Потом он затеял драку со мной, мадам, в которой, боюсь, я не сумел постоять за себя. У меня не осталось выбора, кроме как искать защиты. Посмотрите на это…

Джонс отогнул рукав и продемонстрировал отвратительный на вид порез, а потом указал на синяк у себя на скуле.

— Он пролил кровь! — в ужасе воскликнула Екатерина и вдруг увидела способ, как избавиться от Фрэнсиса.

Насилие, примененное в непосредственной близости от короля, почиталось за очень серьезный проступок и каралось сурово. Человека, ударившего другого и пролившего кровь в пределах королевского двора, подвергали штрафу, тюремному заключению и отрубали ему правую руку. Живые примеры были наглядно продемонстрированы в этом году, когда сержант-привратник напал на одного из слуг графа Суррея на теннисном корте в Гринвиче. Виновника драки осудили на усекновение правой руки, лишили прав на земли и имущество. Все было готово к исполнению приговора — Екатерина помнила огромную толпу, набившуюся в главный зал, — но привратник, в надежде на милость короля, уговорил кого-то пойти к его величеству и спросить, нельзя ли, чтобы ему отрубили левую руку вместо правой, тогда он смог бы и дальше верно служить королю. Генриха так впечатлило это выражение преданности, что тот милостиво простил драчуна, хотя после этого заявил: исполнять приговоры об ампутации конечностей нужно обязательно.

Екатерина никогда бы не пожелала такой участи Фрэнсису. Но может быть, угрозы подобного наказания хватит, чтобы он собрал свои вещи и сбежал со службы у нее?

— Скажите, мистер Джонс, — обратилась она к церемониймейстеру, — эта драка произошла в пределах двора?

Тот с опаской поглядел на нее. Было ясно без слов: он тоже виновен в кровопролитии.

— Не важно, — сказала Екатерина, вздохнув про себя. — Я поговорю с мистером Деремом, — и мысленно добавила: «Чем бы это ни закончилось».

Он явился на ее вызов, и она приняла его в кабинете, где они работали с корреспонденцией.

— Я только что узнала о происшествии с мистером Джонсом и о том, что вы ему сказали. Следите за своим языком! И не забывайте, что можете остаться без правой руки, если затеете драку и прольете кровь в пределах двора.

Даже это ничуть не обескуражило Дерема. Он стоял и улыбался.

— Ну? — рявкнула она. — Что вы можете сказать в свою защиту?

— Прошу вас, примите мои покорные извинения, — произнес он и поклонился, широко взмахнув рукой.

— О, уйдите! — в раздражении воскликнула Екатерина.

Той ночью Том пришел какой-то подавленный. Он не обнял и не поцеловал Екатерину, а вместо этого сел за стол и окинул ее сердитым взглядом.

— Что случилось, дорогой?

— Почему мистер Дерем оказался при дворе?

Екатерина обмерла. Чего-то подобного она опасалась.

— Миледи попросила найти ему место. Я не могла ей отказать. Это выглядело бы неблагодарностью.

Том сурово взирал на нее:

— Более чем глупо! Он намекает на близкое знакомство с тобой.

О Боже! Не зря она боялась, что Фрэнсис не удержит язык за зубами. Ему неизвестно, что такое благоразумие и осторожность.

— Неужели! — Ее возмущение было вполне искренним. — Он всегда был негодяем.

Том пристально вглядывался в ее лицо:

— Сегодня за ужином кое-кто из моих приятелей, джентльменов из Тайного совета, обмолвился, что Дерем фамильярничает с тобой и не выказывает должного уважения. Очевидно, на это пожаловались твои слуги. Мы сами слышали его речи с другой стороны стола. Он говорил достаточно громко. Что в случае смерти короля, он уверен, ты выйдешь замуж за него. Это правда, Кэтрин?

— Разумеется, нет! Если что-нибудь случится с королем, я выйду замуж за тебя. Поверь, Том, у тебя нет нужды ревновать меня к Фрэнсису. Меня влечет только к тебе. Я не люблю мистера Дерема и никогда не стану поощрять в нем такие мысли.

— Ты должна ясно дать ему это понять, — сказал ей Том, — потому как он живет в опасных иллюзиях. Ему также следует знать, что говорить о смерти короля — измена. Если на него донесут, он просто так не отделается.

Екатерина отчасти понадеялась на это, лишь бы Фрэнсис перестал трепать языком. Но она не пожелала бы ему участи изменника, хотя он и становился серьезной проблемой. Только вчера снова попросил у нее денег, пришлось отправить к нему с кошельком серебра Кэт Тилни и наградить ее за услугу.

— Он дурак, — сказала Екатерина, овладевая собой, — я говорила ему, что он для меня ничто, и по-другому не будет.

— Скажи еще раз! — вспыхнул Том, а потом глубоко вдохнул. — Прости, любовь моя. Мне больно слышать, как бахвалится этот проходимец. Я бы задушил его.

— Забудь о нем, — наставительно сказала она. — Я не хочу, чтобы он вторгался в твои мысли и мешал нам проводить вместе это бесценное время.

Вскоре Екатерина уже снова была в объятиях Тома, и все встало на свои места. Она горячо молилась, чтобы в будущем Фрэнсис держал язык за зубами. Он и правда играл в кости со смертью и мог получить за это суровый урок — и увлечь вслед за собой ее.

В начале сентября двор покинул Понтефракт и переехал в старинный замок архиепископа Йоркского Кавуд. Когда они приближались к нему верхом на лошадях, Маргарет Дуглас наклонилась вперед в седле — ее длинные рыжие волосы развевались на ветру — и сказала Екатерине, что здесь арестовали кардинала Уолси. Кавуд оказался печальной старой громадой, и все были рады покинуть его на следующий же день и перебраться в замок Врессле, конфискованный у могущественной семьи Перси, выступившей в поддержку Благодатного паломничества. Там они остались на три ночи, и две из них Генрих провел с Екатериной.

— Пора, пора нам обзавестись сыном! — сказал король, взгромоздился на Екатерину и завозился у нее между ног.

На этот раз она не смела думать о Томе ни во время соитий, ни после, когда Генрих нежно держал ее в объятиях, терся грубой бородой о ее щеку и говорил, как сильно любит свою Кэтрин и какое это благословение — иметь такую прекрасную супругу. Она ненавидела себя за то, что обманывает его.

Дни шли за днями, и она уже потеряла счет местам, где они останавливались. Леконфилд, Халл, снова Леконфилд и обратно в Врессле. Потом направились в Йорк, где состоится долгожданная встреча Генриха с королем шотландцев. До места добрались к середине сентября, давно выбившись из расписания.

— Мы уже должны быть на полпути к Лондону, — сказал Генрих, когда они увидели впереди Йоркский собор, во всем своем великолепии высившийся над городскими стенами. — По крайней мере, раз уж мы так задержались, рабочие, наверное, успели закончить свои дела.

До отъезда в тур по стране король приказал отремонтировать бывший дом аббата в распущенном бенедиктинском монастыре Святой Марии в Йорке, который теперь назывался Кингс-Мэнор — Королевским поместьем.

— Я отправил туда полторы тысячи рабочих, которые трудились день и ночь.