Аньянга замерла и помолчала, посмотрела направо, налево, прислушалась, и только уже после этого тихим нетвёрдым голосом спросила:

– Ты хочешь мне что-то сказать?

Маркел подумал и сказал:

– Хочу. – После ещё подумал и продолжил: – Только побожись, что никому не скажешь.

Аньянга виновато улыбнулась и ответила:

– Мне нельзя божиться, я же некрещёная.

– Ладно! – в сердцах сказал Маркел вполголоса. – Я тебе и так верю. Так вот, воевода вчера сговорился с Игичеем, что как только они возьмут Куноват, он тебя Игичею вернёт. Насовсем!

Аньянга приоткрыла рот и замерла. Маркел перекрестился и прибавил:

– Вот почему он не берёт меня – чтобы я там за тебя не заступался.

Аньянга помолчала и сказала:

– Этого не будет! Я ему скажу!

– Не говори! А только… – И Маркел задумался, потом чуть слышным голосом прибавил: – А лучше вот что мне скажи. Скажи прямо сейчас: что ты про Великую Богиню знаешь?

Аньянга покачала головой, ответила:

– Я так и думала, что ты обязательно на это повернёшь. Только я же уже говорила, что ничего про неё не знаю. Так и мой отец не знает, и все другие тоже.

– Но ведь ясак ей платят?! Значит, ездят к ней!

– Не ездят.

– А как же тогда отдают ей ясак?

– А она сама за ним приезжает, – сказала Аньянга. – И не одна, а со своим шайтанщиком. Это он её привозит. Вот он приезжает в городок, зовёт князя и старейшин, показывает им её, и они дают ей ясак.

– Но если он её показывает, то, значит, видят же они её! – сказал Маркел.

– Нет, не видят! – сказала Аньянга. – Он же не саму её привозит, а только её образ. Это такая небольшая идолица, серебряная, в красном сукне увёрнута. Шайтанщик у неё спрашивает, сколько она чего желает, и люди ей столько платят. Так мой отец платил, и так и Лугуй платил, и все. Никто не решается гневить шайтанщика.

– А после куда он уезжал? – спросил Маркел.

– Этого никто не говорит, – ответила Аньянга. – Спросите, говорят, у самоедов, Великая Богиня же у них живёт на Великой Оби, на каменном острове, в пещере, и тот шайтанщик её сторожит, люди к нему приезжают, и он решает, кого к Великой Богине допустить, и тогда они у неё про самое заветное спрашивают, а она им всегда верно отвечает. А сама она там уже не маленькая и не серебряная, а высокая, от настоящей женщины не отличишь, и золотая.

Тут Аньянга замолчала. Маркел подумал и спросил:

– А шайтанщик какой из себя?

– Обыкновенный, – сказала Аньянга. – В длинной шубе с лентами, в большой чёрной шапке, с бубном. А на лице у него мелкая-мелкая чёрная сетка. Лица он никогда не открывает, все его только в сетке видят. И никого он к острову не допускает, и если ваши, а это всегда, или наши, а это если без спросу, к нему едут, он их лодки топит. Это летом. А зимой нарты под лёд проваливает. Ты спроси у вашего Ивана Змея, он там был.

Маркел задумался, потом спросил:

– А когда шайтанщик за ясаком приезжает?

– Когда как, – ответила Аньянга. – В этом году ещё до ледостава был.

Ага, подумал Маркел, значит, ещё до Дмитриева дня, значит, теперь ждать ещё долго. Значит, надо самому идти и проверять. А то шайтанщик им расскажет, как же! А девка что? Девка не промах, и может помочь. И, глядя ей прямо в глаза, Маркел сказал:

– Ладно, может, так оно и есть, как ты поведала. Но я…

И не договорил. Потому что Аньянга вдруг встрепенулась, вскочила и убежала за занавеску. Маркел оглянулся на дверь…

И тут в неё вошёл Волынский! Он остановился посреди ответной, внимательно осмотрелся, прислушался, и только уже потом спросил:

– Что это здесь такое?

– Как что? Тебя ищу, – сказал Маркел. – Мне люди говорят, что ты собрался в Куноват, а меня брать с собой не хочешь. А у меня там государево дело!

Волынский помолчал, потом даже прошёл вперёд, заглянул за занавеску, вернулся, ещё подумал и сказал:

– Дурь какая! Кто тебе это наплёл? Все едем, и ты с нами тоже. Через час выходим, иди, собирайся!

Маркел развернулся и вышел. Шёл по переходу и сердито думал, что это мы ещё посмотрим, где чья дурь.

А когда вошёл к себе в каморку, то так же сердито сказал, что откуда это Кузьма выдумал, – едет Маркел со всеми, и ему уже даже сказано, что выступаем через час и надо собираться.

– А что я соберу? – тут же сказал Маркел. – Вогулы ободрали меня начисто! И бумаги, и узел с добром, и кошель с деньгами, и нарточки, и даже мешок с солью!

– Соль – дело наживное, – ответил Кузьма. – Будешь ехать через Вымь, ещё дадут.

– Это да, – согласился Маркел. – Соли не жаль, конечно. А вот нарточек жаль.

– Их тоже не жалей, – сказал Кузьма. – У нас же все на лыжах ходят, а нарты только для харчей и для огненного запаса. Пять—десять нарт на всё войско, не больше, и то сколько это собак, а их всех тоже кормить надо.

Маркел согласился, что надо. Кузьма подумал, усмехнулся и продолжил:

– Да! И ещё Аньянге нарточки. Она никогда пешком не ходит. Княжья кровь! – И усмехнулся.

А после встал и начал собираться, набивать свой узел. А Маркелу что, подумалось, кистень в один рукав, нож во второй – и готов.

Но только Маркел так подумал, как пришёл Леонтий, тамошний дворский, и сказал идти за ним. Маркел пошёл. Они спустились в подклеть, в так называемый оружейный чулан. Там тамошние люди подобрали Маркелу добрую кольчугу, почти до колен, и шлем, а к нему тёплый подшлемник, и бердыш.

Когда Маркел вернулся к себе в каморку, Кузьма даже присвистнул от зависти и сказал, что воевода всё-таки и в самом деле о Маркеле крепко хлопочет. Ну, ещё бы! Ведь у самого Кузьмы никакого другого оружия, кроме засапожного ножа, не было.

– Да и ещё, – прибавил он, – этой свистульки.

И показал какую-то кривую дудочку, сказал, что это – манок для воронья, и спрятал его в пояс. Маркел стал просить, чтобы Кузьма хоть разик свистнул по-вороньи, но Кузьма не соглашался, говорил, что в доме перед иконами это нельзя.

И тут во дворе ударили в било. Маркел и Кузьма, Кузьма с узлом, пошли в дверь и дальше вниз по лестнице, а там и по крыльцу во двор.

Во дворе уже стояло войско, и к нему всё подходили и подходили с разных сторон. Всё войско, посмотрел Маркел, и в самом деле стояло на ступанцах, будто вогулы. Впереди всех стоял Волынский, а Змеев ходил по сотням, придирался.

Маркелу тоже дали ступанцы, он их надел и, как мог, пошёл в середину войска, к нартам.

Нарт и в самом деле было мало, с десяток, не больше, собаки лежали в снегу, били хвостами. В нартах было много всякого добра, харчей. На самых лучших нартах, с бубенцами, сидела Аньянга, а возле неё, на ступанцах, стояла её девка. Маркел не смотрел на Аньянгу, Аньянга не смотрела на Маркела. Кузьма сказал Маркелу, что они с ним должны держаться средних нарт, тех, на которых порох, и зорко за ним приглядывать.

Опять ударили в било. Войско двинулось к воротам. А где Игичеево войско, спросил Маркел. А они давно уже ушли, сказал Кузьма, они стояли в поле за воротами, и оттуда сразу повернули на Куноват. А чего, тогда спросил Маркел, и Волынский, и Змеев идут, а кто тогда остался в Берёзове? В Берёзове, сказал Кузьма, остаётся Савва Клюв, и с ним довольно стрельцов. Да ещё к ним скоро подойдут наши пелымские от князя Горчакова и наши лозьвинские от Траханиотова. И также, прибавил Кузьма, мы оставили им пушку, так что они не пропадут.

– А откуда ты это всё знаешь? – спросил Маркел. – Вороньё принесло?

– Вороньё, – кивнул Кузьма, достал манок, дунул в него, манок хрипло каркнул. На них оглянулись, Кузьма усмехнулся.

Потом они всем войском вышли в поле. Там было много погасших кострищ. Это, как понял Маркел, они проходят мимо бывшего Игичеева табора.

А потом они шли по тайге, по льду замёрзшей речки. Потом по замёрзшему болоту. Потом просто по тайге, по глухой тропке. Мороз был несильный, зато густо валил снег, а они всё шли и шли. Кузьма чертыхался, говорил, что никогда ещё они так быстро не ходили, и это всё из-за того, что воевода не верит Игичею, боится, что тот придёт первым и замирится с Лугуем. И так, с такими разговорами и мыслями, они шли весь день и даже ещё немного ночи, потом сделали привал. Утром проснулись раньше солнца и двинулись дальше, перешли через Великую Обь-реку, по льду, и дальше пошли вдоль реки Куноват. Шли весь день, заночевали, утром встали и опять пошли. Шли по следу Игичеева войска. Шли очень быстро, но всё равно не могли их догнать. Вечером опять разбили табор и переночевали. Утром встали и прошли ещё немного, уже по густой тайге, и, наконец, выбились на чистое место и остановились. Одни начали сердито спрашивать, чего стоим, а другие им на это отвечали, что мы уже пришли, впереди Куноват, а перед ним Игичей со своими. Так это было или нет, Маркел не знал, они же шли в середине войска и видели только чужие спины и небо над ними. Небо было чистое, светило солнце и в небе кружило вороньё. Чтобы всё получше рассмотреть, Маркел и Кузьма прошли вперёд, в голову войска.