Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Анна не могла этого так оставить:

– Предлагавшимся с такой охотой, что она после этого пребывала в отчаянии и лила слезы! Я знаю – я была там.

Музыка смолкла. Анна быстро сделала реверанс, король поклонился. Она, без сомнения, зашла слишком далеко. Ее семью теперь уничтожат, а сама она попадет в немилость навеки. Что она наделала!

Однако Генрих смотрел на нее напряженным взглядом:

– Умоляю вас, потанцуйте со мной еще раз. Я постараюсь уладить это недоразумение между нами.

– Сир, простите мою дерзость, но тут не может быть никакого «между нами» и совершенно ни к чему улаживать что бы то ни было.

– Тогда я провожу вас до вашего места, – стальным голосом проговорил король и, когда они оказались там, снова поклонился и оставил ее.

Анна ждала сокрушительного удара. В любой момент могло поступить распоряжение о ее удалении от двора или даже об аресте. Людей бросали в тюрьму – и даже хуже того – и за меньшие проступки. Или отец мог налететь на свою дерзкую дочь, как ангел мщения, и потребовать ответа: почему его лишили всех должностей? Снова и снова Анна жалела о своей несдержанности на язык.

Однако ничего подобного не произошло, и во время следующего визита к королеве король улыбнулся Анне и попросил исполнить для него что-нибудь на лютне.

– Вы играете очень хорошо, – похвалил он, когда она закончила.

– Не так хорошо, как ваша милость, – ответила Анна, ища укрытия за корректным, ожидаемым ответом, и Екатерина все время улыбалась им; бедная женщина, ее ведь водили за нос.

Потом пришло Рождество с его яркими торжествами. В это время обычный порядок переворачивался с ног на голову и все формальности забывались. Король ревел от хохота, когда Владыка Беспорядка хлопал его по плечу своим жезлом власти и требовал уплаты штрафа в пять фунтов – «Прямо сейчас, сир!». Была устроена игра в жмурки, и главный устроитель пиров с завязанными глазами гонялся за визжащими придворными по всем королевским апартаментам. Анна убегала от него рука об руку с Томом; они спрятались за шпалерой, Том попытался поцеловать ее, а она изящно уклонилась. Потом пришло время маскарадов. Анна была изумлена, когда однажды вечером мужчина в затейливой маске, одетый во все зеленое, поймал ее под сплетенным из ветвей омелы венком для поцелуев, подвешенным к потолочной балке над дверью; незнакомец развернул ее к себе и горячо поцеловал в губы. По крупной фигуре и запаху трав Анна опознала короля, но притворилась, что ничего не поняла, вырвалась и убежала в пустынную галерею. Анна неслась по ней, пока за спиной не смолкли звуки веселья, а вокруг не осталось ни души.

Она уже собиралась отправиться назад, потому что здесь было холодно и хотелось вернуться в тепло и наслаждаться торжеством, когда услышала приближающийся звук шагов. Это был король. Все еще в маске, он остановился в арочном проходе в дальнем конце галереи. Анна поняла, что они здесь совершенно одни. Сердце бешено заколотилось, когда человек в маске с решительным видом приблизился. Она этого не хотела, не хотела его, как он хотел ее. Анна вспомнила: король Франциск овладел ее сестрой в комнате, примыкавшей к такой же безлюдной галерее.

– Анна! – произнес Генрих высоким повелительным голосом. – Не бойтесь меня. Я не насильник, как ложно утверждает ваша сестра. Уже много недель я не могу думать ни о чем другом, кроме вас. – Теперь он стоял напротив нее, крупный, сильный мужчина, с видом покорным и робким, словно мальчик. – Я пришел к вам как проситель, надеясь, что вы сжалитесь надо мной.

Анне не хотелось снова терзаться страхом из-за нанесенной королю обиды, поэтому она ответила мягко:

– Сир, мне льстит внимание такого великого властителя, но, по правде говоря, я не знаю, чем могу помочь вам.

Генрих снял маску и положил руки ей на плечи, пытаясь сковать магнетическим взглядом, который, однако, на нее не действовал. Она никогда его не полюбит. Алхимия, которая должна существовать между мужчиной и женщиной, в данном случае решительно отсутствовала.

– Анна! – Голос короля звучал довольно эмоционально. – Вы обворожили меня. Я не знаю, как это объяснить. Кажется, использовать слово «любовь» – это дерзость, но я знаю, что чувствую. Я не сплю ночами; вижу перед собой только ваше лицо. Я страдаю!

– Сир! – воскликнула Анна, испугавшись, что он мог подумать, будто она занимается ворожбой. – Я никаких чар на вас не наводила! Я ваша добрая подданная, и только.

Вместо ответа Генрих опустил руки ей на талию и привлек к себе. Держал он ее крепко, и в тот момент Анна поняла, каково было Марии и как уязвима она сама.

– Я хочу вас, – проговорил он ей в волосы. – Я хочу быть вашим слугой, станьте моей возлюбленной. – Страстность в его голосе напугала Анну. – Венера, эта ненасытная богиня, привела меня в отчаянное состояние, но я молюсь, чтобы вы, моя дорогая, были добры ко мне.

– Сир! – Анна застыла, и король, ослабив хватку, сделал шаг назад и посмотрел на нее с таким жадным желанием, что ей почти стало жаль его.

Подумать только: она, какая-то Анна Болейн, имеет власть над этим мужчиной, который держит в своей власти жизни тысяч людей. Но она не хотела его!

Какой тут был правильный, достойный ответ? Анна отчаянно искала в голове способ остудить пыл короля, при этом не обидев.

– Сир, дайте мне время подумать, – попросила она после долгой паузы. – Ваша милость настолько ошеломили меня, что я совсем растерялась. Прошу вас, дайте мне время.

– Конечно, – согласился король, и на его лице отобразилось ликование, потому что теперь она играла в игру по правилам.

Только это была не игра.

Глава 11. 1526 год

Заявить «Я не осмеливаюсь» – и все! Что затеял король? Анна повторила уже несколько раз, что не может полюбить его и не станет его любовницей, потому что он женат. Она говорила это с сожалением, с печалью, с возмущением и в ярости, но он все равно не принимал ее «нет» за окончательный отказ, а вместо этого начинал торговаться: пусть взамен на обещание никогда не компрометировать ее целомудрие она позволит ему публично признать ее своей возлюбленной, а себя – ее преданным слугой. Тогда никто не будет в обиде, заявлял он с такой наивной самоуверенностью, что Анна начинала понимать: это такая же часть его характера, как властность, сентиментальность и обходительность.

Она все равно сказала «нет», и теперь он дошел до того, что стал являться на турниры под громоподобный топот копыт на коне, накрытом попоной из золотой и серебряной парчи с загадочной эмблемой, изображавшей мужское сердце, охваченное языками пламени. Чтобы весь мир видел! Даже королева. Екатерина смотрела на это, и ее обожающие глаза слегка прищуривались, потому что она невольно хмурила брови. В последнее время Генрих стал таким назойливым, что кое-кто мог заметить его особое отношение к Анне, и некоторым хватало проницательности – не Екатерине, упаси Господь! – чтобы сложить вместе два и два и получить пять.

Как ей удавалось сохранять спокойствие во время турниров, дрожа в мехах на холодном февральском ветру, Анна сама не знала. Она начинала чувствовать себя загнанной в угол и приходила к пониманию необходимости решительных действий. Она разрывалась на части между желанием сбежать – предпочтительная инстинктивная реакция – или начать корить своего суверена. Если бы она действительно стала любовницей Генриха, как он того хотел, то была бы вправе делать ему упреки.

«Но почему, – злобно спрашивала себя Анна, – я должна покидать двор из-за того, что он не может совладать с собой?» Нет, она останется. Он не выживет ее отсюда. По крайней мере, она не облегчит ему этой задачи.

На турнирной площадке произошла суматоха. Фрэнсис Брайан был сбит с коня, и у него из глаза текла кровь. Люди, даже король, бросились на помощь. Анна не могла вынести этого зрелища. Бедный Брайан! Сославшись на головную боль, она попросила у королевы разрешения пойти к себе и лечь, чтобы никто ее не видел, когда король со своими гостями придет ужинать к супруге.

554
{"b":"846686","o":1}