Король Генрих от такой дерзости приподнял свои тонкие брови:

– Я вижу это дело иначе. Король Фердинанд несколько раз обещал выплатить приданое, значит он со всей очевидностью считает это своей обязанностью.

– Он сделал это, чтобы порадовать вашу милость, но ничто его к этому не обязывает.

– Еще как обязывает!

– Не могли бы мы вместе взглянуть на соглашение о помолвке?

– Ваше высочество мне не верит?

– Я никогда не поставлю под сомнение честность или мудрость вашей милости, но мне необходимо процитировать документ моему отцу.

– Я пошлю за ним. Но уверяю вас, выплата приданого обязательна, и пока его не будет здесь, брак не состоится.

Когда принцесса через несколько дней встретилась с королем, договора не было и в помине.

– Это моя оплошность, ваше высочество, – сказал он. – Прошу меня извинить.

Тем не менее Екатерина почему-то была уверена, что при следующей встрече договор тоже не появится и дальше будет продолжаться в том же духе. В конце концов она настойчиво попросила отца назначить вместо нее нового посла.

– Я ничего не могу добиться, – сказала она брату Диего. – У этих людей нет совести. Я пыталась играть по их правилам, но у меня плохо получается.

Обидно было думать, что она потерпела фиаско, однако принцесса утешила себя мыслью о коварном докторе де Пуэбле: он тоже не мог играть на равных с королем Генрихом. Пуэбла оставался в Англии и показывался при дворе, когда подагра позволяла ему. Принцесса досадовала, слыша, что он сохраняет дружественные отношения с королем и предпринимает активные действия от лица Испании. Она печалилась, что ее дни в качестве посла оказались столь краткими: ей нравилось исполнять эту роль. Когда у Екатерины появился новый интерес в жизни, да еще статус, который обеспечивало ей положение посла, и в придачу – поддержка брата Диего, все это сотворило чудеса с ее здоровьем. Принцессу больше не лихорадило, на щеках заиграл здоровый румянец.

Теперь Екатерина немало времени проводила при дворе, содействуя делам Испании, но редко встречалась с принцем Генрихом. Однако в июне была обрадована приглашением на турнир, который устраивали в честь его шестнадцатилетия.

– Может быть, он попросит вас надеть его ленту! – фантазировала Мария, радуясь за свою госпожу.

Она и другие фрейлины судачили о храбрых рыцарях, которые примут участие в турнире.

– По крайней мере, я увижу его! – Екатерина вздохнула, не смея надеяться на большее.

Наступил день турнира. Принцесса надела алое бархатное платье, распустила волосы и заняла место в королевской ложе вместе с королем Генрихом, леди Маргарет и принцессой Марией – милой рыжеволосой девочкой одиннадцати лет, которая не могла усидеть на месте в ожидании начала состязаний.

– Я только что видела нашего дорогого мальчика; ему не терпится ввязаться в драку! – сказала леди Маргарет, не скрывая гордости за внука. – У вас есть наследник, которым можно гордиться, сын мой. На свете нет более красивого юноши.

– О да, – согласился король. – А вот и он!

Екатерина потянулась вперед, чтобы увидеть Генриха; сидя на коне, накрытом попоной в цветах Тюдоров – зелено-белой, он въезжал на арену для турниров во главе красочной процессии рыцарей, облаченный в украшенные гравировкой серебряные доспехи и с непокрытой головой. Его шлем был в руках оруженосца, ведущего под уздцы коня своего господина. Длинные золотисто-рыжие волосы Генриха развевались на ветру. Он остановился перед королем и, не спускаясь с седла, поклонился ему. Потом повернулся к Екатерине.

Она смотрела на него как завороженная. Ее жених больше не был мальчиком, но стал почти мужем, наделенным красотой, какая только может быть у мужчины. Глаза пылали голубым огнем, губы были полные и красные, щеки горели юношеским румянцем. И как же принц вырос! Руки и ноги у него были гигантские, плечи широкие. Настоящий рыцарь Марса!

– Моя госпожа! – крикнул он каким-то странным, ломающимся голосом, высоким и в то же время вполне мужским.

– Мой господин! – с улыбкой отозвалась исполненная чувств Екатерина. – Я желаю вам удачи!

Генрих ускакал готовиться к состязаниям, не попросив ее носить его ленту. Но это не имело значения; она этого и не ждала, его глаза сказали принцессе все, что ей нужно было знать. Она не могла унять разбушевавшиеся мысли. Любовалась принцем, наблюдая за тем, как он показывает удаль на турнирных площадках, завоевывая в честных поединках свою долю призов. Принц показал себя умелым наездником и отважным турнирным бойцом, однако всякий раз, как противник приближался к Генриху, сердце принцессы трепетало от страха. И всякий раз, когда он умело парировал удары, тоже. Зрители ревом выражали одобрение, и Екатерина видела, как принц кланяется, принимая восторги то одного, то другого, независимо от ранга. Было ясно, что он умел ладить с людьми, это качество досталось ему от матери. Но наибольшее удовольствие принцу, казалось, доставляли ее, Екатерины, аплодисменты. Он снова и снова отвешивал поклоны в ее сторону и широко улыбался, наслаждаясь как ее радостью, так и собственным триумфом. Отец взирал на все это милостиво. Не мог же он не видеть, что они, принц и принцесса, созданы Богом друг для друга?

После турнира были поданы закуски в шелковом шатре, и принцесса еще раз повстречалась с принцем лицом к лицу.

– Сир, вы были восхитительны! – сказала она и вспыхнула.

Он нежно глянул на нее с высоты своего роста:

– Я очень счастлив, Кэтрин! Вы знаете, я мечтаю о войне и рыцарских подвигах. Хочу добыть славу на поле брани, а турнир ближе всего к битве, это одна из лучших вещей на свете!

– Ваше высочество мечтает о войне?

– О победах, Кэтрин, над Францией, нашим общим врагом. Я выиграл бы битву при Азенкуре еще раз, будь я вторым Генрихом Пятым.

– Всему свое время, всему свое время, – сказал король, подходя к ним. – Я еще не умер! – Он тонко усмехнулся. – Если ее высочество извинит нас, я хотел бы представить принцу венецианского посланника.

Король поклонился и увел сына. Генрих один раз обернулся и посмотрел на нее с обнадеживающей улыбкой.

Больше Екатерина его не видела, но в свои покои вернулась, лелея в душе новое чувство.

Ей стало совершенно ясно: она влюблена.

Из-за отсутствия прочной власти дела в Кастилии шли все хуже. Чем больше вестей доходило об этом до Екатерины, тем больше она тревожилась. И тем сильнее было ее облегчение от новости, что король Фердинанд не упустил свой шанс. Несмотря на протесты неспособной к правлению Хуаны, он заставил ее передать ему власть в Кастилии. Это стало наилучшим выходом для всех.

Екатерина обрадовалась. Теперь, когда Фердинанд снова возвысился и обладал тем же весом в мире, как и при жизни ее матери, он, конечно, рад будет помочь своей дочери выпутаться из всех затруднений. Ловя благоприятный момент, она написала ему, прося устранить несправедливость в отношении ее слуг, которые продолжали терпеть нужду.

К ее радости, по осени отец наконец прислал ей немного денег. Сумма была небольшая, но ее хватило рассчитаться с кое-какими долгами.

– Не знаю, кого удовлетворять в первую очередь! – сказала Екатерина Хуану де Диеро, который заменил дона Педро Манрике в должности главного камергера. – Заплатить кредиторам, отдать долги слугам или купить новую одежду?

Статус принцессы заметно поднялся вместе с возвышением Фердинанда. При следующей встрече с королем Генрихом – ведь до сих пор не последовало никаких распоряжений насчет нового посла, – Екатерина отпустила колкость.

– Мой отец прислал мне немного денег, – многозначительно сказала она ему. – Я была в такой нужде.

Однако король в очередной раз изменил свой душевный настрой.

– Кэтрин, – сказал он, – я так люблю вас, что не могу вынести саму мысль о том, что вы бедствуете. Я дам вам столько денег, сколько требуется на уплату слугам и на собственные расходы.