— Час или больше. В другой раз мы встретились в моей спальне в Понтефракте, леди Рочфорд была рядом, и еще раз — в ее комнате в Йорке. Это все.

Лорды с мрачными лицами смотрели на нее и не подавали никаких признаков, верят они ей или нет.

— Вы оставались наедине с Калпепером? — спросил Сассекс.

— Никогда. Леди Рочфорд всегда была рядом.

— Вы дарили Калпеперу бархатную шапку и кольцо?

— Да. Леди Рочфорд предложила сделать ему подарок в знак благоволения.

— Называли ли вы его когда-нибудь «мой милый дурачок»? — Последние слова Гардинер произнес как ругательства.

— Да, один раз, в шутку.

— И посылали ему браслеты?

— Да, по просьбе леди Рочфорд. Она их выбрала.

— Мы должны спросить вас, — сказал Гардинер, — познали ли вы с Калпепером друг друга плотски?

На это ответить было легко.

— Нет, клянусь! — твердо заявила Кэтрин.

— Он когда-нибудь прикасался к вам?

— Только к руке.

Как легко слетала ложь с ее языка. Но сказать им правду — это верная смерть.

По кивку Кранмера советники встали, загремев стульями, и оставили ее одну.

Екатерина, будто призрак, проплыла в свою спальню и легла. Поверили ли ей лорды? Или вернутся и начнут выпытывать у нее подробности, что было да как?

История еще не закончилась, отнюдь нет. Екатерина надеялась, что сделанное признание избавит ее от дальнейших расспросов, но теперь кто знает, до чего они докопались? Что-то подсказывало ей: Генрих не потерпит во второй раз измены своей королевы, и его любовь быстро превратится в ненависть, если он узнает, что она предала его. От этой мысли она снова впала в истерику, и дамы напрасно пытались успокоить ее. Она завывала и скулила, рыдала и металась на постели как помешанная.

— Я убью себя и избавлю палача от трудов! — крикнула Екатерина, не обращая внимания на вытянувшиеся лица дам. Когда ей принесли ужин, она не стала ни есть, ни пить и, шмыгая носом, проговорила: — Я уморю себя голодом и так избавлюсь от этого позора. Меня все равно убьют, если подозрение в измене будет доказано, так зачем ждать казни и доставлять моим гонителям такое удовольствие?

Позже, когда буря эмоций стихла, Екатерина приподнялась, опершись на локоть. Сидевшая рядом на стуле Изабель задремала. Сколько же беспокойства ей пришлось вынести, да и другим дамам тоже! Екатерине стало стыдно за себя. Она теперь была гораздо спокойнее, но страх преследовал ее неотступно, окутал мрачным облаком. Казалось, она видит и делает все в последний раз, потому что у нее нет будущего. Казалось, ничто и никогда больше не доставит ей удовольствия. Но ужаснее всего было представлять, что с ней могут сделать. Выбросить из головы образ залитой кровью плахи не удавалось, так же как избавиться от постоянно всплывавшей перед глазами картины: она стоит на коленях и ждет, когда на нее обрушится последний удар. Будет ли ей больно? Претерпит ли она муки, как леди Солсбери? Или все произойдет в мгновение ока и она ничего не успеет почувствовать? Так или иначе — все равно, только мысли о том, как тебе отрубают голову, сами по себе ужасны.

«Хватит!» — резко оборвала их Екатерина, вспоминая, что ей предстоит отправиться в Сион, а не в Тауэр. Если ее ждет только тюремное заключение, она будет счастлива и терпеливо перенесет его. По крайней мере, рядом будет Изабель.

Нужно поесть! Екатерина села и свесила ноги с края кровати. Изабель очнулась от дремоты:

— Кэтрин, ты не спишь! Тебе лучше?

— Да, я хотела попросить, чтобы мне принесли чего-нибудь поесть.

Изабель встала, протирая глаза:

— Я распоряжусь. Чего тебе хочется?

— Холодного мяса с хлебом и немного эля.

Еду быстро принесли и поставили перед Екатериной.

— Где мой нож?

— Я нарежу для тебя мясо, — сказала Изабель. — Твои ножи спрятали под замок. Ты угрожала, что убьешь себя.

— Это я не всерьез! — заверила ее Екатерина, но Изабель не уступила.

— Я знаю, ты не можешь говорить об этом, — сказала Екатерина за едой, — но известно ли тебе, что происходит? Есть ли что-нибудь такое, о чем мне нужно знать? Я впадаю в отчаяние оттого, что меня держат во мраке.

Изабель покачала головой:

— Мне ничего не известно.

Она лгала. Екатерина это видела. Изабель наверняка скрывала от нее что-то ужасное. Да она, вероятно, знала даже, суждено ей жить или умереть!

— Ты уверена? — допытывалась она.

— Дорогая, я не в курсе дел Совета, и Эдвард ничего мне не сообщает. Он говорит, так лучше. Но, уверяю, я не слышала и намека на то, что твоя жизнь в опасности.

Это, по крайней мере, кое-что.

— Ты ведь скажешь мне, правда?

Изабель кивнула и взяла ее за руку:

— Сомневаюсь, что сумею промолчать.

В воскресенье, когда Екатерина и ее дамы готовились к отъезду из Хэмптон-Корта, объявили о прибытии сэра Томаса Ризли. Он поклонился, затем велел всем дамам и джентльменам проследовать за ним в Главный сторожевой покой. Екатерина смотрела им вслед и думала: увидит ли она их когда-нибудь еще?

Они отсутствовали недолго. Вернувшись, многие возобновили сборы. Екатерина переглянулась с Джейн Рочфорд, и та прошла за ней в молельню.

— Что он сказал?

— Все в порядке, — ответила Джейн. — Он объявил о проступках, которые вы совершили до брака с королем, используя ваше тело неподобающим образом с известными персонами, потом распустил весь ваш двор, за исключением тех, кто поедет с вами в Сион, и приказал уволенным отправляться по домам.

Екатерина знала, что это случится, но все равно расстроилась, однако собралась с духом и приняла одного за другим всех, кто был отставлен от службы и явился проститься с ней и поцеловать руку. Некоторые пожелали ей удачи; другие явно испытывали облегчение, что уезжают. Она и сама была рада покинуть эти роскошные покои, которые теперь вызывали у нее одну лишь печаль.

Вскоре при ней остались только шесть избранных женщин. Екатерина наблюдала, как они отбирают и складывают в дорожные сундуки одежду, которую ей теперь полагалось носить. Великолепные придворные платья и украшенные драгоценными камнями капоры придется оставить здесь, что вызывало жгучую досаду. Но самым ужасным был момент, когда сэр Томас Сеймур пришел забирать ее драгоценности. Екатерина невольно вспомнила, как Генрих высыпал их ей на колени. Как же она хотела увидеть его еще хотя бы один раз, пусть даже только для того, чтобы сказать, как она виновата, как глубоко сожалеет о нанесенной ему обиде и своем бесчестии! Она бы все отдала за возможность повернуть время вспять. И тогда вела бы себя совершенно иначе!

Ранним утром в понедельник Екатерина со своей маленькой свитой под стражей покинула Хэмптон-Корт и отправилась в аббатство Сион. Ее отъезд совершился едва ли не тайно: одетую в простое черное платье и накидку Екатерину провели по личной галерее королевы на пристань, где она взошла на закрытую барку. Шторки на окнах в каюте были задвинуты. Поездка длиной восемь миль показалась ей бесконечной, ни у кого не было охоты разговаривать, и Екатерина всю дорогу переживала: каким-то окажется новое жилище? Не заточат ли ее в одну из монашеских келий?

Барка причаливала. Екатерина слышала отдаваемые гребцам команды: дверь каюты была открыта.

— Пора высаживаться, мадам, — не глядя на нее, буркнул капитан.

Первым, что бросилось в глаза Екатерине, когда она ступила на причал, была монастырская церковь — огромная, как кафедральный собор, она величественно возвышалась над окрестным сельским пейзажем. Оглянувшись в ожидании своих дам, Екатерина увидела на другом берегу реки дворец Ричмонд и подумала: не там ли сейчас живет леди Клевская? Как же она завидовала Анне, которой несказанно повезло избавиться от брака с королем не только без ущерба для себя, но получив в придачу щедрое содержание!