Но это уже другая, не наша история. А наш Маркел? А что Маркел! Он после вернулся из войска, и Параска с Нюськой его встретили, а больше никто его тогда не видел. А что на него смотреть, он не заморская диковина. И он так еще три дня, никуда не выходя, на всякий случай, хоронился у себя. А на четвертый день к ним заявился Авласка. Маркел нельзя сказать, чтобы слишком обрадовался, но велел гостя принять. При малом свете и с закладенными окнами Параска собрала на стол, и они сели перекусывать. И там, чарка за чарку, Авласка рассказал о том, какие дела творились у них в Угличе после того, как Маркел от них уехал. И оказалось, что Мисюрев с Карповым напрасно хлеб не ели, а сразу начали свой розыск, и начали его с того, что велели хоть из-под земли найти и привести им Андрюшку Мочалова.

– Злодея колдуна! – сказал Авласка. – Вот как они его назвали! Только где его было найти, когда его подворье всё дотла сгорело еще в тот же день, когда ты от нас поехал! И ничего там после не нашли, даже его костей! А искали.

– Это Фома его поджег, – сказал Маркел. – И всё остальное тоже он. А кто искал?

– Стрельцы, – сказал Авласка. – Так им было велено. И еще им было велено зорко смотреть, там, говорили им, великие богатства должны быть. Только ничего там не нашли, одна зола там была.

Маркел на это усмехнулся и сказал очень негромко:

– Это они нож искали.

– Диковинный был нож! – сказал Авласка тоже тихим голосом. И также тихо спросил: – Кто им про него сказал?

На что Маркел усмехнулся и уже ничего не ответил. Тогда и Авласка тоже хмыкнул. А Маркел сказал:

– Князь Семен у меня спрашивал, как я съездил, что видел, что слышал. А я сказал, что ничего не видел и ничего не слышал. И он сказал: это славно, так я ему и передам.

– Кому – ему? – спросил Авласка.

На что Маркел только сердито сдвинул брови и даже на дверь не стал коситься, хоть очень хотел. Так они еще немного помолчали, а после Авласка спросил:

– А что еще князь Семен говорил?

– Про Индейское царство рассказывал, – сказал Маркел. – Там, говорил, такие колдуны бывают, что нашим куда до них! Индейский колдун такой, что ты его в землю закопай, а после через сорок дней откапывай, а он живой. Или на куски его порежь, а после сложи вместе, живой водой попрыскай – и он ожил.

– Живой водой и я могу! – сказал Авласка. – Вот только где ее взять?!

Но Маркел, его не слушая, продолжил:

– А ножи-саморезы, сказал князь Семен, – это у них самое обычное дело. Только я про них не спрашивал. Вот так-то!

– К чему это тогда он вдруг? – спросил Авласка.

– Я не знаю, – ответил Маркел. После спросил: – А ты сам чего вдруг к нам приехал?

Авласка засмущался и сказал:

– Желаю поступить к тебе в подручные, Маркел Иванович.

– Маркел Петрович! – поправил Маркел, но без зла. После без зла же продолжил: – И это не мне, это князю Семену решать. А он у нас строгий. А ты ничего не умеешь. Поэтому если он тебя и возьмет, так на первых порах только если сторожем. И то если я слово замолвлю.

– Замолвь, Маркел Петрович! – с жаром воскликнул Авласка. – Век помнить буду!

– Век! – повторил Маркел насмешливо. – Век у нас в приказе не живут. Служба у нас ого какая! – И помолчал. После сказал: – Язык у тебя длинный, вот что. А нам такие зачем? Вот как я к вам ездил. Много чего видел, а молчу. Потому что ничего уже не помню. А помнил бы? Сидел бы я с тобой сейчас? Нет, не сидел бы. А лежал бы неизвестно где. А не обидно мне? Обидно! Вот что у вас люди сейчас говорят об этом деле?

– Известно что! – сказал Авласка тихим голосом. – Зарезали царевича лихие люди, а Борисовы бояре приезжали и наклепали на безвинных, и тех похватали, а лихим…

– Но-но! – строго сказал Маркел. – Не очень-то! – А после уже не так строго продолжил: – Я же сказал: длинный у тебя язык. Не укоротишь сам – другие укоротят. Эх, – продолжал он с укоризной. – Учить мне тебя да учить! Ну да ладно! – И налил по стопке, и сказал: – Мы же с тобой, Влас, люди разумные. Вот за свой разум и выпьем!

Но тут Параска не стерпела и из своего угла (а она там сидела) сказала:

– Если разумные, так лучше бы не пили! Ночь на дворе давно! А если завтра с утра сразу к князю?!

И она как в решето тогда смотрела: утром, чуть свет, к ним прибежал посыльный от князя Семена и сказал, что князь срочно зовет по делу!

Дело, как после оказалось, было новое и дальнее, ехать нужно было далеко и на всю зиму. И еще вот что: дело это было не царского и даже не боярского разряда. Маркел этому очень обрадовался, но виду не подал, а, наоборот, стал говорить, что дело очень хлопотное, он боится, что один не справится, и начал просить, чтобы ему дали подручного. Подручных не было. Тогда Маркел сказал, что у него есть на примете один верный человек, проверенный, на что князь Семен только сердито хмыкнул и сказал, что у нас таких проверенных полцарства, но дальше отказывать не стал, а когда Маркел стал просить дальше, сказал, что если этот человек и вправду верный, то на первых порах пускай послужит сторожем, посмотрим, что это за гусь!

И посмотрели. Но так как это уже хоть и наша, но не эта, а следующая история, то и рассказывать ее надо уже не в этот, а в следующий раз.

В одна тысяча пятьсот восемьдесят четвертом году от Рождества Христова, в семнадцатый день марта, ближе к вечеру, въехал в Москву через Арбатские ворота человек. Звали его Маркел Косой, и ехал он издалека, от самой литовской границы, где в одном малом глухом городишке (городишко назывался Рославль) служил губным целовальником. А тут вдруг выдалось ему ехать в саму Москву! Даже не выдалось, а просто привалило, потому что у него в санях было полным-полно всего, чего только душа пожелает. А с виду сани у него были как сани, плотно прикрытые рогожей и еще сверху для верности прихвачены веревками. Но все равно Маркел то и дело оглядывался и будто невзначай кнутом помахивал. И, с нами крестная сила, никто его добра за всю дорогу так и не тронул, и дело кончилось тем, что Маркел доехал до Москвы, даже до самого Кремля, без огорчений. Только уже возле Кутафьей башни, когда он начал было поворачивать на Каменный мост, вдруг, откуда ни возьмись, выскочил ему наперерез стрелец и злобно закричал, что ты, мол, разве не видишь, что дальше ворота на запоре, вот я тебе сейчас дам по сусалам! Маркел, конечно, мог сойти с саней и показать стрельцу… Но не стал он с ним связываться, а только спросил с удивлением, чего это ворота вдруг в такую рань закрыли.

— Не твое дело! — сердито ответил стрелец. — Закрыли, значит, так велели. Езжай дальше.

И Маркел мимо закрытых Ризположенских ворот поехал вдоль Неглинки дальше, а там через другой мост, деревянный, заехал в Китай-город, где уже через Никольские ворота въехал-таки в Кремль и там дальше все время держал прямо, пока опять почти что не доехал до тех же самых Ризположенских ворот, но только с другой стороны. Вот какой ему пришлось дать крюк, даже почти удавку, из-за одного стрельца! А еще и день тогда был мокрый, слякотный, и все дороги, как это всегда в Москве, были разбиты в кашу, а Маркелова Милка-кобылка и без того за день умаялась. Поэтому так получилось, что, когда Маркел уже все же доехал до нужного ему двора, пришлось ему вставать с саней, брать Милку за хомут и помогать ей идти дальше, а то она сама уже не шла.

Ворота на тот двор были распахнуты настежь. Да только кто туда добром зашел бы! Но об этом после. А так дальше было вот что: Маркел вошел в тот двор и мимо главного крыльца (на котором стояли стрельцы, и он им показал, что надо) прошел вдоль боярских хором налево за поварню и уже только там остановился. Время по мартовской поре было уже довольно позднее, начинало смеркаться, и поэтому хоть там, куда он тогда зашел, кругом было полно разных служб, но никого из дворни нигде видно не было. Да Маркелу они были не нужны, он сам знал, куда ему идти дальше: справа при главной хоромной стене была устроена лестница мимо подклети на первый жилой этаж, и там дальше, вдоль помоста, за перилами, были видны три двери. Маркелу нужно было в третью.