– Лежи, – строго сказал Трофим.
Гапка послушно замерла.
В княжьих сенях уже почти совсем не таясь пошли вниз по лестнице. Трофим обулся, надел шапку, повернулся к образу Николы, к лампадке, и перекрестился. Эх, ещё успел подумать Трофим, какой был сон недобрый, ну да не такие бывали, а всё равно отбивался. И, успокоившись, подошёл к задней двери, встал сбоку, прижал руку с ножом к поясу и затаился.
А те подошли и остановились с той стороны. Трофим свободной рукой неслышно откинул задвижку и резко рванул дверь на себя. Оттуда полыхнуло светом. Это те пришли с огнём. Те – это Мартын, княжий дворский, он без ничего стоял, а с ним Степан и Илья, вот эти и были с огнём.
– Вам чего? – строго спросил Трофим.
– А ты чего? – злобно сказал Мартын. – Так и стоял здесь всю ночь?
– Так и стоял. Вас дожидался.
– Нож убери хотя бы!
Трофим убрал нож. Мартын уже не так злобно продолжил:
– Князь тебя спрашивал. Пойдём.
Они пошли. Трофим шёл и думал, что раньше он бы весь извёлся, гадал бы, что к чему, а теперь ему что? Теперь всё едино. Заматерел. Они поднялись по лестнице, подошли к княжьим сеням, сторожа расступились, Трофим сам открыл дверь и вошёл.
Это была ответная палата. Много здесь кто ответ держали! Ох, место бойкое! Бывало, как возьмёшь кого…
Но дальше Трофим думать не стал, а остановился и снял шапку. Напротив него, на мягкой лавке, покрытой коврами, сидел сам князь Михайло Борисович Лобанов-Ростовский. И хоть там свету тоже почти не было, Трофим сразу понял, что князь смотрит очень строго. А князь умел строго смотреть! И ещё как! Бывало, как глянет, так не только Трофима, но и родовитого боярина каких хочешь кровей сразу за бороду – и тащат к князю в Разбойный приказ, третий подъезд налево, а дальше прямо, потом направо, на второй этаж – и там князь усмехнётся, обернётся и велит: Трофимка…
Да, крут был старый князь Михайло, умел силу показать! Но сейчас он был будто сам не свой. Поднять людей в такую рань и самому не спать – всё это неспроста и у князя не в обычае. Тут только если что от Самого, из Слободы пришло, думал, глядя на князя, Трофим. А потом подумал: ну и ладно.
Князь как будто бы это услышал – сразу же заулыбался и сказал:
– Чего так побелел? Грех за собой прочуял?
– Нет пока что, – ответил Трофим.
– А чего я тебя вдруг посреди ночи выдернул?
– Значит, беда какая-то случилась. И без меня никак.
– Ох, дерзок ты, Трофим! – строго сказал князь. – На виску бы тебя. Да повыспрашивать.
– Воля твоя, боярин, – так же строго ответил Трофим.
– Это я так, – сказал князь, усмехаясь. – А ты сразу зубы скалишь. Сколько в тебе зла, Трофим! Вот потому и живёшь бобылём. Никто за тебя идти не хочет. Один только срам разводишь. Тьфу на тебя!
Тут он и вправду сплюнул. Трофим молчал. Князь Михайло был прав, Трофим это знал и помалкивал. Грех – это Гапка, думал Трофим, в блуде они живут, невенчанно. Ну да и кто без греха! И что он, чернец, что ли?
Но тут князь сказал:
– Беда у нас, Трофимушка, ох и беда!
Трофим молчал. Князь повторил:
– Беда!
Но так и не сказал, какая, а сразу прибавил:
– Надо тебе срочно ехать, Трофим. Прямо сейчас. Ты даже к себе обратно не ходи, чтобы разговоров не было. Я тебе здесь шубу дам, двадцать рублей ефимками. И конь при крыльце стоит, и провожатый…
– Государь, что ли? – не выдержав, спросил Трофим.
– Что государь? – не понял князь. А когда понял, почернел, встал с лавки…
Но Трофим уже заговорил поспешно:
– Батюшка боярин! Куда ехать?
Князь опять сел, сердито сказал:
– Провожатый скажет. Провожатого звать Клим. Он дорогу знает. А это вот тебе.
И князь достал из-за пазухи и протянул Трофиму небольшой кусок овчины, вершковый кругляшок, не больше. Трофим перевернул овчинку и на её лысой стороне увидел царского орла. Орёл был очень необычный – не чёрный, жжёный, как всегда, а красный. Трофим сжал губы.
– Вот-вот! – сердито сказал князь. – Уразумел?
Трофим только вытер пот со лба, а вслух ничего не ответил.
– Вот так и дальше молчи, – сказал князь. – А только пикнешь, перетрут верёвками, на клочья разорвут и скормят псам. Понятно?
Трофим кивнул, что понятно.
– Иди!
Трофим пошёл. Как во сне.
2
В сенях стоял Мартын со своими, они держали свет, а у Мартына в руках была шуба. Шуба была богатая. Трофим не спеша оделся. Мартын подал кошель, Трофим взял его, встряхнул. Кошель был тугой, даже не брякнул.
– Эх! – только и сказал Мартын сердито.
Мартын был недобрый человек, завистливый, все это знали. Трофим повернул к лестнице, Мартын пошёл за ним.
А люди зашли вперёд и светили, чтоб было виднее идти.
Когда Трофим вышел на крыльцо, они уже спустились вниз, и там, при их свете, он сразу увидел двух коней, а возле них стоял кто-то в чёрной шубе, нарочно отвернувшись в сторону. А вокруг было ещё совсем темно, небо было всё в тучах, без звёзд. Дул ветер. Было холодно. Трофим перекрестился и пошёл с крыльца.
Когда он спустился во двор и подошёл к коням, то только прищёлкнул языком – такие они были справные. И тут повернулся тот, чьи это были кони. Человек он был как человек, ничего в нём недоброго не было, а вот не хотелось на него смотреть, и всё тут. Трофим нахмурился, сказал:
– Меня Трофимом звать.
Тот человек молчал.
– А тебя Климом, – продолжал Трофим.
Клим в ответ только усмехнулся, похлопал одного коня по холке, вскочил на него в один мах, поёрзал в седле, хмыкнул и сказал:
– Айда!
Трофим сел на второго коня. Они поехали. Один из Мартыновых людей, Илья, забежал им вперёд и начал махать огнём. Воро́тники это увидели и стали открывать ворота. Клим с Трофимом в них проехали. Илья, поджидая их, остановился. Клим подъехал к нему, забрал свет и, высоко подняв его, свернул налево – и они, Клим и Трофим, поехали по Житничной улице. К Никольским воротам, подумал Трофим.
И угадал, они подъехали к Никольским. Там, как только их увидели, тоже не стали спрашивать, ни кто они такие, ни куда их несёт, а сразу побежали открывать. Но Клим всё равно был недоволен, назвал их сучьими детьми и сказал, что очень спешит. Они открыли ворота, подняли решётку, опустили мост – и Клим с Трофимом выехали из Кремля и поехали дальше. Клим ехал впереди, Трофим за ним. Миновали Воскресенский мост – там перед ними тоже только разбегались, а дальше, Трофим так и думал, повернули к Сретенке. Было ещё совсем темно, только на рогатках горели костры. Рогатные, завидев Клима, поспешно вставали, раздвигали рогатки – и Клим с Трофимом ехали дальше. Было очень холодно, поднялся ветер, пошёл редкий снег, твердый, как крупа. Дурная примета, подумал Трофим, как бы их самих, как крупу, не сварили. И тут же додумал: а ведь и верно, их некормленых послали, как собак. Или, может, Клима покормили, а только его нет? И теперь, на голодное брюхо, пёс его знает, куда гонят.
Хотя, тут же подумал Трофим, как куда?! По Сретенке куда ещё можно попасть?! Да ещё ночью! Да с красным орлом! Пресвятая Богородица, Святой Никола, не выдайте! И Трофим уже в который раз за эту ночь перекрестился.
Тут они выехали на площадь перед городскими Сретенскими воротами. Трофим посмотрел на небо и увидел, что оно с одного края уже начало светлеть. У ворот стояли сторожа. Старший из них спросил:
– Ну как?
– Как, как! – сердито отозвался Клим. – Да как всегда. Открывайте!
Пошли открывать. Пока открывали, Трофим потрепал коня по гриве, провёл рукой по загривку. Конь был холёный, сытый. Сорок рублей, не меньше, подумал Трофим, такого гнать – грех. А ведь придётся.
И пришлось! Как только открылись ворота, Клим бросил огонь на землю, свирепо гикнул, пнул коня – и поскакал вперёд. Трофим поскакал следом. Протопотали по мосту и поскакали дальше. По государевой ямской дороге. На Ростов. Светало. Эх, думал Трофим, чего и спрашивать, ясное дело, куда они скачут, вот только зачем? Давненько он с красным орлом не езживал! Больше десяти годов, это когда ещё Малюта был живой. Вот когда были времена! А что сейчас? Да одно баловство. А тогда таракан за печкой лапкой шваркнет – и ты уже вскочил и слушаешь, идут за тобой или нет. А теперь что, теперь с Гапкой вожжался, пришёл Мартын, а ты ему: «Пошёл вон!»… Да вот только Мартын никуда не пошёл, спохватился сердито Трофим, а это он сам вскочил и поскакал невесть куда. А Мартын дома на печи лежит и в потолок поплёвывает.