– Христианину не годится сожалеть о смерти, – напоминала она. – Помните, я избавлюсь от всех неприятностей.

Странно было заниматься обычными делами: есть, или, скорее, клевать, пищу, ходить в уборную, пить вино, – когда кошмарный финал все приближался и приближался. После обеда они все сидели вокруг стола и вышивали. Анна закончила свою работу, самую последнюю, отложила ее в сторону и постаралась завести непринужденную беседу со своими помощницами. Даже пробовала шутить.

– Остроумные люди, которые изобретают прозвища для королей и королев, легко найдут подходящее для меня. Станут называть Анна Безголовая! – Она нервно рассмеялась, дамы слабо откликнулись на шутку. – Знаете, я никогда не хотела близости с королем. Это он меня преследовал, – призналась Анна.

Дамы ничего не ответили: слишком опасной была тема.

– Но есть одна вещь, о которой я действительно сожалею, – продолжила Анна. – Я не считаю, что на меня пало Божественное правосудие: виновата я лишь в том, что устроила тяжелую жизнь леди Марии и замышляла свести ее в могилу. Я бы хотела примириться с ней. Леди Кингстон, вы передадите ей от меня послание?

– Да, я это сделаю, – согласилась леди Кингстон.

– Тогда пойдемте со мной в главный зал. Я облегчу свою совесть наедине с вами.

Анна отвела леди Кингстон в соседнюю комнату и затворила дверь. Ее трон все еще стоял здесь, над ним нависал балдахин. Ни то ни другое не убрали.

– Пожалуйста, сядьте сюда. – Анна указала на трон.

Леди Кингстон изумилась:

– Мадам, я обязана стоять, а не сидеть в вашем присутствии, тем более на троне королевы.

– Я осуждена на смерть и по закону уже ничем не владею в этом мире. Мне осталось только очистить совесть. Прошу вас, сядьте.

– Хорошо, – ответила леди Кингстон. – В молодые годы я часто дурачилась. Сделаю это еще раз в зрелые, чтобы исполнить ваше желание.

Она села. Анна смиренно опустилась на колени и молитвенно протянула к ней руки. Добрая женщина смотрела в изумлении.

– Я прошу вас, леди Кингстон, отвечайте мне, как вы отвечали бы перед Господом и Его ангелами, когда предстанете пред Его божественным судом. Вы вместо меня упадете ниц перед леди Марией, так же как я сейчас стою перед вами, и попросите у нее от моего имени прощения за все те несчастья, которые я ей причинила? Пока это не будет сделано, совесть моя не успокоится.

– Будьте уверены, мадам, я сделаю это, – пообещала леди Кингстон. – А теперь, мадам, прошу вас, встаньте и давайте вернемся к остальным.

С наступлением темноты Анна села за стол и написала письма матери и Марии, прося у сестры прощения.

Она отложила перо и задумалась о том, чего добилась за свою жизнь. Что скажут о ней потомки? Будущие поколения станут говорить, что она повлияла на колоссальные изменения в стране, причем к лучшему. Она помогла освободить Англию от оков коррумпированного Рима и сделать Библию доступной обычным англичанам на родном языке, а это немалое достижение. Без нее ни того ни другого могло бы никогда не произойти.

Однако мало кто готов был признать за ней эти заслуги сейчас. Все ее успехи затмил позор, и вспоминать будут скорее его и кровавую сцену на эшафоте. Ее дочь вырастет под гнетом этого ужаса и будет плохо думать о матери.

Анна вздрогнула. Через несколько часов…

Желая отвлечь мысли от надвигающейся судьбы, она стала сочинять стихотворение. Это помогло ей изложить свои мысли на бумаге. Слова полились:

Ночью уснуть не удавалось, поэтому Анна встала, на цыпочках прошла по темным комнатам в кабинет и попыталась сосредоточиться на Господе и грядущей жизни в мире ином.

– Дай мне сил вынести испытания! – молила она Его.

Первые лучи золотистой майской зари осветили небо, когда Анна поднялась и вернулась в спальню. Она села на кровать и стала ждать. Господь смилостивился. Она была спокойна и собранна, чувствовала себя храброй. Она была готова.

Служанки надели на Анну красивое ночное платье из серого дамаста, а под него – красный киртл с низким вырезом, который был на ней в вечер перед арестом. Потом тетя Болейн накинула на плечи племянницы короткую накидку из меха горностая.

– На случай, если снаружи холодно, – сказала она.

После того как Анну осудили, тетя Болейн изменилась: стала добрее, проявляла больше уважения, а сейчас вообще выглядела взволнованной.

– Леди Кингстон и я не будем помогать вам. Этой чести должны удостоиться молодые дамы.

Те посмотрели на нее с испугом.

Тетушка заплела волосы Анны, скрутила косы высоко на затылке и надела на голову капор, по форме похожий на фронтон. Потом дала в руки Нэн Сэвилл полотняный платок:

– Положите себе в карман. Вы знаете, для чего он понадобится.

– Я хорошо выгляжу? – спросила Анна. – Мне сказали, что людям позволят смотреть на казнь.

– Вы выглядите до кончиков ногтей королевой! – ответила тетя Болейн.

Вскоре пришел отец Скип, чтобы отслужить мессу. Приняв причастие, Анна повозилась с завтраком – отщипнула немного белого хлеба, чтобы порадовать своих дам, – но аппетита у нее не было. Ее все время тянуло в уборную. От нервозности кишечник извергал из себя воду. Голова слегка кружилась от недосыпания.

В восемь часов у дверей появился Кингстон.

– Мадам, ваш час приближается, – хриплым от волнения голосом произнес он. – Вы должны приготовиться.

– Бросьте эти формальности, я уже давно готова.

Кингстон протянул ей кошелек:

– Там двадцать фунтов, которые вы можете раздать как милостыню.

Это будет ее последним королевским деянием.

Кингстон прочистил горло:

– Мадам, позвольте дать вам совет. Когда вы опуститесь на колени, стойте прямо и не шевелитесь. Это для вашего же блага. Вы понимаете меня? Палач опытный, но если вы шевельнетесь, удар может прийтись не в то место.

– Я буду стоять смирно, – обещала Анна, отчаянно стараясь не думать о том, что ей предстояло вынести.

– Теперь я должен уйти, – сказал констебль.

Леди Болейн крепко обняла Анну.

– Господь да пребудет с вами! – горячо проговорила она.

Леди Кингстон похлопала Анну по руке, когда та проходила мимо нее. Было очень заметно, что она едва сдерживает слезы. Спускаясь по лестнице, Анна слышала, как у нее за спиной четыре юные дамы горько оплакивают ее судьбу.

Во внутреннем дворе Анну ожидали две сотни йоменов из королевской гвардии, чтобы доставить на казнь. Она не ожидала таких церемоний. Как только узница появилась, начался торжественный марш к воротам Колдхарбор, за йоменами следовали офицеры Тауэра, за ними Кингстон и Анна, замыкали шествие ее фрейлины и отец Скип.

Проходя между двумя массивными башнями ворот Колдхарбор, Анна увидела собравшуюся вокруг эшафота толпу людей, которые стояли на Тауэр-Грин перед Артиллерийским домом. Эшафот был построен высокий, его затянули черной тканью.

Поднялся шум голосов – люди увидели медленно приближающуюся к ним Анну. Инстинкт подталкивал ее броситься в бегство, однако она заставила себя не терять королевского достоинства. Вдруг подумалось, что даже сейчас Генрих еще может ее помиловать. Может быть, вся эта жуткая сцена была разыграна для того, чтобы продемонстрировать широкий жест милосердия и снискать любовь своих подданных?