– Вот! Не стал царь-государь с ворами якшаться. Призвал Бельского и говорит: «Якшайся ты». Бельский пошёл якшаться, спрашивает: «Чего взамен хотите, казачки?» Они отвечают: «Зелейного заряда, и поболее, и пушку, и также пищалей, и сабель, пансырей, ножей, бердышей, и просто железа хоть бы сколько». Бельский говорит: «Э, нет! Этого вам царь не даст, этого он даст своим стрельцам, и пошлёт их вам на подмогу. А вам вот: каждому по новой шапке, по отрезу доброго сукна и по паре сапог кызылбашских. Берите!»

– Взяли? – спросил Маркел.

– Взяли бы, да им не дали, – сказал Филька. – Царь не велел. Велел дать только Ермаку.

– Что Ермаку? Что ему дали?

– Я этого не ведаю, – честно признался Филька. – Я только ведаю, что казаки сильно обиделись, в тот же день собрались и ушли в Сибирь обратно. А вскоре царь послал в Сибирь стрельцов. А казаки тех стрельцов перебили. Тогда царь послал ещё, теперь уже с воеводой Мансуровым. Но пока эти пришли, Ермака уже убили Кучумовы люди – и на Мансуровских стрельцов накинулись! Ну, Мансуровские и побежали от них. И казаки, которые от Ермака остались, с теми стрельцами тоже побежали. И сейчас они все, или по отдельности, сидят одни в Вологде, другие в Устюге, и снова в Сибирь собираются. Да туда не очень соберёшься! Там же не только мороз, а там ещё и ночь всё время. Темнотища! Вот какое это место проклятущее – Сибирь. Там и замёрзнешь, и ослепнешь на хрен.

И Филька опять потянулся к бутыли. Маркел дал ему налить. Филька налил…

Но тут как раз вошла Параска. Филька сразу встал, взялся за шапку.

– Иди-иди, – строго сказала Параска. – И так вон надышал как густо!

Филька, обойдя Параску, вышел. Параска убрала бутыль, смахнула крошки со стола и повернулась к Маркелу.

Но тут опять явилась Нюська. Параска, ничего не говоря, взяла её под локоть и увела к себе. Маркел после ещё долго слышал, как они за стенкой переговариваются. А сам он пока сидел и, скуки ради, строгал чурочку. Вспоминал, как жил в Рославле, как после вырвался в Москву и здесь остался, хоть говорили: лучше уезжай, зарежут тебя здесь на такой службе. А вот и не зарезали! Два года как сыр в масле катался… Но вот теперь, правда, в Сибирь отправили. За что?! Маркел отбросил чурочку, нахмурился.

И тут вернулась Параска. Теперь она была одета во всё новое, дух от неё стоял очень пахучий, щёки были нарумянены, брови наведены. В руках у неё был графинчик с наливкой. Они сели выпивать и разговаривать. Разговор был о пустом, неважном. После они стали миловаться. Параска просто аж горела вся.

А после заснула. Маркел лежал, ворочался. В хоромах было тихо-тихо. Маркел смотрел по сторонам, везде было темно, только лампадка под Николой чуть светилась. Маркел широко перекрестился, прочёл Отче наш. После вдруг снова вспомнился Гурий Корнеевич. Маркел махнул рукой, Гурий Корнеевич унялся. Маркел стал думать про Сибирь, про тамошние холода и темноту, про то, что уезжает он туда надолго, на год, а то и на два, или на все три, но и это уже будет славно, если даже пусть через три года он сюда вернётся… И вдруг узнает, что Гурий Корнеевич уже давно здесь. А что! А вот наши заплатят за него как посулили, и воевода венденский, Ивахим фон Крюк, его и отпустит. Или уже поздно отпускать, ибо давно уже преставился Гурий Корнеевич, Царство ему Небесное, Маркел перекрестился… И тут же подумал, что это нехорошо такое загадывать, не по-христиански, а надо бы…

Ну и так далее. Долго ещё Маркел лежал, раздумывал, и сон никак его не брал. Тогда он перестал раздумывать, а начал вспоминать и повторять, чтобы лучше запомнить, приметы пропавших вещиц: сабля булатная, пансырь немецкий, шуба кармазиновая, чешуйчатая, на черевах песцовых, а пансырь бит в пять колец, а сабля золотом наведена, а пансырь рукава по локоть, а…

И так, пока всё не запомнил, не заснул. Зато после заснул как убитый.

Утром они первым делом сразу пошли на Красную площадь, в ряды, и там купили Маркелу шубу длинную, до пят, валяные сапоги, рубаху вязаную, урманскую, тёплую, две пары рукавиц, и ещё…

Да! И Нюське сладких гостинцев, чтобы не скучала, как сказал Маркел, – и засмеялся. А на душе было тоскливо. Обратно шли, Маркел смотрел на колокольни, думал: а вот прямо сейчас зайти и повенчаться! А что? А сказать, что Параска вдова, дать три рубля – и обвенчают ведь. А если Гурий Корнеевич жив? И вдруг вернётся? Какой грех на себя возьмём! И промолчал.

Вернулись, только стали примерять – пришёл Мартын Оглобля, дворский, и сказал, что князь зовёт. Маркел взял шапку, пошёл к князю. Князь сидел тут же, у себя дома в хоромах, на втором этаже, в Ответной палате. Маркел вошёл, поклонился. Князь Семён сказал:

– Тебе завтра с утра ехать. – И тут же спросил: – Куда ехать и зачем?

– В Сибирь, на реку Иртыш, в град Кашлык, – без запинки ответил Маркел. И так же без запинки прибавил: – За саблей, пансырем и шубой царскими.

– Какие они из себя?

Маркел глубоко вдохнул и начал как по писаному:

– Сабля турская, булатная, на обе стороны… – и дальше, слово в слово.

И так же, без передышки, сказал про шубу и про пансырь, нигде ни разу не ошибся. Князь одобрительно кивнул, сказал:

– Всё верно. Можешь ехать. Твоя подорожная уже готова. Завтра возьмёшь её в Ямской избе. Там всё прописано, куда ехать, и как, и сколько. До Чердыни! А там дальше уже сам ищи. По-татарски ты же понимаешь?

– Понимаю.

– Вот и славно, – сказал князь. И тут же странным голосом прибавил: – Ну да, может, тебе этого и не понадобится, а только доедешь до Вологды, а там развернёшься – и обратно.

Маркел с удивлением глянул на князя. Князь усмехнулся и сказал:

– А что? В Вологде сейчас сидит Мансуров. – И вдруг очень сердитым голосом спросил: – Кто такой Мансуров, знаешь?

– Знаю, – ответил Маркел, – воевода.

– Га! – ещё сердитей сказал князь. – Ванька Мансуров воевода! Сотник он по выбору, вот кто! В полусотенных ходил, и вдруг его подняли в сотники. И сразу дали сотню – и в Сибирь! Никто не хотел туда идти, вот и послали сотника, а все воеводы отказались. После Болховского никто туда идти не пожелал. – И вдруг опять спросил: – Болховской кто такой?

Маркел молчал.

– Да, – сказал князь Семён уже без всякой злости. – Далеко ты не уедешь, если ничего не знаешь. Начнём с самого начала. Так вот, был такой на Волге атаман Ермак, всех грабил. А после ему стало там тесно, он перешёл на реку Каму, а там через горы Камень взял да и ушёл в Сибирь со всеми своими людьми, с целым войском таких же разбойников, как сам. И они там враз пропали. Мы тут вздохнули: слава Тебе, Господи, унял злодея. Как вдруг, года не прошло, от Ермака из Сибири посольство с дарами. И говорят: царь-государь, кланяется тебе славный атаман Ермак Тимофеевич и, надо будет, он тебе ещё поклонится, а ты, государь, дай ему пушек, сабель, пищалей, свинца, пороху поболее, и он будет дальше воевать. И что, царь-государь, сам себе, что ли, враг – разбойников вооружать? Ничего он им не дал! А только сказал: дам вам стрельцов, стрельцы вам пособят. И послал воеводу Болховского с войском. Болховской в Сибирь ушёл… И пропал. А тут и государь Иван Васильевич у нас преставился, всем сразу стало не до Сибири, никто туда идти не хочет, молодой царь Фёдор Иванович воеводам не указ… Нашли только одного Мансурова. Этот согласился. Ему что? Ему терять нечего, зато если отличится, ему сразу честь. И он пошёл. И он тоже пропал! Тоже, мы думали, совсем. Но этой зимой вдруг, слышим, возвращается побитый. Из Сибири выбежал, а до Москвы не добежал, сел в Вологде, дальше идти робеет. И вот ты теперь туда, в ту Вологду, езжай и разузнай у него самого, что там у них было да как: и как Ермака убили, и как Сибирь профукали, где Болховской, где его стрельцы, кто столько православных душ сгубил за здорово живёшь… Ну и, конечно, и про то, где те царские шуба, сабля да панцирь припрятаны. Хотя, думаю, вот как раз про это ты ничего не узнаешь.