Сефер спросил:

– Кызылбашский?

– Нет, индейский, – ответил Лодыгин.

– Покажи!

– А ты заезжай! Один! – сказал Лодыгин и махнул рукой.

Ворота стали понемногу открываться. Царевич Сефер обернулся на своих людей, потом дождался, когда ворота отворились во всю ширь, и въехал в крепость. Там, вокруг ворот, на площади, стояли свиридовские стрельцы с пищалями наизготовку. Сефер не спеша сошёл с коня. Лодыгин спустился с башни.

– Давно не виделись! – сказал Сефер.

– Славная тогда была потычка! – ответил Лодыгин.

Они оба улыбнулись. Потом Лодыгин кивнул стрельцам, те расступились. Лодыгин повёл Сефера дальше в крепость. Свиридов велел всем стоять на месте. Все стояли. А Лодыгин, как было видно, вёл царевича к своим хоромам. Потом они поднялись по крыльцу и вошли в дверь.

Потом их некоторое время видно не было. Маркел уже даже подумал, не случилось ли чего. Но тут они опять вышли на лестницу и пошли обратно вниз. Потом пошли по крепости к воротам. Лодыгин улыбался, Сефер тоже. И ещё: у Сефера шуба с правого бока была как-то странно оттопырена. О, только и подумал Маркел, но дальше думать не стал. А Лодыгин и Сефер уже вернулись к воротам. Сефер громко, чтобы всем было слышно, сказал:

– Какой славный зверь индейский! А какой весёлый!

Лодыгин тотчас же прибавил:

– У кызылбашей такие не водятся!

– Это верно! – прибавил Сефер. – Поеду, скажу брату, пусть не беспокоится.

И придерживая оттопыренную полу, он сел на коня. Ворота стали открываться. Сефер выехал в ворота к своим людям, и они уже все вместе поскакали в поле. Ворота стали опять закрываться. Лодыгин посмотрел по сторонам, заулыбался и сказал:

– Ну вот и всё, отвоевались. – Потом повернулся к Маркелу и сказал ему отдельно: – А ты можешь идти дальше. Вельяминову от нас поклон.

И развернувшись, пошёл обратно к хоромам. Также и все стоявшие на площади начали расходиться кто куда. А к Маркелу подошёл Рыжов и сказал, что если прямо сейчас начать собираться, то уже через час можно будет выступать в дорогу. Маркел сказал собираться, и Рыжов ушёл.

А Маркел ещё немного постоял, подумал, а после тоже пошёл в крепость. Там он прошёл мимо воеводских хором, подошёл к тамошнему заднему двору и постучал в ворота. Открыл их вчерашний челядин. Маркел вошёл. На заднем дворе, как всегда, было пусто, только в ближнем углу, возле колодца, стоял слон и чесался об тын. Тын скрипел. Маркел подошёл к слону, слон наклонился, Маркел начал чесать ему за ухом. Слон заурчал от удовольствия. И так они ещё долго стояли, чесались. Потом Маркел достал из-за пояса верёвку, повязал её слону на бивень и повёл слона прочь. Челядин, забежавши вперёд, придержал ворота.

Маркел и слон вышли на площадь и уже повернули к пристани, как их вдруг окликнул Свиридов и сказал, что Лодыгин зовёт. Маркел велел Свиридову присмотреть за слоном, а сам без особой охоты пошёл обратно.

Когда Маркел вошёл к Лодыгину, тот сидел за столом и что-то писал. Увидев Маркела, Лодыгин, не переставая писать, протянул к Маркелу свободную левую руку. Маркел вложил в неё подорожную. Лодыгин расписался в ней. Маркел забрал её, но продолжал стоять на месте.

– Ещё чего-нибудь? – спросил Лодыгин.

Маркел в душе перекрестился и сказал:

– Ты татарину дачу поднёс. Так это или нет?

Лодыгин усмехнулся и сказал:

– Да, это так. А если бы не поднёс, на сколько здесь татары бы сожгли? На тысячу? А перебили скольких бы? Где мы столько баб возьмём, чтобы они столько новых нарожали?

Маркел молчал, насупившись. Лодыгин снова усмехнулся и продолжил:

– Знаю, знаю! Думаешь, я оробел перед ними. Поумнел я, а не оробел. Давно! А раньше такой же был, как ты, горячий. И как сейчас Вельяминов! Да-да, – уже совсем насмешливо продолжил Лодыгин. – Вельяминов – это вам огонь! Вельяминов их так бы не отпустил! Пол-Саратова бы сжёг, не пожалел бы, а с Гиреевичами бы посчитался! Или бы не посчитался, это уже как жребий бросится. Да у него жребий каждый день бросается. Ты к ним сейчас приедешь, а там война. Да там всегда война! И он только и знай гонцов в Москву гоняет, просит: царь-государь, пришли стрельцов, пришли ещё стрельцов… Вот так! – сказал Лодыгин, отложив перо. – Можно и так жить, а можно и сяк. Но когда будешь дальше идти, то если никого по дороге не встретишь, то вспомни меня. А когда встретишь, вспоминай Вельяминова. А теперь ступай, не отвлекай меня, я занят!

И он опять взялся писать бумагу. Маркел поклонился и вышел.

А когда он выходил из воеводских хором, то с колокольни как раз прокричали, что татары выступили на берег и теперь идут вниз по течению вдоль Волги. Значит, надо поминать Лодыгина, подумал Маркел и усмехнулся.

Собирались они быстро. Прибежал Гаврила Меньшой, тамошний приказный дьяк, с людьми, и люди натащили всякого добра любого, и не забыли брюквы. А Свиридов поделился порохом. А таможенный голова Серафим, Маркел опять забыл его фамилию, не стал у них ничего проверять, а только махнул рукой, сказал: везите, чёрт с вами, и они отчалили. День тогда был свежий, с ветерком, но, правда, не попутным.

И как заладило, так после всю неделю он такой дул – не попутный. Гребцы умаялись, часто менялись. Рыжов ходил мрачный, посвистывал. Маркел просил не свистеть, но Рыжов как не слышал. Один слон был весел! И так ведь всегда и раньше было: мачта стоит – он зол, мачту уберут – он рад. А тут целую неделю мачты не было! Слон стоял на её месте и по сторонам поглядывал, похрюкивал, совал хобот в воду, набирал воды и брызгался. Народ сердился, но молчал. Маркел тоже помалкивал.

А потом, сентября в 16-й день, на великомученицу Евфимию Всехвальную, они вышли к Самарской Луке, к её Пасечному повороту, а там пошли ещё вёрст пять, это всё вдоль низкой луговой стороны, и увидели два корабля у берега – один струг, второй коломенка. Коломенка была здоровенная, длиннющая, и от неё издалека воняло рыбой с солью, а струг был обычный, есаульный.

– Это они на Низ идут, – сказал Рыжов, – порожние. А зачем им тогда струг? – И на всякий случай велел брать влево, к стрежню.

На кораблях сразу забегали, а со струга даже стали махать шапками.

– Вроде как свои, – сказал Маркел.

Рыжов тяжко вздохнул и приказал причаливать. Гребцы снова провернули к берегу. На тех кораблях пошло движение. И сколько там было людей! И все кто с пищалями, кто с пиками, а кто ещё с чем! Рыжов перекрестился и велел гребцам придерживать.

И тут с коломенки крикнули:

– Эй, на реке, что везёте?

Маркел усмехнулся и зычно ответил:

– А вы кто такие?

– Как? – грозно крикнули с коломенки. – Ты что, не узнал меня, Косой?

И тот, кто кричал, начал размахивать руками. В одной из них у него был топор. А на голове у крикуна была простая валяная шапка, а сам он был в серой посадской однорядке, а борода у него…

О! И только тогда Маркел узнал его. И закричал в ответ:

– Игнатий Григорьевич, ты, что ли?

– Я! – весело ответил этот человек, и в самом деле Вельяминов Игнатий Григорьевич, воевода самарский, и тотчас же тоже спросил:

– Что у тебя там вместо мачты, слон?

– Слон, так и есть, – сказал Маркел, снимая шапку.

– Давай подгребай сюда! Посмотрим твоего слона! – громко сказал Вельяминов. – Век не видал слонов! Ага! – и почему-то стал смеяться.

А маркеловский струг тем временем всё приближался к берегу. Теперь Маркелу было уже хорошо видно, что на коломенке, равно как и на их втором корабле, на струге, черно от народа, и все они одеты кто во что, хоть по их выправке сразу понятно, что всё это стрельцы. Чего это они так вырядились, думал Маркел, подкарауливают кого-то, что ли? И повернувшись к Рыжову, велел причаливать к коломенке. Гребцы убрали вёсла, бросили верёвки, корабли сошлись. Вельяминов на своей коломенке сразу выступил вперёд, остановился возле борта, занёс ногу, чтобы перелезть к Маркелу… но посмотрел на слона и застыл. Потом оглянулся на своих. Свои молчали. Вельяминов с опаской спросил: