– Эта сабля не простая, а государева. К нам Черемисинов в Приказ пришёл, государеву казённую книгу принёс, а там записано, что сабля в нетях. И там же её приметы сказаны. Они такие: сабля турская булатная, по обе стороны от черена до елмана золотом наведена…

Ну и так далее, Маркел читал по памяти, а Сукин вертел саблю так и сяк, сличал, и всё сходилось. Когда Маркел замолчал, Сукин спросил:

– Ну и что дальше?

– А дальше, – нехотя сказал Маркел, – меня в Сибирь послали. И я ходил, искал, искал, и, наконец, нашёл. И теперь несу обратно. Вот и всё.

– Э, нет! – сказал Сукин. – Так не годится! Ты мне подробно всё давай! – продолжил он, огляделся и позвал: – Данила!

В шатёр вошёл этот Данила. Он был в больших годах, сухой, улыбчивый. Ох, такому палец в рот не клади, подумал Маркел, кланяясь. А Данила смотрел на Маркела и ждал. Сукин сказал, обращаясь к Даниле:

– Это Семёна Лобанова сыщик. Говорит, что это сабля будто царская, и вдруг пропала, а он её нашёл и нёс обратно в Москву. Так, нет?

Маркел кивнул, что так. Сукин положил царёву саблю себе на колени, полюбовался ею, провёл по ней рукой, спросил:

– А как она сюда, в Сибирь, попала? Кто украл?

– Да никто её не крал, – сказал Маркел. – Её от царя Ермаку пожаловали, за верную службу. А после татары Ермака убили, и его саблю унесли в одно укромное местечко, и там спрятали. А я нашёл и обратно несу.

– Что за местечко? – спросил Сукин, продолжая любоваться саблей.

– Местечко, я сказал, укромное, – уклончиво ответил Маркел. – И у нас в Приказе так заведено, что покуда дело не закрыто, ничего о нём не говорить.

Сукин задумался. А после поднял саблю над собой, стал любоваться ею, глядя снизу вверх, и при этом ещё и спросил:

– Так, говоришь, сабля царёва? И поднесли Ермаку? А за что?

– За Сибирское царство, – ответил Маркел.

– Во-о-о-т! – нарастяжку сказал Сукин. – За Сибирское, говоришь, царство. – А я куда еду? Брать это царство. И, значит, теперь она моя! Запомнил?

Маркел не ответил.

– О, правильно, – сердито сказал Сукин. – Кто ты такой, чтоб с воеводой спорить?! – И, повернувшись к Даниле, спросил: – Так я говорю или нет?

– Так-то оно так, – сказал Данила. – Но, может, у него есть ещё что сказать, а он молчит. – И, повернувшись, спросил у Маркела: – Есть у тебя ещё про что-нибудь сказать, или ты только про эту саблю знаешь?

– Только про саблю, – ответил Маркел, решив про пансырь помолчать.

– Вот, – вкрадчиво продолжил Данила. – Славную ты добыл саблю. Да только берёт меня сомнение, что ты один с этим справился.

– Ну, не совсем один, – сказал Маркел, – но об этом тоже говорить ещё не срок, дело закончится, тогда и скажем. Если князь Семён позволит. Да и свезло мне несказанно! Обложили нас со всех сторон, уже и кидаться было некуда… но тут им стало не до нас, у них началось смятение, и мы ушли.

– Что за смятение? – спросил Данила.

– Хана Кучума хотят сбросить. Или, может, уже сбросили.

– Кто сбросил?! – разом спросили Сукин и Данила.

– Хан Сейдяк-хан из роду Тайбугинова, – сказал Маркел. – Сибирь – это исконно его вотчина, но Кучум его было прогнал. Ну а теперь Сейдяк, в силу войдя, пришёл из Мугольской земли и привёл с собой несчётно войска, десять тысяч. И у Кучума почти столько же. И как они между собой схлестнулись, как стали биться – всё сгорело, весь Кашлык! На прошлой неделе. А про остальное мне рассказывать пока не можно.

Сукин помолчал, подумал, а потом спросил:

– Так что, татары сейчас в Кашлыке? И их десять тысяч?

– Люди, говорят, что десять, – ответил Маркел. – А, может, и меньше. Но вот что Кашлык сожгли, так это чистая правда, потому что я сам это видел.

Сукин глянул на Данилу. Данила сказал:

– Тут нужно с оглядкой. Но, с другой стороны, а что такое десять тысяч? Против Ермака не меньше было, а одолел он их!

– Одолел, – с усмешкой сказал Сукин. – А где он сам сейчас? Одна сабля от него осталась! И то добрый человек принёс, а так бы и этого не было!

И он опять задумался. Потом, повернувшись к Маркелу, сказал:

– Вот такие у нас тут дела, братец. Послали нас Кучума замирять, а он уже как бы замирён, наше дело как бы сделано.

– Э! – встрял было Данила.

– Знаю, знаю! – перебил его, отмахиваясь, Сукин. – Государю крест поцеловали, это теперь как же?! Это голову сложи, а сделай! – А потом, обращаясь к Маркелу, продолжил: – Мы тут, как ты уже, я думаю, понял, идём на Кучума. Государь нас отрядил. Болховской Сибири не взял, а мы возьмём! А ты иди пока что и сиди там, где тебя посадили. И молчи как пень! Когда будешь нужен, тебе скажут. Иди.

Маркел поклонился, развернулся, надел шапку и вышел, думая: эх, сабля, эх, беда какая!

Возле шатра Маркела ждал Иван. Он и повёл его обратно. И опять стрельцы полезли на него глазеть, но тут уже не только Иван, но и стрелецкие десятники стали на зевак покрикивать, чтобы не лезли.

И обошлось. А как только пришли в шалаш, Маркел сразу сказал, что он сильно голоден. Иван на это ответил, что за обедом уже посланы и скоро его принесут, а сам, как бы между прочим, и как ему казалось, издалека, стал говорить, что у них в войске много всякого болтают о Маркеле, и, честно сказать, ему, Ивану, тоже очень интересно было бы узнать, кто такой Маркел на самом деле и что он здесь, в Сибири, делал.

– Мне об этом говорить не велено, – сказал Маркел. – Крест целовал, что не откроюсь.

Иван покивал, помолчал, после спросил:

– А что за сабля при тебе была? Люди про неё много чего болтают.

– А чего болтать?! – сказал Маркел. – Сабля как сабля. Только дорогая очень.

– А люди говорят, – сказал Иван, – что это Ермакова сабля. Так это или нет?

– Ну, не знаю, – ответил Маркел, усмехаясь. – Наверняка об этом не скажу, потому что Ермака живым не видел. Но слышал, божились знающие люди, что это не просто сабля, а намоленная. Поэтому кто её держит, тот и всей Сибирью правит. Стерегли её татары очень зорко! Ну да не устерегли. И мне за это будет сто рублей от государя.

И он хотел ещё что-то сказать, но тут в шалаш вошёл стрелец и принёс каши. Маркел сразу замолчал и взялся перекусывать. Иван сидел рядом и ждал, когда Маркел опять заговорит. Но Маркел только ел да помалкивал. А когда съел, сказал, что он крепко устал, ему надо лечь и вздремнуть, и чтобы ему не мешали. Иван громко вздохнул и вышел, а Маркел подумал, что скоро всё войско будет знать про Ермакову саблю и про её намоленную силу. Размышляя таким образом, Маркел лёг на лежанку, накрылся овчиной и попробовал заснуть, но не спалось. Маркел и так и сяк ворочался и вспоминал о всяком…

Но почему-то более всего ему вспоминалась сегодняшняя каша. Она была очень хороша! Ну, ещё бы, с улыбкой думал Маркел, сколько он каши не ел, всё только рыба да рыба! И дальше Маркел сразу же подумал, что когда он вернётся в Москву, то велит Параске, чтобы рыбы в доме близко не было!

Ну и так далее. И так привязалась к нему эта рыба, что он никак не мог от неё отвязаться, нарочно думал о другом, о всяком, а получалась опять одна рыба. Поэтому Маркел очень обрадовался, когда к нему в шалаш вошёл Данила. Маркел сразу вскочил и снял шапку. Данила усмехнулся и велел садиться. Маркел сказал, что пусть сперва боярин сядет.

– Я не боярин, – ответил Данила. – А я Данила Григорьев Чулков, письменный голова при воеводе. – Тут он не удержался, усмехнулся и прибавил: – Меня государь к нему приставил. Для советов. Понял?

Маркел ответил, что понял. Чулков сел на его лежанку, Маркел сел на землю, и Чулков, усмехаясь, сказал, что он уже слышал о том, что Маркел рассказывал Ивану, и это забавно.

– И людям полезно, – прибавил Маркел.

– И полезно, – повторил Чулков. – А теперь ты мне так же полезно и кратко, толково, всё расскажешь – и откуда ты когда вышел, и куда пришёл, и кого ты по дороге видел, и сколько отсюда вёрст до Кашлыка, богато ли живут татары, любят ли они Кучума или больше любят Сейдяка, а если любят и не любят, то за что, и… – Тут он негромко засмеялся и спросил: – Запомнил?