– Так как ты полагаешь быть? – спросил Волынский.

– Полагаю, – сказал Змеев, – выставить на стены дозор, а всех остальных послать чинить проломы. А то вдруг мало ли кто надумает вернуться. Но, – тут же прибавил Змеев, – это если дозор не выставить. А если выставить, тогда никто к нам не сунется.

– Эх! – только и сказал Волынский. – Отдохнул! – Отставил чашку, встал и пошёл к выходу.

И они со Змеевым ушли. А Маркел так и сидел возле щовала. Сидел долго. За окном шумели. Пришёл челядин, спросил, чего подать. Маркел сказал, что ничего. Потом спросил, что делается в крепости.

– Делается тын, – ответил челядин и вышел.

Маркел продолжал сидеть, слушал крики за окном, вспоминал прошедший вечер и вначале гневался, а после стал думать о том, что это очень хорошо, что Игичей ушёл, а так бы он только мешал. А так, думал Маркел, без Игичея…

И заснул. Спал очень крепко.

Утром Маркел проснулся от громких голосов. Он открыл глаза и увидел, что лежит во всё той же трапезной, но уже не возле щовала, а в самом углу, за ворохом шкур. А голоса были Волынского и Змеева. Они, спиной к Маркелу, сидели на кошме. Волынский строго сказал:

– Ты мне не усмехайся!

– Да не усмехаюсь я! – ответил Змеев.

– Ладно, ладно! – перебил его Волынский. – Я же видел, как ты смотрел на меня. Как будто я оробел перед ним. А я не робел! Да я бы его саблей надвое, как поросёнка! Но нельзя. Заругалась бы Москва. Это же наш верный князь, сказали бы, таких надо беречь, такие нам всегда нужны. Ну и нужны!

– Теперь, после вчерашнего, уже и не нужны, – с досадой сказал Змеев.

– Нужны, нужны! – уверенно сказал Волынский. – Ещё увидишь, как он прибежит! И Анюту за собой притащит, будет её подсовывать: возьми! А как я тогда возьму? Меня летом заберут отсюда.

Они помолчали. Змеев ничего не спрашивал, Волынский злился, потом сам заговорил:

– Уеду я летом от вас. Батюшка мой, Степан Васильевич, обещал похлопотать где надо, поклониться до земли, и не с пустыми руками поклон, и заберут меня на воеводство в Ладогу. Вот так! – И он усмехнулся.

– Где это? – спросил Змеев.

– На шведской границе, – ответил Волынский. – А шведы, это тебе не остяки. Это люди благородные, крещёные, хоть и неправильно, конечно. И за таких знаешь какие выкупы дают? Но это если война. А если без войны, тогда да, тогда не очень. Но это ладно! А ещё дальше вот что будет: отсижу я в Ладоге два года, вернусь в Москву, а там у матушки уже всё готово, сговорено, пишет, есть одна девица на примете, и ещё две на присмотре, за каждой дают по три воза приданого, да деревеньку, да людишек… А ты мне: Аньянга, Аньянга! Привезёт Игичейка Аньянгу к нам в Берёзов, а меня уже и след простыл, я в Ладоге. Хотя, конечно…

И Волынский замолчал, тяжко вздохнул. Маркел усмехнулся. Волынский сразу подхватился, обернулся и громко сказал:

– Эй! Царский гонец! Не притворяйся! Я видел, ты давно не спишь. Давай, вставай. Сейчас принесут перекус.

Маркел поднялся, подошёл, сел рядом с ними. Волынский строго сказал:

– Крепко же ты спишь. Люди уже из дозора вернулись. Искали Лугуя.

– И что, – спросил Маркел, – нашли его?

– Пока что нет, – сказал Волынский. – Пока нашли только следы. Они все одной толпой ушли: и Лугуй, и его войско, и простые люди куноватские. Шли вначале вдоль реки, а после повернули на Казым, к Сенгепу.

Маркел подумал и спросил:

– Все повернули? Всей толпой?

– Как будто всей, – сказал Волынский. – Да и куда им ещё было идти? Только на Казым. Вот где теперь Лугуй будет сидеть! Тебе его там не достать! А я стрельцов тебе не дам, ни одного. Хоть было записано дать, а не дам! Потому что сейчас что всего важнее? Не за Лугуем бегать, а удержаться здесь. И я удержусь! Стены подновлю, поправлю, пошлю знать нашим, чтобы прислали подмоги, кто сколько может. И будет наш Куноват! А на Казым и сам пока что не пойду, и вам не дам ни одного стрельца. А то Иван тоже начал с утра заговаривать, а не пойти ли на Казым, или не догнать ли нам Лугуя, пока он до Казыма не дошел. Было такое, нет?

Змеев нехотя кивнул, что было. Волынский опять посмотрел на Маркела и сказал как будто с горечью:

– Вот так! Не получилась твоя служба. Не перехватил ты Лугуя. Как теперь тебе с пустыми руками к царю возвращаться? Никак!

– А зачем мне его перехватывать? – спросил Маркел.

– А снять с него расспрос! – сказал Волынский.

– А я уже снял.

– Когда?

– А когда сюда ходил, – сказал Маркел. – Он мне тогда всё поведал: и почему он не стал платить нам ясак, и куда он стал его возить, и кто такая Золотая Баба, и кто такой ты.

Волынский, услыхав такое, покраснел от гнева и сказал:

– Много ты себе стал позволять, Маркелка! А то смотри, я тебя своей властью…

И замолчал, только зубами скрипнул. Маркел улыбнулся и продолжил:

– Мне Лугуй уже не нужен, я его уже расспрашивал, и он честь по чести всё ответил. Теперь мне нужно Золотую Бабу взять и расспросить. Вот я сейчас к ней и поеду. Время сейчас для этого очень удобное: все князьки кто куда разбежались, никто мне мешать не будет, и я быстро к ней доеду.

– А где её искать, ты знаешь?! – спросил Змеев.

– Знаю, конечно, как не знать. Добрые люди подсказали.

– Кто добрые?! – гневно спросил Волынский.

Маркел только усмехнулся, не ответил. Волынский приготовился сказать…

Но тут открылась дверь, стали входить челядины, вносить и расставлять еду, питьё. Маркел, Волынский и Змеев молчали. Леонтий налил им по чашке, они выпили. Леонтий ещё налил и вышел, прикрыл дверь. Волынский ещё подождал и спросил:

– Так ты что, и вправду собрался к Великой Богине?

Маркел утвердительно кивнул и принялся закусывать. Волынский опять спросил:

– А дорогу туда знаешь?

– Что знаю, – ответил Маркел, – а что добрые люди подскажут. Мне от тебя нужны только стрельцы, с десяток, но самых лучших, а к ним харчей на неделю и зелейного запаса как можно больше.

– И пойдёшь?

– Пойду, – сказал Маркел. – Вот только ещё перекушу и выпью.

Волынский молчал. Потом посмотрел на Змеева, сказал:

– Иван! Да скажи ты ему!

– А что здесь говорить? – ответил Змеев. – Человек решил. Да и служба у него такая.

– Но ты ведь ходил туда! – сказал Волынский.

– Ну и ходил, – ответил Змеев. – Так ведь не я один туда ходил. – И, повернувшись к Маркелу, продолжил: – Мы как сюда пришли, в эти земли, как про эту Золотую Бабу услыхали, так и ходим, так её и ищем. Много про неё всякого болтают. А про её богатства ещё больше. Но никто из наших этого богатства не видал. Не доходят наши до него. Летом тебя в водоворот затянет, топляком затрёт, зимой под лёд провалишься. А её, может, и нет совсем.

– А к кому тогда Лугуй ходил? – спросил Маркел.

– Ну, Лугуй тебе расскажет!

– А… – начал было Маркел, хотел сказать про бывшего шамана, про Аньянгу, но спохватился и промолчал.

Змеев это заметил, сказал:

– Ты нам не всё договорил. Ну да и ладно. Когда будешь помирать, тогда про это вспомнишь.

– А пока что?

– А пока, – ответил Волынский, – ладно. Дам я тебе стрельцов. И дам всего другого, что просил, но понемногу. А сейчас налей!

Маркел налил, и они все трое выпили до дна. После Волынский утёр губы, усмехнулся и сказал:

– Скользкий ты человек, Маркелка. Ну да бог с тобой. Не тем будем тебя поминать.

Маркел усмехнулся, ответил:

– Это ещё кто кого помянет.

– Ладно, ладно! – погрозил пальцем Волынский. После обернулся к Змееву, сказал:

– Дай ему Ермолу со своими. Не скупись!

– Э! – только и ответил Змеев, но не стал перечить.

А Волынский усмехнулся и прибавил:

– Это Анюта за тебя просила. А сам я ничего тебе не дал бы.

– Так я тогда пойду, – сказал Маркел.

– Иди, – сказал Волынский. И, повернувшись к двери, кликнул: – Эй!

Вошёл Леонтий. Маркел встал. Волынский кивнул на Маркела, сказал: