– И что, – спросил Маркел, – так и не нашли его? Не всплыл?
– А кто будет его искать, – сказал Карп. – Никого у него не осталось, всех пропил. А ножик был славный! И из-за него его зарезали.
– А как он на берег попал? – спросил Маркел. – Сначала здесь сидел, а после пошел туда? Так?
– Так.
– А с кем пошел? Или один?
– Сказали, что один, – подумав, сказал Карп.
– Кто это сказал? – быстро спросил Маркел. – Кто видел?
Карп еще подумал и сказал:
– Игнаха Гвоздь. Как будто бы. Но Игнахи здесь сегодня нет. А завтра будет точно! Чтобы его два дня подряд здесь не было, такого еще не бывало.
– Ладно, – сказал Маркел. – Тогда завтра его и проверим. А пока тебя! Вставай! – велел Маркел и сам встал первым. – Поведешь на берег, на то место!
Карп медленно встал с лавки и так же медленно пошел к двери. Маркел пошел за ним. Когда они вернулись в черную избу, там все сразу замолчали и стали на них смотреть. А они прошли мимо и через входную дверь вышли наружу. И вот что еще: когда они там проходили, Маркел успел заметить, что Авласка сидит белый-белый и весь прямо трясется от страха. Ну еще бы, подумал Маркел дальше, идя следом за Карпом к воротам, теперь же опять будут говорить, что Авласка спутался с московскими, все же видели, как он с Маркелом выпивал и разговаривал, так что надо будет как-то за Авласку заступиться! И поэтому, когда они выходили из ворот, Маркел сказал Григорию, который им открывал:
– Скажешь Авласу Фатееву, чтобы он сегодня домой не ходил, а сперва пришел ко мне, а это на внутренний царевичев двор, а там пусть меня спросит. Запомнил?
Григорий сказал, что запомнит, и Карп с Маркелом пошли дальше. Карп шел впереди, Маркел за ним. Да там идти было просто, потому что там была хорошо протоптанная тропка вдоль кабацкого забора все время налево, а после с бугра резко вниз по лопухам и кустам, к самой реке, то есть Волге. Место было нежилое, дикое, они спускались уже медленно, потому что было уже сильно круто.
– Чего его сюда несло? – спросил Маркел.
– Так он здесь жил, – сказал Карп, не оглядываясь. – Как потеплело, так и перешел сюда. А до этого жил у вдовы Варфоломеевны, за ямой. А здесь не яма, здесь простор!
Тут Карп даже остановился и начал осматриваться. Место там было и впрямь красивое, просторное, видно было очень далеко и по реке, и так же за рекой.
– Эх! – сказал Карп и пошел дальше. Маркел пошел за ним. Идти вниз оставалось немного, и Карп опять заговорил: – Я думал, он к себе пошел. У него там дальше лежанка. А он, вдруг вижу, прямо здесь! – И Карп указал перед собой.
А они тогда уже сошли к самой воде, и тропка повернула дальше вдоль самого берега, а тут впереди был желтенький песчаный выступ, и ничего на нем не было – ни камней, ни коряг, ничего.
– Вот здесь он лежал, – сказал Карп и показал на песок.
Они оба сошли на тот песок, Маркел остановился посреди него и начал осматриваться. Снизу вид был не такой красивый, видно было только немного противоположного берега, то есть только крыши так называемой Тетериной слободы, да реку слева и справа. И много песка на этом берегу, и это тоже с обеих сторон. Да тут, сердито подумал Маркел, можно не один нож закопать, а тысячу, и никогда не найдешь. А человека, подумал он дальше, и закапывать не надо, а тем же ножом вспорол брюхо, спихнул в воду – и никогда не всплывет. Вот что он тогда в сердцах подумал! Но вслух ничего такого не сказал, а повернулся к Карпу, посмотрел ему прямо в глаза и спросил:
– Пришли, а его нет уже, так было?
– Так, – сказал Карп. – И мы тут тогда всё излазили. Все кусты кругом обшарили. И в воде тоже шарили, а нет нигде.
– А хорошо ли вы тогда искали? – спросил Маркел.
– Га! Еще как! – сказал Карп. – Я же им сказал, что у него мое колечко за щекой, найдем – сразу несем Евлампию. Ну, и они старались!
– А, ну тогда да, – сказал Маркел и еще раз осмотрелся, но это уже только для виду, потому что было уже ясно, что здесь ничего не найти. Но Маркел еще все же спросил: – А к нему на лежанку ходили?
– Аж два раза! – сказал Карп.
И туда тоже нечего ходить, подумал Маркел и посмотрел на реку, а после на небо и дальше подумал уже про то, что слишком долго он здесь завозился, другие дела уже ждут, и спросил, где Карп живет. Карп сказал, что от Никольской башни прямо по Сарайской улице, справа до второго поворота. Ага, сказал Маркел, запомним, и когда надо найдем, а пока пошли, сказал.
И они пошли обратно вверх. Маркел шел и думал, Карп тоже помалкивал. Когда они опять дошли до кабацких ворот (а дальше впереди уже опять стал виден кремль), они остановились. Карп смотрел на Маркела и ждал, что тот ему скажет. А Маркел еще немного помолчал, после сказал:
– Дела у меня важные. И их у меня много. Но мы тебе из-под земли найдем, если что! Где ты живешь, я знаю. А ты ничего не знаешь, понял?! Чтобы молчал, как те рыбы, которые Давыдку съели! Понял?
Карп кивнул, что понял. Маркел усмехнулся и сказал:
– Иди, иди, догуливай, – и при этом кивнул на ворота. И тут вдруг вспомнил и спросил: – А как это у Евлампия такое славное винишко получается? Чем он его чистит? Я спросил, а он сказал: тайна!
– Да какая это тайна, – сказал Карп. – Это ему ее Андрюшка чистит.
– Какой Андрюшка? – спросил Маркел.
– Андрюшка-травник, – сказал Карп. – С Конюшенной слободы.
– С Конюшенной? – спросил Маркел. – А там где?
– А прямо напротив Фроловских ворот, первый дом с краю, – сказал Карп. – Второй – братья Григорьевы, а первый – он, Андрюшка-травник, сын Мочалов.
– Ага, ага, – сказал Маркел. – Ну, смотри, сильно не гуляй! – И усмехнулся, развернулся и пошел обратно в город. А Карп пошел в кабак.
13
Время тогда было послеобеденное, тихое. Маркел опять шел по площади в сторону моста к Никольской проездной башне и думал о том, что ему надо обязательно проверить этого Андрюшку-травника. Но сперва нужно, думал Маркел дальше, о нем еще что-нибудь выспросить. Или, может, еще дальше подумал Маркел, раньше всего нужно опять сходить к святому Николе и послушать, что он теперь скажет. Подумав так, Маркел остановился и посмотрел на церковь (церквушку) Николы Подстенного, а после уже даже повернулся, чтобы к ней идти, но тут его окликнули. Маркел обернулся и увидел, что его зовет стрелец, который стоит на мосту через ров. Маркел опять развернулся и пошел к стрельцу. Когда он подошел к нему, стрелец сказал:
– Тебя боярин Михаил Нагой велел искать, тебя давно ищут. А ты где был?
– Служба у меня такая – быть по всяким разным местам, – уклончиво сказал Маркел, после чего спросил: – Что ему от меня нужно?
– Допросить тебя хотел, – сказал стрелец.
– Он меня? – удивился Маркел.
– А что, ты его, что ли? – дерзко спросил стрелец. И также дерзко прибавил: – Иди скорей! Боярин долго ждать не любит! Где его хоромы знаешь?
Маркел сказал, что знает, и пошел мимо стрельца на мост, а там прошел через башню, а там мимо запертой губной избы налево и разных служб направо, прошел еще, и там же, с правой руки, подошел к палатам боярина Михаила Нагого. Палаты были деревянные, но все равно очень видные, с высоким каменным крыльцом, на крыльце стояли сторожа, все как один широкоплечие, щекастые, с серебряными бердышами на плечах. Всего их было шестеро. У князя Семена в Москве и то только четверо, не удержавшись, подумал Маркел. Ну да князь Семен не царевичев дядя, подумал Маркел дальше, подошел к крыльцу, снял шапку и назвался. Один из сторожей сказал, что проходи. Маркел мимо них поднялся на крыльцо и вошел в нижние сени. Там на лавке у стены сидел еще один сторож, он встал и сказал сердитым голосом, что где это кого черти носят, после чего велел идти за ним, и Маркел пошел за ним наверх.
Там были еще одни сени, но уже светлые и чистые, и на полу был постелен ковер, и тамошние сторожа сидели на мягкой лавке и при виде Маркела не встали, а только один из них спросил, что это ли и есть тот самый Косой. Маркел Косой, сказал Маркел, нажимая на слово «Маркел». На что тот говоривший сторож только пожал плечами, а после велел подождать, а своему товарищу велел сходить узнать, желают ли видеть. И тот как ушел, так после долго его не было обратно, первый сторож сидел себе на мягкой лавке да позевывал, а Маркел стоял как столб в дверях и ждал, что будет дальше. После и первый сторож встал и ушел вслед за вторым, а Маркел остался стоять в том же месте. В другой раз он только бы обрадовался такому случаю, когда можно без всякой помехи вспомнить всё, что за день виделось, и обдумать это со всех сторон, и не по одному даже разу.