– Вот и хорошо, – без особой убежденности повторила за Томасом Джейн.

Ее не слишком заботило падение Болейнов само по себе: важно было, как оно произойдет. «Вероятно, стоит отложить отъезд в Вулфхолл на пару дней и посмотреть, как пойдут дела дальше», – подумала она.

1536 год

В тот вечер Джейн преисполнилась радости, увидев у своих дверей Генриха. Все ее сомнения и страхи мигом развеялись. Он принес букетик анютиных глазок; изящные белые цветы символизировали его любовь к ней.

– Они прекрасны! – воскликнула Джейн, зарываясь лицом в нежные лепестки и вдыхая их аромат.

– Я знал, что дорогое украшение вы не примете, – сказал он, напряженно вглядываясь в нее, – так что я принес цветы для прекрасного цветка Англии. Простите, что не пришел к вам раньше. Я был очень занят государственными делами.

По лицу Генриха пробежала тень. Джейн ощутила, как в ней шевельнулся страх.

Она налила вина и предложила королю маленькие пирожные, которые приготовила по рецепту матери и отдала испечь в дворцовой печи.

– Это вкусно, – похвалил угощение Генрих. – Надо поставить вас во главе моей кухни. – Это шутливое замечание король сделал без малейшего намека на веселье и откинулся на спинку кресла. – Ох, Джейн, ну и денек у меня выдался. Анна устроила скандал из-за того, что я отдал Подвязку Кэри. Но я обещал королю Франциску много лет назад, что, когда в ордене появится свободное место, не забуду сэра Николаса, которого он любит. Так что я был обязан выбрать его.

– Я уверена, ее милость это поймет, – сказала Джейн.

– Нет, она ничего не поняла. Набросилась на меня с руганью, как торговка рыбой. – Генрих закрыл глаза.

Ссора явно расстроила его.

– Сыграем в карты? – предложила Джейн.

Генрих кивнул. Она принесла колоду и сдала. Они сыграли две партии, после чего король бросил карты на стол:

– Это плохо, Джейн. Я не могу сконцентрироваться. Сегодня случилось кое-что еще, и я должен с вами поделиться.

Она смотрела на него в тревоге:

– Что же это?

Генрих колебался:

– Я вам скажу, но строго конфиденциально, Джейн. Обещайте никому не передавать моих слов.

– Обещаю, – сказала она.

– Благодарю вас. Мастер Кромвель чувствует себя лучше и вернулся ко двору. Сегодня ближе к вечеру он пришел ко мне с депутацией членов Тайного совета. Я удивился, так как не мог догадаться, зачем они явились. Все нервничали, и неудивительно! – Его голубые глаза сузились. – Кромвель сказал, что получены тревожные сведения о поведении королевы. Дальше он заявил, что первые подозрения вызвал у него составленный во Фландрии гороскоп, который предсказывал, что мне грозит опасность со стороны самых близких людей.

Джейн задрожала. Казалось, ее худшие опасения сбывались.

– Они так беспокоились из-за простого предсказания? – спросила она.

Вероятно, Кромвель сгустил краски ради каких-то своих целей. Господь знает, у него были на то причины. Значит, все действия против Анны на его совести, Джейн тут ни при чем.

– Нет, – мрачно ответил Генрих. – Лучше бы на том все и закончилось, однако у них были данные под присягой показания людей, которые представили свидетельства дурного поведения королевы, и они доказывают, что она замышляла покушение на мою жизнь.

Рука Джейн невольно подлетела ко рту. Такого и вообразить нельзя было.

– Но это измена! – прошептала она.

– Да, и те, кто проверял эти свидетельства, тряслись от страха, когда стояли передо мной на коленях. Они заявили, что по долгу службы не могли скрыть это от меня, и поступили абсолютно правильно. Они благодарили Господа, что Он уберег меня и не дал свершиться коварным замыслам. Клянусь святой мессой, я едва избежал смерти! Подумать только! Похоже, я вскормил змею у себя на груди!

Последние слова были сказаны с жаром.

Джейн ужаснулась. Неверность – это одно; но злоумышлять против короля – совсем другое. Конечно, Кромвель не мог зайти так далеко, чтобы придумать подобное обвинение на пустом месте, даже если чересчур серьезно воспринял слова Марка Смитона.

– Доказательства убедительные? – спросила Джейн.

– На первый взгляд представленное мне свидетельство убийственно, но этого недостаточно, чтобы выдвинуть обвинения. Я приказал провести дальнейшее расследование и буду ждать его результатов. Если утверждения очевидцев окажутся верными, это, разумеется, будет иметь влияние на вопрос наследования. О Джейн! – Он уткнулся лицом в ладони.

Она взяла Генриха руками за плечи и пробормотала ему в ухо:

– Мне так жаль, очень, очень жаль.

Король поднял взгляд. Глаза его были холодны как лед.

– Даже если новых доказательств не появится, я решился отделаться от нее. Кранмеру придется отыскать какой-нибудь способ.

– Молюсь, чтобы вам не пришлось ничего больше делать, – сказала Джейн.

– Я сделаю все, что понадобится, – заявил Генрих. – Я не допущу, чтобы измена оставалась ненаказанной. Иначе это будет расценено как слабость. – Он издал глубокий вздох. – Когда-то, услышав такое, я был бы убит горем, но теперь… Уязвлена моя гордость, но не сердце. Я скорее зол, чем опечален. Но мне придется повременить с окончательным решением. – Он встал. – Простите, милая Джейн, сегодня я не могу быть приятной компанией. Не хочу впутывать вас в это, но весьма благодарен вам за то, что вы меня сочувственно выслушали. Вы мудро подходите к жизни, видите суть проблем, и это помогает мне самому смотреть на вещи яснее.

– Я всегда к вашим услугам, если понадоблюсь, Генрих, – ответила она, беря его за руку.

Король наклонился и поцеловал ее:

– Я скоро снова приду, и вы опять будете моей.

После ухода Генриха Джейн разволновалась. Она ужасалась деяниям королевы и одновременно радовалась углублению понимания между ней и Генрихом. Это давало надежду, что, когда придет время – если оно придет, – можно будет просить короля о милости к Анне. И хотя она ненавидела ее, но не желала нести на сердце вину за ее кровь.

Вошел посыльный в королевской ливрее:

– Госпожа Сеймур, господин секретарь Кромвель просит вас явиться к нему, как только это будет вам удобно.

Джейн затрепетала.

– Я пойду к нему сейчас же, – сказала она.

Мужчина вежливо кивнул и проводил ее в палату, где заседал Совет. В комнате находились только сам Кромвель и сэр Уильям Фицуильям, который сидел в дальнем конце стола с кипой бумаг. Джейн сделала реверанс, когда оба мужчины встали, и церемониймейстер закрыл за ней дверь.

Кромвель улыбнулся и знаком показал, чтобы она села напротив него.

– Это ненадолго, госпожа Джейн. Его милость знает, что вы здесь.

К ней обратился Фицуильям. У него было узкое лицо с резко очерченными скулами и отрывистая манера говорить.

– Мы расследуем некоторые обвинения, выдвинутые против королевы, поэтому все, что вы скажете за этим столом, останется в строжайшей тайне. Вы понимаете?

– Разумеется. – Джейн надеялась, что дознаватели не заметят, как она нервничает.

– Находясь на службе у ее милости, вы не видели и не слышали ничего такого, что вас обеспокоило бы? – спросил Кромвель.

– Нет, ничего, – ответила она.

– Ни намека на неверность королю?

– Нет. – Они не могли не поверить ей; из всех людей у нее, Джейн, больше всего причин желать, чтобы Анну убрали с дороги.

– Проводила ли она время наедине с джентльменами в своих покоях?

– Я такого не помню.

– Проявляла ли она особую привязанность к какому-нибудь одному джентльмену?

В памяти всплыло красивое лицо Норриса.

– Нет, – ответила Джейн.

– Даже в такой форме, какую вы могли бы интерпретировать как простую дружбу?

– Ее милость близка со своим братом, конечно, и она оказывает милости многим джентльменам из своего круга, но в этом нет ничего неподобающего.

Кромвель потянулся вперед: