Бо́льшую часть июня Генрих не приходил к Екатерине — ни в постель, ни за стол. В церкви или когда она сидела на троне рядом с ним в приемном зале, он был любезен и улыбался. Никто не заподозрил бы, что король недоволен супругой. Но Екатерина не сомневалась, что Генрих намеренно избегает ее общества. Вероятно, он искал удовольствий где-то в другом месте. «Прекрасный способ заиметь сына», — злилась она.

Екатерина не покидала своих покоев. Том приходил к ней почти каждую ночь, и Джейн стерегла их. Один раз, когда по галерее ходили туда-сюда слуги — вероятно, кто-то заболел, — она сидела в комнате, повернувшись к ним спиной. Ее присутствие сковывало, и когда Том попытался обнять Екатерину, она, ощутив неловкость, воскликнула:

— Ради Бога, Джейн рядом с нами! — вспомнив со стыдом, что в Ламбете не была такой скромницей.

Но Том — он особенный; она любила его, как никого другого, и ей не хотелось ничем марать эту любовь.

— Эдвард сказал мне, что его величество берет с собой на север самые дорогие наряды, лучшие ковры и посуду из Уайтхолла, — однажды утром сообщила Изабель, подавая Екатерине завтрак. — Он считает, тебя коронуют в Йорке.

Екатерина испугалась. Но начала верить в это, когда в тот же день столкнулась с Генрихом в саду, где прогуливалась с дамами, а он приветствовал ее звучным поцелуем. Она изумилась такой перемене в его поведении и не могла придумать объяснения этому внезапному потеплению к ней короля. Может быть, он вовсе не злился на нее, а болел? Он сегодня особенно сильно хромал.

— Какое милое зрелище в такой великолепный день! — воскликнул он. — Рад видеть вас, Кэтрин!

Она сделала реверанс. Сопровождавшие короля джентльмены заулыбались, приподняли шляпы и поклонились. Только Том не улыбался.

— Пойдемте, дорогая, прогуляемся, — сказал Генрих и повел Екатерину впереди остальных. — Вы готовы к туру по стране?

— Да, сир. Вчера доставили мои новые платья.

— Знаю. Я получил счет. Вы меня погубите! — Он покосился на нее.

— Простите, если я вызвала ваше неудовольствие.

Король уловил намек.

— Я не могу долго сердиться на вас, дорогая, — сказал Генрих, зажимая ее руку в сгибе локтя. — Эта поездка на север очень важна. Обычно я отправляюсь охотиться, и дичи там изобилие, но этот объезд страны я намерен обставить особым великолепием, чтобы произвести впечатление на моих северных подданных, нагнать благоговейного страху и показать им, что надо мной нельзя глумиться. К сожалению, в тех краях еще остается много папистов, которым не по душе мои реформы. Я хочу усилить свою власть на севере и собрать штрафы, наложенные на города, поддержавшие Благодатное паломничество.

— Вы раньше бывали на севере, сир? — спросила Екатерина.

— Нет. Там я для людей всего лишь имя. Ну ничего, скоро они познакомятся со мной поближе! И я с нетерпением жду встречи со своим племянником королем Яковом, чтобы скрепить узы дружбы между нами. Это поможет защитить мои северные границы от вторжений шотландцев. — Король повернулся к своим джентльменам. — Да, мы так продемонстрируем им мощь Англии, что они затрепещут от страха!

Придворные встретили это заявление одобрительными возгласами и стали хлопать один другого по спине.

— О, сир, я надеюсь, вы не подвергнете себя опасности, — с тревогой проговорила Екатерина. — Вы внушаете мне страх перед этой поездкой.

— Чепуха! — рявкнул Генрих, остальные мужчины засмеялись. — Я беру с собой столько вооруженных людей, что моя свита будет больше походить на военный лагерь, чем на двор. А вы, моя королева, можете ожидать теплого приема, потому что ваша семья хорошо известна на севере. Люди там не забыли, как ваш дедушка разбил шотландцев при Флоддене.

Это была правда, но Екатерина не сомневалась, что последним их воспоминанием о Говардах будет кровавая расправа дяди Норфолка с участниками Благодатного паломничества.

Екатерина пребывала в отличном настроении, вместе с дамами отбирая платья для поездки. Оно улетучилось, когда церемониймейстер принес ей запечатанный пакет. Она удивилась и расстроилась, увидев, что это послание от Фрэнсиса Дерема. Что он мог сказать ей теперь?

Удалившись в кабинет, она сломала печать и обнаружила вложенные в письмо десять фунтов золотом. Дерем обращался к ней с должной вежливостью и просил о милости. Не может ли она предложить ему должность при своем дворе?

Деньги, видимо, были взяткой. У Екатерины возникло такое же чувство, какое она испытала год назад, получив угрожающее письмо от Джоан Балмер. К счастью, та ей больше не писала, и Екатерина про себя молилась, чтобы так оставалось и дальше. Здесь не было ни скрытой угрозы, ни напоминаний об их общем прошлом, но отправка ей такой значительной суммы содержала в себе послание.

Она не хотела видеть рядом с собой Фрэнсиса. Он был живым воплощением всего, о чем она хотела забыть. Вряд ли можно рассчитывать, что он сохранит в тайне их историю. Королева не забыла, каким невоздержанным на язык был Дерем, когда выпьет. Чем дальше она сможет держать его от Генриха, тем лучше. Ей не хотелось, чтобы он наблюдал за ней, вожделел к ней, заводил речи о том, что она его жена… А вдруг он учует, что она неравнодушна к Тому? Жуткая мысль!

Нужно отказать ему. Что ей написать? Потом Екатерина вспомнила, что она королева и не обязана ничего отвечать. Она проигнорирует письмо и будет надеяться, что отправитель правильно поймет ее молчание.

Впервые Екатерина видела столько людей и лошадей одновременно. Говорили, что такой огромной королевской свиты страна не лицезрела с того момента, как Генрих встречался с французским королем на Поле золотой парчи двадцать один год назад, когда она еще не родилась.

— Тут пять тысяч лошадей и тысяча солдат, — сказал ей Генрих.

Они стояли на дворцовой лестнице и наблюдали развернувшуюся перед ними картину. Король был в костюме для верховой езды, и ему не терпелось тронуться в путь. Его сопровождал весь двор — невероятное множество людей. Те, кому не найдется места в домах, где остановятся Генрих, Екатерина и Мария, будут ночевать в походных шатрах. Принц Эдуард, конечно, никуда не поехал. Король сильно беспокоился о его здоровье и безопасности. В Лондоне заниматься делами государства остались архиепископ Кранмер, лорд-канцлер Одли, граф Хартфорд и сэр Ральф Сэдлер.

— Более опасной кучки еретиков и представить невозможно, — прорычал в ухо племянницы Норфолк, глядя, как те совещаются с королем. — Нам повезет, если к моменту нашего возвращения Англия не станет протестантской.

— Дядя, вы слишком беспокоитесь, — укорила его Екатерина. — Король не назначил бы их, если бы не питал к ним доверия.

— Кромвелю он тоже доверял, — напомнил ей герцог.

— Да, и со временем пожалел об этом.

— Не дай Бог ему пожалеть о том, что он наделил властью эту компанию! — недовольно пропыхтел Норфолк.

Король как будто был готов к отъезду. Увидев, что он направился к своему коню, Екатерина поспешила присоединиться к супругу. Вокруг все садились на лошадей, прощались, выкрикивали последние распоряжения. Сидя в седле, Генрих подал сигнал. Зазвучали трубы, и они с Екатериной бок о бок двинулись вперед во главе огромной свиты — пять тысяч человек, так сказал ей Генрих.

Он с досадой поглядывал на небо:

— Как-то не по сезону холодно для конца июня. Надеюсь, дождя не будет. Нам нужно проехать несколько миль, прежде чем мы найдем укрытие.

Екатерина тоже на это надеялась. Жаль будет, если ее зеленый бархатный костюм для верховой езды пострадает от сырости.

Первые несколько дней дождь не шел. Они ехали на север, останавливались в Хатфилде, Данстейбле и Эмптхилле по дороге в Графтон, попутно охотились, в том числе с соколами. В каждом городе люди собирались толпами поглазеть на них. Генрих ехал впереди на своем могучем коне в сопровождении главных лордов, которые выстраивались парами, а следом за ними скакали шесть или восемь десятков лучников с натянутыми луками. Екатерина, леди Мария и остальные дамы держались позади. Улицы были ярко украшены, произносились речи, устраивались приемы и банкеты. Генрих завоевывал сердца, напуская на подданных свои неотразимые чары и давая доступ к себе всем, кто искал его справедливого суда.