Екатерина смотрела, как носилки, увозившие Елизавету и миссис Эшли, исчезли за гейтхаусом. Следом за ними верхом ехал Том; он был готов проводить их до самого Чешанта. Вернувшись в дом, Екатерина ощутила печаль и облегчение. Ей удалось избежать скандала и сохранить дружеские отношения с Елизаветой. Теперь осталось только привести в порядок свой брак.
Глава 29 1548 год
На следующий день они отправились в Садели. С ними поехали Анна, чтобы помогать сестре при родах, и Мэри Оделл. Леди Джейн Грей также составляла им компанию и с интересом ждала новых приключений. Лиззи, не желая расставаться с Уиллом, сняла комнаты у барбикана, неподалеку от Чартерхаус-сквер, и перебралась туда.
Свиту Екатерины возглавляли сэр Роберт Тирвитт, ревизор ее двора, и его жена, добрая приятельница Екатерины. С ней также ехали многочисленные дамы и джентльмены, отряд йоменов стражи, мастер Ковердейл, недавно назначенный новым подателем милостыни при королеве, священник доктор Паркхёрст и врач доктор Хюйке.
Пока они продвигались на запад, останавливаясь ночевать на постоялых дворах и в домах знати, на сердце Екатерины лежала такая же тяжесть, какую она носила в утробе. Екатерина тревожилась; ей очень хотелось относиться к Тому как прежде, но никак не удавалось. Он был исключительно нежен и внимателен, однако ей это не доставляло удовольствия. У нее перед глазами все время стояла одна и та же картина, как Том целует Елизавету в саду, которую сменяла другая — Елизавета говорит ей, что Том больше всего хотел жениться на ней. Екатерина всегда знала, что он амбициозен. Но она носила его ребенка; конечно, он сейчас не бросит ее. Она тревожится напрасно. Может быть, все наладится с появлением малыша. Екатерина горячо молилась об этом.
От вида Садели у нее перехватило дыхание. Он был прекрасен, как замок из волшебной сказки, приютившийся посреди роскошного парка и окруженный садами. Замок был выстроен из золотистого камня, обычного для этой местности, а новые главные покои не уступали роскошью королевским. Том не пожалел средств на то, чтобы они подходили его королеве. Он с улыбкой наблюдал, как Екатерина вошла в них, восторженно глядя на огромные окна с резными карнизами и роскошную мебель, потом пошел следом за ней вверх по лестнице в приемный зал высотой в два этажа, с окнами, выходившими в сад. Из зала дверь вела в личные покои и часовню. Том был как пес, ищущий одобрения хозяйки; он явно надеялся, что этот прекрасный дом, созданный им для нее, снова сделает ее счастливой и они смогут воссоединиться.
Покинув замок, они пошли по крытой галерее, которая вела к двери сбоку от изящной часовни. Когда Екатерина вступила в прохладный, благоуханный сумрак, то оказалась в маленькой молельне, откуда сквозь узкое оконце был виден алтарь.
— Это для ваших уединенных молитв, — произнес у нее за спиной Том.
— Вы позаботились обо всем, — сказала она.
Том пожал ее руку, потом отпустил, а Екатерина неуклюже опустилась на колени и склонила голову в молитве, благодаря Господа за их благополучное прибытие в замок и моля Его помочь ей найти путь к мужу.
Позже в тот же день они сидели в саду с Анной и Мэри, пили сладкий напиток и смотрели, как леди Джейн с распущенными рыжими волосами собирает цветы. Какая мирная картина. Может быть, Господь привел ее сюда для исцеления душевных ран. Екатерина взглянула на Тома и улыбнулась ему.
Они не провели в Садели и недели, когда пришло письмо от Елизаветы, в котором она сожалела том, что ей пришлось покинуть дом Екатерины, и признавала, каким добрым другом была ей ее дорогая матушка. Она подписалась: «Вашего высочества покорная дочь». Для Тома тоже было письмо, которое он показал Екатерине, и она не усмотрела в нем ничего предосудительного. Елизавета ясно давала понять, что не может предложить ему ничего иного, кроме дружбы.
Екатерина попросила Тома отправить Елизавете украшения, которые она приготовила для нее, но тот все забывал послать их, несмотря на ее напоминания. А когда наконец сделал это, с извинениями за отсрочку, Елизавета заверила его, что это не важно. «Я друг, которого не завоевать и не потерять из-за ничтожных пустяков», — написала она и закончила письмо смиренными благодарностями ее высочеству королеве.
Прибыла и короткая записка от короля, в которой он просил, чтобы Екатерина не забывала его. А потом Фоулер сообщил им, что Нан родила Нэду четвертого сына, крепкого малыша, названного в честь его величества.
— Что ж, полагаю, скоро и у нас появится свой! — сказал Том.
Он с восторгом ждал предстоящего появления на свет наследника. Комнаты для малыша были готовы, гобелены развешены, золоченая колыбель, обитая алым бархатом, ждала своего жильца; повитуха и няньки наняты; качалки установлены. У его сына должно быть все только самое лучшее.
Екатерина не могла дождаться, когда на руках у нее будет лежать ребенок, и жаждала, чтобы роды благополучно завершились. Она помнила, как однажды Нан сказала, что рожать детей не труднее, чем лущить горох. Екатерина надеялась, что сможет сказать так же, и молилась о сыне, чтобы не уступить Нан. Ее угнетало — и Тома тоже, она это знала, — что Нэд не потрудился сообщить им радостную новость — верный знак, что он продолжает сердиться на брата.
Письма от Елизаветы приходили регулярно. Екатерина посылала ей дружелюбные ответы до того дня, когда у нее распух большой палец и писать стало больно. Тогда ей пришлось попросить Анну, чтобы та написала записку вместо нее.
— Я так устала, — сказала она сестре. — И дело не только в моем пальце. Боюсь, со мной что-то не так. Мне все дается с трудом. Ты чувствовала что-то подобное, когда ждала ребенка?
Анна погладила ее по руке:
— У всех все по-разному. Ты говорила доктору Хюйке о своих ощущениях?
— Да, он сказал, что беспокоиться не о чем. — Екатерина взяла крошечный чепчик, который вышивала для ребенка, и принялась делать стежки. — Если бы только Том дал мне покой.
Он исполнял все ее желания, и не было сомнений, что отношения между ними улучшились. Однако, по его настоянию, они продолжали держать открытый дом, приглашали в гости местную знать и джентри, даже друзья из Лондона наведывались к ним, и всем оказывали радушный прием. Том делал это ради нее, Екатерина знала и радовалась, когда визитеры говорили, что Садели — это второй двор в стране.
— Я знаю, он не остановится, — сказала Анна. — Тебя, должно быть, не покидает ощущение, что ты постоянно выставлена напоказ. Это неправильно для женщины в твоем положении. Ты говорила ему о своих чувствах?
Екатерина откинула голову на спинку кресла:
— Я пыталась, но он хочет показать всем Садели и сравняться с Нэдом. Ему нужно, чтобы этот замок затмил Сомерсет-Хаус.
— Я поговорю с ним, — сказала Анна. — Ему следует понять, что если он хочет получить здорового сына, то тебе нужен покой.
— Ты добрый друг мне, сестрица. — Екатерина слабо улыбнулась; глаза у нее так и слипались.
Что бы ни сказала Анна Тому, он к ней прислушался. Гости разъехались, развлечения прекратились, и — о счастье! — они остались одни. Екатерина целыми днями гуляла в садах, молилась в своей личной часовенке или просто сидела в тени старого дуба, наслаждаясь августовским теплом.
Однажды леди Джейн принесла ей очередное письмо от Елизаветы, в котором падчерица выражала беспокойство по поводу пораненной руки Екатерины.
Милорд адмирал написал мне, что его ребенок шалит в Вашей утробе. Если бы я присутствовала при его появлении на свет, то, без сомнения, проследила бы, чтобы его хорошенько отшлепали за те беспокойства, которые он Вам доставил.
Эти слова вызвали у Екатерины улыбку; ей всегда нравилось остроумие Елизаветы. И она с удовольствием прочла, что сэр Энтони, леди Денни и миссис Эшли — все молятся за нее и шлют ей добрые пожелания благополучно разрешиться от бремени. До этого счастливого дня оставался всего месяц. Погруженная в идиллию и окутанная этим странным утешительным чувством, что все будет хорошо, Екатерина больше не сердилась на Елизавету и даже на Тома. Случившееся в Ханворте казалось ей давнишним и далеким.
