Сказав это, Максим перекрестился. Трофим спросил:

– Почему ты так решил, что царь?

– Потому что чей посох? Царский. И он весь в крови. Да там всё было в крови. Посох на ковре валялся. Они все ушли, я там остался один, а посох весь в крови лежит. Я подумал: вот завтра придут, и что тогда?

– А тебе что до этого?

– Да ничего как будто бы, – сказал Максим. – Но это сейчас так говорю. А тогда я тоже был не свой, как все. Стою тогда и думаю: нельзя, чтобы такое видели, грех же какой! Да и Зюзин, думаю, велел прибрать, вот сейчас вернётся, спросит: «Ты прибрал?» И я взял посох…

– Вот так и взял?! – спросил Трофим. – Руками?

– Нет, конечно, – ответил Максим. – Кто я такой, чтоб царев посох брать? Я до него не притронулся! А отвернул рукав, спустил, и через рукав только взял. За дверь отнёс и там поставил. И закрыл обратно.

– За какую дверь?

– За потайную, за ту, что за печью.

– Так ты что, про неё, про ту дверь, раньше знал?

– Как не знать?! Это же только ему, – и Максим кивнул на Савву, – там ходу только до печи, а я должен везде прибирать. И я туда, за печь, посох и поставил, в том чулане. И на этом всё.

– И посох там до сего и стоит?

– И стоит. Никто у меня про него не спрашивал. И не искал его никто.

– Так, может, его давно нашли.

– Кто?! Кому туда был ход? И кто знал про эту дверь? И если бы нашли, тогда бы искали того, кто его туда занёс. А так не ищут. Ведь не ищут же?!

Трофим подумал и сказал:

– Ну как будто да.

А сам подумал: тут что-то не так. Но и Максим ведь не кривит. Поэтому надо проверить. Да и что тут проверять – пошёл и посмотрел за дверью. И ещё вот что: сейчас не пойдёшь, потом всю жизнь будешь себя корить. А пойдёшь, а тебя кинутся искать… И на кол! А так что, а так найдёшь посох, весь в крови, и как быть дальше?

Вдруг откуда-то издалека, через окно, раздался колокольный звон.

– Что это? – спросил Трофим, а самому подумалось: царевич умер.

Савва послушал и сказал:

– Во здравие.

– Больно уныло бьют, – сказал Максим.

– Откуда радость? – сказал Савва.

Колокола продолжали звонить. Звонили вполсилы. Трофим перекрестился и подумал, что до покойной тут совсем недалеко, колокола ещё не отзвонят, а дело уже будет сделано. И, повернувшись к Максиму, велел:

– Веди!

– Куда? – спросил Максим.

– Посох искать, куда ещё!

Максим как не слышал. Трофим достал шило, приставил его Максиму к горлу. Максим молчал. Трофим надавил до крови, но Максим по-прежнему молчал. А колокола продолжали звонить.

– Ладно, – сказал в сердцах Трофим. – Вернусь – убью, если сбрехал. – Убрал шило, повернулся к Савве и велел: – Пошли!

Савва пошёл за ним. А Максим стоял, не шелохнувшись.

Было уже почти совсем темно. Трофим и Савва шли по переходу. Откуда-то сквозь стены слышались колокола. Не к добру это, думал Трофим, чего вдруг звонить в такое время? А самого его куда несёт, да какой там в чулане посох? Набрехал Максим, ловушка это, лучше не ходить. Но, с другой стороны, там же темно, как в погребе, а он огнём не светил, там хоть десять посохов поставь – не заметишь. Так что он сейчас быстро туда сходит, глянет, ничего, конечно, не найдёт – и сразу обратно. Зюзин пришлёт к нему людей, а он уже на месте! И Трофим прибавил ходу, Савва за ним едва поспевал.

Навстречу стали попадаться то стрельцы, то дворовые бабы, становилось непривычно шумно. Да и за окном стали звонить намного громче. Трофим остановился. Но Савва тут же взял его под локоть и потащил куда-то в сторону, надо понимать, в обход. Трофим не спорил. Они так и пошли, куда вёл Савва. Петляли, как зайцы, вправо, влево, вверх, вниз по лестницам, но встречных и там было немало, правда, совсем не было стрельцов, а только дворовые. Куда их всех вдруг понесло, думал Трофим, откуда столько суеты, но шагу уже не сбавлял, держался рядом с Саввой. Так они шли, шли…

И, ещё раз резко развернувшись, вдруг сразу вышли к покойной. Там, возле двери, стояли не двое, как обычно, а четверо рынд. Савва, выступив вперёд, велел посторониться. Но рынды даже не шевельнулись.

– Овсей! – сердито сказал Савва. – Ты что, меня не узнал?

– Пошёл вон, – сказал один из рынд, наверное, Овсей.

– Овсей! – опять начал было Савва…

Но Овсей вдруг выступил вперёд и замахнулся бердышом, и Савва сразу отступил. Трофим, оставаясь на месте, достал красную овчинку и, показав её рындам, сказал:

– Не сердите меня, братцы, я от воеводы, от Василия Григорьевича. Ну!

– А сам ты кто такой? – спросил Овсей.

Трофим повернулся, сдвинул шапку, показал обрезанное ухо. Овсей оробел, посторонился. Трофим шагнул к двери. Савва ступил за ним. Но рынды Савву не пустили. А Трофим толкнул дверь и вошёл.

И сразу закрыл ее за собой. В покойной было сумрачно. Хоть окно и не было заставлено, света из него уже почти не шло. Трофим выступил вперёд, остановился посреди покойной. Было тихо, только откуда-то издалека слышался негромкий перезвон колоколов. Трофим перекрестился и подумал, что это, наверное, царевич помирает, звонят по нему. И вдруг вспомнил, что огня-то он с собой не взял, чем теперь светить?! Осмотрелся и увидел, что на столике стоит погашенный светец. Трофим взял его и подошёл к печи. Печь была тёплая. Трофим наклонился, глянул в печь, там сбоку, слева, едва заметно светились уголья. Трофим подковырнул их ногтем, выкатил и начал раздувать. Засветился огонь. Трофим втолкнул его в светец. Светец разгорелся. В покойной сразу посветлело. Трофим поднял светец повыше, обошёл вокруг печи, осторожно толкнул потаённую дверь, вошёл в чулан и, посветив, глянул за дверь. Ничего там, конечно, не было.

Сзади вдруг отчётливо послышалось, как кто-то кашлянул. Трофим резко оглянулся и увидел Клима. Клим молча забрал у Трофима светец и посветил туда, сюда, потом спросил:

– Чего ищешь? Потерял чего-нибудь?

Трофим, немного помолчав, ответил:

– Посох.

– Какой посох?

– Царский. Весь в крови.

Трофим думал, что Клим оробеет. Но тот только тихо засмеялся и сказал:

– Ага! Вот даже как. Так это ты царевича убил? А посох сюда спрятал! Ты?! – и вдруг перекосился весь! И сунул светец в Трофима!

Трофим отшатнулся, воскликнул:

– Да ты что?! Да я тогда в Москве был! Ты же за мной сам туда ездил!

– Ну и ездил, – сказал Клим, опять подступая к Трофиму. – И что?! Знаем, знаем мы таких! Убил! А после сразу на коня – и погоняй в Москву! А мы тут бегай, ищи! – И спросил: – Это тебя Нагие надоумили?

– Ты что несёшь?! – вскрикнул Трофим.

– Несу то, что на тебя показано! – ответил Клим. – Знаем, знаем, это ты с Марьяном сговорился! Максим всё нам рассказал, Савва на дыбе повторил: ты и Марьян убили!..

Вдруг где-то в переходе закричали! По лестницам забегали! Клим утёр лоб кулаком, злобно сказал:

– Ну, брат, теперь тебе только на Бога надежда! Пойдём!

И поднял светец ещё выше и первым шагнул из чулана в покойную. Трофим выступил за ним. Спросил:

– А посох где?

– Где, где! – злобно ответил Клим. – У царя в палате, где ещё!

– А Максим говорил…

Клим остановился, обернулся и сказал:

– Дурень твой Максим! Дубина! – Передразнил Максима: «Царев посох! Царев посох! Руки отрубить!» – И уже своим, обычным голосом, продолжил: – Железяка это, вот что. Позолоченная и с каменьями, а всё равно железяка. Дурень её за дверь унёс. А мы забрали. В тот же день. Кровь утёрли и к царю снесли. Сейчас сам увидишь. Пойдём!

И Трофим пошёл следом за Климом. Клим нёс перед собой светец. Они вышли из покойной, рынды перед ними расступились. Саввы нигде видно не было. Пёс смердячий, подумал Трофим. Но тут Клим толкнул его в плечо, и Трофим опять пошёл за Климом. Клим сказал, они идут к царю. И, наполовину обернувшись, спросил, не забыл ли Трофим то, что ему Зюзин наказывал. Трофим ответил, что нет, что всё помнит. Они шли дальше. Им навстречу тоже шли, кто со светом, кто без света, со двора был слышен колокольный звон. Клим сказал, что дело плохо, Трофим промолчал. Клим спросил, кто, как сказал Зюзин, убивал царевича. Трофим ответил, что Марьян. А кто подучил? – спросил Клим. Нагие, нетвёрдо ответил Трофим. А кто кочергу украл? Нагие. Зачем? Чтобы царевича убить, а после спрятать. И так и убили? Убили. Вот и славно, сказал Клим. Трофим молчал. Вдруг Клим остановился и спросил: