– Один сундук и два узла, – сказал Маркел.

– Вот и славно, – сказал Троекуров. – А приедешь в Персию, тебе к сундуку человека дадут. Очень толковый человек, пять лет жил там, всё про них выведал. Он тебе крепко поможет, я знаю. Но это после. А пока ступай и отдохни немного. Нынче ночью спать уже не будете, ступай! А мы с Петром ещё немного потолкуем.

Маркел поклонился Троекурову, развернулся и пошёл к двери и уже за дверью надел шапку.

Придя на пристань, Маркел, никуда уже не заворачивая, сразу взошёл к себе на струг. Было уже немного за полдень, стояла самая жара. Маркел залез в чердак, проверил сундук и печати, расшпилился и прилёг. Пришёл Гришка, принёс пообедать. Но есть совершенно не хотелось, Маркел только маханул два шкалика да закусил севрюжинкой, и всё. Теперь Маркел лежал и думал, но не столько о слоне и даже не о Терском городке, сколько о доме. Потом, может, через час, пришёл Кирюхин и тоже сразу прилёг. И захрапел очень громко! Маркел постучал в перегородку, Кирюхин перелёг на другой бок и теперь спал смирно.

Так он спал до самых сумерек, потом вдруг быстро встал, вышел и спросил у караульного, что слышно про плотбище. На что караульный ответил, что там всё в порядке, носят последние мешки. Тогда Кирюхин окликнул Маркела. Маркел взял саблю, надел шапку, вышел и сказал, что он готов и можно забирать сундук. Двое стрельцов взяли сундук и вынесли его на пристань. Кирюхин наклонился, просмотрел печати, развернулся и пошёл на плотбище. За ним пошли все остальные, и Маркел. Быстро темнело, было уже тихо.

Так же тихо было и на плотбище. Бусу уже стащили с берега, теперь она стояла на воде, причаленная. Мешки были уже на бусе, это были обычные зерновые мешки, их свалили в горку возле мачты. Там после будет стоять слон, сразу же подумал Маркел, у слонов дурной нрав, слоны звери злые, привередливые, Ряпунин не сдержался и убил слона, так говорят, если не брешут.

– Маркел Петрович! – послышалось сзади.

Маркел обернулся. Рядом с ним стоял Филиппов.

– Маркел Петрович! – повторил Филиппов. – Ты раньше в море бывал?

– Нет, а что? – сказал Маркел.

– С непривычки может укачать, – сказал Филиппов. – Голову начнёт кружить, кишки наружу выворачивать, харч выметать, так ты тогда хлеба с солью, хлеба с солью, и отпустит.

– Отойди! – строго сказал Филиппову Кирюхин. – Не отвлекай от дела! – А Маркелу сказал: – Заходи!

Маркел взошёл по новым сходням, прошёл мимо кучи мешков, остановился. Кирюхинские все расселись по местам, взялись за вёсла. Астраханские начали отталкивать их от берега.

– Чух! Навались! – велел Кирюхин.

Стрельцы взялись грести. Буса, мерно поскрипывая, шла всё быстрей и быстрей. Развернули парус, он захлопал, распрямился ещё больше.

– Лепота! – сказал Кирюхин радостно. – Так мы за неделю доплывём!

– До Персии? – спросил Маркел.

– Ага! – сказал Кирюхин. – Раскатал губу! До Терского городка за неделю! А до Персии нам хотя бы за месяц управиться.

Они плыли всю ночь, и хоть это было в полнолуние, всё равно вокруг стояла такая чернота, что можно было только удивляться, как это они ни разу ни во что не врезались или не сели на мель. А мелких мест там было предостаточно, днище бусы то и дело скрежетало по песку, и тогда Кирюхин приказывал «Гэп!», все дружно наваливались на вёсла, и буса медленно сползала с мели. А сколько там было поворотов, сколько глухих заводей и сколько рукавов! И так они плыли до самого рассвета, а после причалили к берегу, нарубили веток и укрыли бусу и, не разжигая огня, легли отдыхать. Днём, как сказал Кирюхин, их могут заметить, так что сейчас надо как можно скорей схорониться.

– Схорониться от кого? – спросил Маркел.

– От Демьяна и его людей, – ответил Кирюхин. – Здешние места – их вотчина.

И так они тогда и сделали: весь день просидели в схроне и только уже вечером двинулись дальше. А утром они опять причалили и схоронились, послали человека посмотреть, далеко ли ещё до моря, человек скоро вернулся и сказал, что до моря ещё полверсты всего осталось. Кирюхин задумался, потом сказал, что место здесь какое-то недоброе, надо уходить отсюда – и они отчалили. Но только проплыли, может, сто саженей к морю…

Как вдруг из кустов от соседней протоки на них валом попёрли лодки!

– Сарынь! – кричали с лодок. – Бей Москву!

Кирюхин велел разделиться. Стрельцы одни навалились на вёсла, а другие начали стрелять в толпу, в гущу лодок. Стало дымно, ничего не видно. Стрельцы стреляли наугад, на крик, лодки начали сбиваться в кучу. Буса разгонялась всё быстрей, лодки за ней не поспевали.

– Всем грести! – крикнул Кирюхин. – Налегай!

И налегли, теперь уже опять все вместе. Лодки отставали всё заметнее. И вот наконец разошлись берега и буса очутилась в море. А лодки шли и шли за ней, и этих лодок становилось всё больше и больше, их было уже, может, сотня, наверное, они расплывались, будто чёрное пятно…

И только одна лодка была красная, и она шла впереди, на ней было четверо гребцов, а на руле сидел высокий толстый человек, краснобородый.

– Демьян! Это Демьян! Демьян Рыло! – закричали стрельцы.

Демьян услышал, как они кричат, встал и замахал руками.

– Стреляйте! – закричал Кирюхин. – Даю десять рублей! Стреляйте!

Никто не стрелял. Демьян сел на лавку. Другие лодки обогнали его лодку, и теперь Демьяна видно уже не было. Кирюхин смотрел на Демьяново войско, молчал, а стрельцы продолжали грести. Берег всё отдалялся и отдалялся, ветер дул всё сильней, волны становились всё выше, а демьяновские воровские лодки и не думали поворачивать обратно, а всё гнали и гнали бусу дальше в море. А тут ещё и ветер поменялся на попутный, северный, парус пузырился и трещал, Кирюхин приказал снять парус, парус сняли, опустили мачту…

А берега уже видно не было. Пропали и демьяновские лодки. А тут ещё снова поменялся ветер, и теперь он был уже не свежий северный, а жаркий, наверное южный. Или какой ещё? Маркел начал внимательно осматриваться по сторонам. Но он же никогда раньше не был в море, он только помнил, как Котька Вислый рассказывал, что его брат слыхал, будто есть такая маленькая деревянная коробочка, а в ней плавает тоненькая иголка из живого железа, которая всегда показывает в одну и ту же сторону. Или Котька это выдумал?

Подумав так, Маркел посмотрел на Кирюхина. А Кирюхин велел не грести, долго стоял и смотрел на небо, как будто он там что-то особенное видел. Все ждали. А Кирюхин развернулся и сходил к себе в чердак, принёс оттуда две длинные палки с зарубками, начал поднимать их над собой и складывать по-разному, смотреть, какая от них тень. Все опять молча ждали, что будет. А Кирюхин убрал палки и велел одним грести, другим табанить, а после велел грести всем вместе. И так они плыли достаточно долго, но ничего не изменилось – солнце стояло высоко, ветер дул слева, в полпаруса, а берега как не было видно, так и оставалось не видно. Кирюхин опять поднял палки, проверил, какая от них тень, долго думал, а после велел взять немного правей. И они опять гребли, а после солнце село, начало темнеть. Тогда Кирюхин велел сушить вёсла и опускать парус.

Потом Гришка ходил и раздавал всем воду. Потом легли спать. Было душно, болтало, в кишках стало очень гадко.

– Что ты, боярин, такой белый? – спросил Гришка. – Или подать чего?

– Нет-нет, – сказал Маркел. – Мне хорошо.

И уже не ложился, а сидел, потому что так ему казалось легче. И так он просидел всю ночь. Зато Кирюхин крепко спал, похрапывал, наверное, как слон.

Утром было хорошо, не жарко. Кирюхин опять мерил солнце, потом показал, куда грести. Поднялся попутный ветер, все повеселели. Потом ветер тоже начало крутить, потом ветер ещё усилился, буса стала не по-доброму скрипеть. Кирюхин приказал, и мешки с зерном накрыли дерюгой, а дерюгу крепко привязали сверху. И это было очень вовремя – бусу начало болтать, мешки задёргались. Волны поднимались всё выше и выше. Эх, мать моя, думал Маркел, а если б здесь был ещё слон, что тогда было бы? А ведь он скоро будет здесь, если они до этого, конечно, не утопятся. И Маркел начал читать «Отче наш».