Осенью отец вернулся ко двору в Нидерланды, оставив мать ответственной за подготовку Анны к отъезду.

– Помни, – сказал он дочери перед отправкой, – твоя задача – довести до совершенства те качества, которые обеспечат удачный брак. Образование, которое я тебе даю, имеет целью именно это, а еще воспитание добродетели.

Сэр Томас был большим ревнителем морали и всегда предупреждал дочерей об ужасных последствиях – в основном для него, – если они сойдут с пути целомудрия. Дочери были его активами – его сокровищами, как он любил выражаться, – а потому их успех являлся для него жизненно важным.

В эти последние месяцы, проведенные в Хивере, Анна начала замечать, что ей все наскучило. Она жаждала укрыться от ежедневной рутины, сбежать в чарующий придворный мир. Вместе с Марией они испытывали чистый восторг, когда облачались в лучшие платья и в сопровождении слуги и служанки отправлялись на лошадях в Эденбридж, расположенный в трех милях от замка, где каждый четверг устраивали ярмарку, просто для того, чтобы покрасоваться в своих нарядах. Когда сестры не занимались уроками или шитьем, они играли в карты либо вместе с матерью наносили визиты соседям и без конца ссорились из-за всякой мелочи, пока леди Болейн, потеряв терпение, не отправляла их в разные комнаты, чтобы немного поостыли.

Жизнь была подчинена неизменному кругу смены времен года. О вступлении в полные права осени 1512 года напомнили торжества Михайлова дня, за ним последовал Праздник урожая, когда замковая церковь Святого Петра наполнилась снопами пшеничных колосьев и благодарственными песнопениями. Это был сезон изобилия, все местные джентри отправились на охоту. Отец сделал обеих дочерей – и Марию, и Анну – искусными наездницами, поэтому им дозволялось в компании с соседями участвовать в загоне дичи или соколиной охоте. По вечерам они с аппетитом поглощали богатую добычу из собственных охотничьих сумок, поданную на толстых ломтях хлеба, пропитанного мясным соком.

В дождливые дни Анна и Мария прогуливались по длинной галерее над главным залом замка – отец считал, что должен иметь эту новомодную пристройку. Его дочери бродили по ней туда-сюда мимо украшавших стены картин и гобеленов, пререкались, сплетничали и время от времени награждали друг друга шлепками и щипками.

С наступлением осени стали зажигать камины и жаровни, замок наполнился ароматом восковых свечей. Трое юных Болейнов играли в карты, кости и шахматы при мерцающем свете огня или дразнили друг друга, загадывая загадки, прежде чем завалиться в пуховые постели. Анна много ночей проводила без сна; она раздвигала дамастовые занавесы балдахина и, глядя на блестевшие под светом луны ромбовидные стекла в окнах, представляла себе грядущую жизнь при великолепном дворе, который находился далеко-далеко за морем в чужой стране.

Сразу за Днем Всех Святых, когда ночи стали темными и по окрестным лесам блуждали призраки, наступило время Адвента, а следом за ним – Рождество и праздник Двенадцати ночей. Не успела Анна оглянуться, как пришло Сретенье, а потом – Благовещенье. Скоро и Майский день, когда они с Марией, соблюдая древний обычай, вставали рано поутру и приносили из леса весенние цветы.

Вместе с маем появился и отец, он вернулся из Нидерландов.

И вот для Анны настал момент отъезда.

Во время морского вояжа Анна испытывала небывалый восторг. Она стояла на палубе, обхватив себя руками, чтобы укрыться от свежего весеннего бриза и устоять перед качкой, наблюдала, как тают вдали меловые скалы Дувра, и все же невольно продолжала думать о прощании с близкими. О горделивом отцовском объятии, омытом слезами поцелуе матери, о Марии, не скрывавшей зависти, и старавшемся не заплакать Джордже – да благословит его Господь! Анна сама едва не разревелась, зная, как будет скучать по родным, особенно по матери и Джорджу.

Позволив себе немного погрустить, Анна решительно повернулась к сэру Джону Бротону, рыцарю Уэстморленда, с которым ее отец познакомился при дворе. Сэр Джон направлялся в Брюгге по делу и предложил удлинить свою поездку, чтобы сопроводить Анну в Мехелен. Ему было около тридцати; свежее лицо, курчавые рыжие волосы и сильный северный акцент.

– Для меня большая честь быть в ответе за столь очаровательную юную леди, – с поклоном произнес сэр Джон, после чего помог Анне и миссис Орчард взобраться на лошадей, отдал распоряжения конюхам, ответственным за повозку с багажом, и поехал впереди своих спутниц через подвесной мост на юг.

Все время поездки к побережью он был олицетворением любезности и составлял дамам прекрасную компанию, выбирал лучшие гостиницы для ночевок, требовал, чтобы к столу подавали изысканные блюда, и развлекал своих спутниц забавными историями. Погода стояла ясная, и они продвигались к цели путешествия быстро. В Дувре сэр Джон распорядился, чтобы Анне и миссис Орчард отвели хорошие каюты на корабле, который перевезет их через Английский канал, и каждый раз, когда женщины выходили на палубу подышать воздухом, присоединялся к ним.

От своего отца и сэра Джона Анна узнала очень многое о даме, которой вскорости предстояло служить. Маргарита Австрийская была единственной дочерью императора Священной Римской империи Максимилиана – старого хитрого лиса, каких свет не видывал, как сказал отец, – от его скончавшейся жены Марии, герцогини Бургундской. Именно благодаря этому браку Бургундские Нидерланды перешли во владение Габсбургов. У Маргариты был брат, эрцгерцог Филипп, молодой человек такой красоты, что его называли Филиппом Красивым.

– Он был женат на королеве Кастилии, но умер молодым, и королева Хуана, которая страстно его любила, сошла с ума от горя и была признана не способной к правлению, – объяснял сэр Джон, когда они ужинали, сидя за капитанским столом в отделанной дубовыми панелями столовой на юте. – Ее отец, король Фердинанд Арагонский, стал править Кастилией от имени дочери, а император назначил эрцгерцогиню Маргариту, герцогиню Савойскую, своим регентом в Бургундии и Нидерландах вместо Филиппа. Ей же было доверено воспитание детей Хуаны, включая ее наследника инфанта Карла Испанского, хотя в Бургундии его называют эрцгерцогом. Вы скоро с ним познакомитесь, я уверен.

– А что стало с королевой Хуаной? – спросила Анна; печальная история разожгла в ней любопытство.

Сэр Джон нахмурился:

– О ней ходит много слухов. Говорят, она не позволяла похоронить мертвое тело своего мужа, месяцами возила его по Испании и приказывала слугам, чтобы те открывали гроб, дабы она могла смотреть на труп, целовать и обнимать его. Наконец ее силой заставили уступить, чтобы предать тело земле, а саму несчастную королеву отправили в монастырь, где о ней заботятся монахини.

Анна передернула плечами. Да, действительно, надо обезуметь, чтобы делать столь ужасные вещи. Такое только в ночном кошмаре привидится.

– Мне жаль ее детей, – сказала она, отпивая глоток вина. – Как вы думаете, Хуана когда-нибудь поправится?

Сэр Джон снова сдвинул брови:

– Поговаривают, будто она вовсе не больна, а ее просто убрали с дороги, чтобы Фердинанд мог присвоить себе власть в Кастилии. Если Хуана запрятана в монастырь, а ее сыну всего тринадцать, править королевством, кроме него, больше некому.

– Но это ужасно! – воскликнула Анна. – Если она не безумна, тогда ее должны восстановить на троне. Неужели отец может так плохо обращаться с собственной дочерью?

– Когда на кону стоит власть в королевстве, госпожа Анна, человеческие чувства ничего не значат, – заметил сэр Джон. – Но может быть, королева Хуана и безумна. По крайней мере, так считает большинство.

– Дай Боже, чтобы так и было, – сказала Анна. – Для нее лучше не сознавать, что она потеряла мужа, детей и корону.

– Она по-прежнему королева. Ее сын, войдя в возраст, станет ее соправителем.

– Мне жаль бедняжку. – Анна отложила нож и поднялась. Она не хотела ничего больше слышать о трагедии королевы Хуаны и жестокости королей.