Уилл вдруг остановился:
— Ты взяла меня за яйца, Кейт. Мы оба знаем, что король сделает для тебя все, что в его власти. Ладно, ты не оставила мне выбора. Я проявлю сочувствие. Возьми это и порви. — Он сунул ей в руки свернутый в трубку документ. Это было прошение к королю.
— Ты поступаешь как благородный человек, — сказала Кэтрин.
— Скорее поддаюсь шантажу, — ответил Уилл, но на губах у него играла легкая улыбка.
В середине апреля парламент даровал Уиллу развод, издав акт, устанавливающий по закону супружескую неверность Энн и объявляющий ее ребенка и всех будущих детей, рожденных вне брака, бастардами, не имеющими права наследовать имения ее мужа. Было решено, что Уилл удержит за собой всю собственность в графстве Эссекс, а Энн будет получать с нее небольшой доход. Не было особенных сомнений, что он скоро получит герцогство, однако парламент внес оговорку, что ни Уилл, ни Энн не могут снова вступить в брак при жизни бывшего супруга. Это был удар для мужчины, особенно пэра, владеющего землями и нуждающегося в наследнике, но с этим ничего нельзя было поделать.
Когда Кэтрин в следующий раз заглянула в комнату Уилла, то неожиданно застала его за столом с красивой молодой женщиной, которую прежде никогда не видела. Он представил ее как Элизабет Брук, дочь лорда Кобема. Семнадцатилетняя — почти вполовину моложе Уилла — девушка была изысканно одета, и когда Кэтрин взглянула в ее игривые глаза и увидела, с каким обожанием она смотрит на Уилла, то поняла: это то, что ему нужно. А также обрадовалась, что Дороти Брей дана отставка.
Глава 16 1543 год
Кэтрин постепенно приучала себя к мысли о вдовстве и тем не менее каждый день деликатно балансировала между двумя своими поклонниками. Король продолжал выказывать к ней доброту, вел себя галантно, но бросал неприкрытые намеки, что хотел бы стать для нее больше чем другом, при этом уважая тот факт, что она в трауре. Томас — теперь он был для нее Томом — становился все более пылким, злился из-за грядущей разлуки с ней и требовал, чтобы Кэтрин сообщила королю о данном ему слове. Успокоить его было трудно. Он не понимал ее боязни показать монарху, что она не хочет его так, как он хочет ее, и тем обидеть в момент, когда Уилл напряженно ждал объявления о передаче ему графства Эссекс.
У короля, конечно, были преимущества. Все карты находились у него в руках. Он мог позвать Кэтрин к себе, когда хотел; имел возможность дарить ей дорогие украшения; чтобы порадовать ее, сделал Уилла рыцарем ордена Подвязки, а это самый высокий рыцарский титул, какой он только мог предложить.
— Я зову его своей Прямотой, — сказал король Кэтрин. — Он верный и честный человек и никогда не утаивает от меня то, о чем, по его мнению, мне следует знать, даже если я не очень-то хочу это слышать.
Его милость также сделал Уилла бароном Харт в Нортгемптоншире, потом назначил его лордом-смотрителем Шотландских марок. Король раскладывал приманки, и Кэтрин понимала: он ясно давал понять, как много готов сделать для ее семьи, если она отнесется к нему благосклонно. Теперь у нее не было сомнений, что его величество думает о браке и просто тянет время.
Король не показывал виду, что знает о ее встречах с Томом. Дни шли, и Кэтрин начинала жалеть, что не сказала ему правду с самого начала. Но теперь уже поздно. Он смертельно обидится, если узнает, что она встречается с другим мужчиной. А Том между тем становился все более строптивым и вспыльчивым. Его отъезд за границу станет для нее едва ли не облегчением, хотя она знала, что будет ужасно скучать по нему.
В начале мая Уилл отправился на Север, чтобы занять новый пост. Шотландцы упорно отказывались отдавать свою маленькую королеву замуж за принца Эдуарда, и король Генрих решил надавить на них, продемонстрировав силу. Однако Уилл почти не участвовал в военных операциях; командование было поручено лорду Хартфорду. В письмах из лагеря в Дарлингтоне брат жаловался Кэтрин, что там даже бумажной работы было мало, хотя герцог Саффолк встретил его очень приветливо и явно был в курсе интереса короля к его сестре. Без сомнения, он полагал, что Уилл скоро станет шурином короля, а значит, с ним следует обращаться соответственно. Но, кроме того, герцог держал под контролем все контакты с Советом в Лондоне, и Уилл чувствовал себя ущемленным в правах. Он даже просил отца Катберта, чтобы тот нашел ему какое-нибудь полезное занятие, но епископ ничем не мог помочь и сказал Уиллу: мол, пусть благодарит короля за все, что тот для него сделал.
Анна и Герберт были благодарны. Милость короля достигла их в форме дарения земель в Уэльсе. Кэтрин понимала, что все это из-за нее. Она чувствовала себя виноватой, потому что не хотела ни его внимания, ни его любви, и все же была счастлива, что дорогие ей люди получают выгоды. Она стала лицемеркой и ненавидела себя за это.
Однажды вечером после ужина с королем Кэтрин шла по саду в Уайтхолле в сопровождении одного из королевских церемониймейстеров и увидела направлявшегося к ней Тома.
— Миледи Латимер! — Он отвесил ей изысканный поклон.
Глаза его были полны страсти. Кэтрин молилась про себя, чтобы ее провожатый этого не заметил.
— Сэр Томас, как приятно видеть вас, — оживленно проговорила она. — Простите, но мне нужно успеть поймать прилив.
— К чему, миледи? У вас ведь нет больного супруга, который в вас нуждается, а слуги, как я догадываюсь, покормят вашу собаку. — Кэтрин чувствовала, что от него пахнет спиртным. В последние дни он все время ходил на взводе. — Уделите мне несколько минут. Обычно вы не так холодны.
Кэтрин готова была размозжить ему башку. Церемониймейстер с любопытством смотрел на них.
— У меня ужасно болит голова, — солгала она, — и мне хочется лечь.
Настроение Томаса мгновенно изменилось.
— Простите меня. Мне очень жаль, миледи. Надеюсь, мы скоро увидимся.
Кэтрин выдавила из себя улыбку и прошла мимо. Неужели он не заметил бляху с тюдоровской розой на ливрее ее проводника? Конечно заметил! Ему просто нравилось провоцировать ее, а терпение, которым он и без того не отличался, явно у него истощалось.
Она задумалась, получит ли после этой нежданной встречи новое приглашение от короля? Его величество наверняка разгневается, решив, что Кэтрин завлекла его в ловушку. Такой горделивый мужчина не может расценить это иначе как предательство, которое выглядит еще более ужасным оттого, что его соперник гораздо моложе и обладает жизненной силой и красотой, которых сам король теперь лишен.
Кэтрин сильно переживала. Ей станет легче, если она будет избавлена от новых встреч с королем. Это решило бы ее проблемы. Кэтрин хотела только выйти замуж за Тома; и хорошо бы Уилл получил свое графство. Однако через неделю после этого инцидента в саду посланец короля прибыл в ее дом и спросил, не соблаговолит ли она присоединиться к его величеству для поездки на барке по Темзе. Значит, король не гневался на нее.
Сидя на мягком сиденье в отделанной бархатом каюте с раздвинутыми кожаными оконными шторками, Кэтрин чувствовала себя неуютно, несмотря на то что ее щеки ласкал теплый ветерок, а на носу лодки нежно играли менестрели. Когда она появилась, король выглядел печальным и задумчивым; казалось, никакие ее шутливые слова не могли развлечь его. Он сидел рядом с ней, пропуская мимо ушей ее болтовню и время от времени тяжело вздыхая. Наконец Кэтрин даже подумала, что он, верно, знает о Томе и потому обижен. Она умолкла, глядя на проплывающий мимо пейзаж и слушая ритмический плеск весел, толкавших барку к Ричмонду.
Кэтрин решила, что должна открыть королю свое сердце. Она действительно не хотела становиться королевой Англии. Ей слишком дорога была свобода. Она любила Тома и не имела других желаний, кроме как стать его супругой.
— Простите, я нынче неважный компаньон, — вдруг проговорил король, не успела Кэтрин открыть рот. — Епископ Гардинер сегодня особенно сильно досаждал мне.
