Екатерина попыталась унять заколотившееся сердце и сжала руки, чтобы не дрожали.

— Не имею представления, о чем вы говорите. Между мной и мистером Калпепером не было никаких отношений.

Ризли посмотрел на нее тяжелым, долгим взглядом:

— Правда?

— Правда! Я созналась во всех своих прегрешениях. Не знаю, что еще могу к этому добавить.

— Ясно, — ответил сэр Томас. — Я передам ваш ответ Совету.

И, к удивлению Екатерины, он ушел, отвесив ей едва заметный поклон.

Она встала, прошла в спальню и стала ждать. Предчувствия не обманули ее: вскоре к ней явилась Джейн, на лице которой ясно читалась паника.

— Я слышала, как он упомянул мистера Калпепера! — жарко прошептала она.

— Упомянул. — Екатерина передала ей разговор с Ризли. — Но я все отрицала. Сказала, что не имею понятия, о чем он говорит. Если тебя спросят, ты должна ответить то же самое, ради нас обеих.

Джейн заплакала:

— О Боже, им все известно! Теперь это только дело времени.

Екатерина, ужаснувшись, втянула носом воздух. Жуть, но, похоже, так и было. И снова ей пришлось бороться с истерикой.

Позже тем же вечером прибыл архиепископ Кранмер. Екатерина чувствовала сильную слабость и страшилась, как бы он не начал расспрашивать ее о Томе, но оказалось, что тот явился по совершенно другому делу.

— Мадам, королю угодно, чтобы вы переехали в аббатство Сион, где останетесь до дальнейших распоряжений. Вас будут содержать под строгим домашним арестом и позволят вам сохранять статус королевы, но скромно, без балдахина с гербами, как того и заслуживает ваше поведение. Вы отправитесь в понедельник.

Екатерина не знала, смеяться ей или плакать. По крайней мере, ее не забрали в Тауэр, и это было огромным облегчением: значит, ее не считают виновной в серьезном преступлении. Она вспомнила, как они с Генрихом проплывали по реке мимо покинутого аббатства Сион, где затихла всякая жизнь, и каким устрашающим оно выглядело. Но это она переживет. Все лучше, чем оказаться в Тауэре. Екатерина знала, что во времена расцвета Сион славился как оплот добродетели, ему покровительствовали королевские особы. Странно, что ее решили запереть именно там. Казалось, Генрих намеренно выбрал для нее место заточения, больше всего похожее на монастырь.

— Вам будет позволено взять с собой небольшое число слуг, — говорил тем временем Кранмер. — Ваш камергер, лорд Эдвард Бейнтон, будет управлять вашим двором, и вы можете взять четырех камеристок и двух горничных по своему усмотрению, но одной из них должна быть леди Бейнтон. С вами также поедет ваш податель милостыни.

— Я глубоко благодарна его величеству за заботу, — смиренно произнесла Екатерина. — Мне будет приятно иметь при себе свою сестру леди Бейнтон. Могу я также взять с собою леди Рочфорд, миссис Ли и миссис Мьютас?

С доброй и практичной Элизабет Ли она поладит, а Джейн Мьютас была тихой и спокойной. Кэтрин не хотела находиться в окружении дам и камеристок, мужья которых держались реформистских взглядов, так как они могли втайне радоваться ее падению. Она уже заметила перемену в их отношении к себе.

— Это приемлемо. — Кранмер записал имена в небольшую книжечку. — А горничные?

Екатерина сразу отмела Кэт Тилни, Мег Мортон и миссис Лаффкин.

— Миссис Рестволд и миссис Фридсвайд, — предложила она.

— Миссис Рестволд — нет, — отозвался Кранмер.

— Почему?

— Я не могу вам объяснить.

Значит, это Элис начала болтать! Удивительно.

— Хорошо, тогда миссис Лаффкин. — Екатерина не любила ее, но придется смириться. — А что будет с остальными моими слугами?

— Их следует распустить, они тоже должны уехать в понедельник. Некоторые будут переведены на службу к милорду принцу и леди Марии. Леди Магарет Дуглас отправится в дом миледи Норфолк в Кеннингхолле вместе с леди Ричмонд. Фрейлины вернутся к своим родным.

Сердце Екатерины упало. Ее постепенно лишали внешних атрибутов статуса королевы; бо́льшую часть придворных уволят. За этим последует развод, она не сомневалась, — позорный развод и, возможно, длительное заточение в Сионе.

— Могу я взять с собою какие-нибудь личные вещи? — нервно спросила Екатерина.

Кранмер справился со своей книжечкой:

— Его милость распорядился, чтобы вы взяли строгую одежду, не украшенную драгоценными камнями и жемчугом. — (То есть ничего, что могла бы носить королева.) — Вам позволено иметь шесть французских капоров со златотканой каймой, но на них не должно быть ни самоцветов, ни жемчуга. Также вы можете иметь в своем гардеробе шесть пар рукавов, шесть платьев и шесть киртлов из атласного дамаста и бархата, но без драгоценных камней и жемчуга. Вам разрешается забрать с собой ваши личные вещи, такие как принадлежности для шитья и украшения, которые были у вас до брака, но не подаренные королем книги. Они останутся в королевской библиотеке. Продуктами, вином, элем и прочим необходимым в Сионе вас обеспечат. Надеюсь, все понятно, мадам?

— Да, милорд. Я была бы благодарна вам, если бы вы передали эти распоряжения сэру Эдварду Бейнтону.

— Разумеется. А теперь я вынужден покинуть вашу милость. Желаю вам доброй ночи.

И это, понадеялась Екатерина, конец ее переживаниям. Ей позволяли жить и дышать, а долгое заключение в Сионе она как-нибудь вынесет. Есть места и похуже.

Однако это был еще не конец. На следующий день архиепископ вернулся с лорд-канцлером, дядьями Екатерины Норфолком и Сассексом, а также с епископом Гардинером.

— Мы пришли допросить вашу милость касательно Калпепера, — сказал Кранмер, вселяя в Екатерину страх. — Нам известно, что до вашего брака с королем ходили разговоры о том, что вы с ним поженитесь. Вы планировали выйти за него?

Признание, что до брака она была увлечена Томом, наверняка не повредит ей. В конце концов, они тогда не совершили ничего постыдного.

— Он хотел жениться на мне, и я тоже думала об этом, — сказала Екатерина, полагая, что это самый безопасный ответ.

— Как случилось, что вы возобновили любовную связь с ним? — спросил Гардинер.

— Возобновила любовную связь? Я не понимаю, — солгала она.

— Не играйте с нами в игры! — рявкнул Норфолк. — Мы знаем, что вы тайно встречались с ним во время тура по стране.

Нельзя ей упасть в обморок. Все зависело от того, что она сейчас скажет. Екатерина отчаянно пыталась отыскать в голове нужные слова. Вдруг ее осенило: она спасется, если свалит вину на Джейн.

— Это была не любовная связь. Скорее, одолжение леди Рочфорд, — выдала вдруг Екатерина, ненавидя себя за это. — Она много раз просила меня встретиться с мистером Калпепером, повторяла, что он чтит и уважает меня и не хочет ничего иного, кроме как поговорить со мной. Но я чувствовала, что она побуждает меня любить его, хотя складывалось впечатление, будто леди Рочфорд сама в него влюблена, и я не вполне понимала, чего от меня добивается эта женщина. Я говорила ей, чтобы она больше не надоедала мне такими глупыми просьбами, но безо всякого результата. Только когда она убедила меня, что мистер Калпепер желает лишь побеседовать со мной, и готова была поклясться на Библии в том, что его намерения честны, я согласилась на разговор с ним. — Содрогаясь от ужаса, Екатерина осознала, что, вероятно, Джейн теперь придется туго, ведь она, по сути, намекала, что та подстрекала ее к совершению измены. Она молилась про себя, лишь бы ее развязавшийся язык не причинил вреда подруге, но тем не менее сразу ощутила легший на плечи груз вины. Ну почему, почему она не удержала рот на замке или не придумала другого объяснения?

Екатерина надеялась, что лорды как-нибудь отреагируют, тогда она поняла бы, грозит ли Джейн наказание, однако Норфолк и остальные ничем не выдали своих чувств и мыслей.

— И вы говорили с ним?

— Мы говорили в маленькой галерее на верхней площадке лестницы в Линкольне, поздно вечером, часов в десять или одиннадцать.

— Как долго вы общались? — спросил Кранмер.