Впереди, около ворот Миклгейт-Бар, через которые короли въезжали во второй по величине город Англии, собралась толпа. Генрих выглядел довольным.
— Вижу, нас ожидает отличный прием. Мне сказали, что добрые люди Йорка, увидев роскошные приготовления к нашему визиту, решили, что это предвещает какой-то грандиозный триумф. Они рассчитывают, что я короную вас в их соборе, Кэтрин. Ничего в этом нет дурного, пусть себе думают или надеются, что вы родите герцога Йоркского.
— Я молюсь об этом каждый день, — сказала она, чувствуя себя виноватой, что до сих пор не забеременела после весеннего выкидыша.
Они оделись в самые великолепные наряды, так же поступили и горожане, которые старались не показать вида, что страшатся визита короля. Встречали королевскую чету не менее торжественно, чем в Линкольне. Генриха и Кэтрин официально приветствовал архиепископ Йоркский в сопровождении трехсот духовных лиц, затем двести мужчин, которые участвовали в восстании против короля и были прощены, подошли выразить покорность своему соверену, встали перед ним на колени и поднесли набитые золотом кошельки. После этого процессия медленным шагом вступила в город.
Королевское поместье выглядело великолепно. Армия работников потрудилась на славу. Екатерина в изумлении смотрела на заново отделанный главный зал, обставленный мебелью и украшенный гобеленами и посудой из Уайтхолла; их доставили специально для того, чтобы произвести впечатление на короля Якова. Кроме того, Генрих велел привезти из Лондона свою самую роскошную одежду, а также новые ливреи для его лучников, пажей и джентльменов. На территории монастыря разбили яркие шатры и павильоны для членов двух придворных свит и огромных запасов продовольствия, свезенного сюда из окрестностей Йорка.
Екатерина сразу поняла, что устроить свидание с Томом здесь будет трудно. Главный дом поместья, хотя и большой, был до отказа наполнен придворными и слугами. Лучшее, что смогла придумать Джейн, — это краткая встреча наверху черной лестницы, во время которой сама она стояла на страже этажом ниже.
Как же приятно побыть наедине с Томом, пусть и совсем недолго.
— У нас мало времени, — прошептала Екатерина, опасливо поглядывая вверх и вниз, — но мне так хотелось увидеть тебя, сердце мое, и сказать, как сильна моя любовь к тебе.
— Я думал, что умру от тоски, — тихо произнес Том, прижимая ее к себе.
У них едва хватило времени обменяться несколькими поцелуями, как явилась Джейн и сказала, что Екатерине нужно идти.
Следующей ночью им удалось урвать часок в спальне Джейн. Екатерина рассказала Тому больше о годах, проведенных в Ламбете.
— Когда я впервые приехала туда молоденькой девушкой, то возненавидела это место. Я так сильно грустила, что то и дело плакала прямо при своих компаньонках.
— Но позже ты стала счастливее?
— Я думала, что да. Но теперь я знаю, что такое настоящее счастье.
— И что же? — Том улыбнулся ей.
Она изобразила, что задумалась.
— Ну есть один джентльмен, который за мной ухаживает. И у меня, кроме него, еще несколько любовников про запас!
Том в недоумении уставился на нее, но тут она рассмеялась, и он, обхватив ее одной рукой, другой шлепнул по заду:
— Злая девчонка!
Она взвизгнула, достаточно громко, чтобы Джейн постучала в дверь и прошипела:
— Тише!
После этого встречаться им не удавалось. Генрих предъявлял права на нее каждую ночь, распаленный идеей зачать герцога Йоркского в Йорке.
Однажды вечером Джейн передала Екатерине красивое колечко.
— Это подарок для вашей милости, от мистера Калпепера, — сказала она. — И оно стоит немало. Он вручил его мне сегодня после обеда, когда вернулся из Шериф-Хаттона, где король охотился.
Екатерина залюбовалась оправленным в золото алым гранатом. Кольцо превосходно село на палец.
На следующий день Том прислал ей фазана к обеду.
— Вашей милости нужно купить ему что-нибудь в ответ, — сказала Джейн.
Что-то в ее тоне вновь навело Екатерину на мысль: уж не влюблена ли она сама в Тома? Это объяснило бы такую чуткую заботу о его интересах.
— Я знаю! — ответила Екатерина. — Пойду и куплю что-нибудь сама. Мы можем, переодевшись, пойти в Йорк и заглянуть в лавки.
Глаза Джейн засверкали.
— Вы думаете, нам удастся сделать это незаметно?
— Доверься мне.
Надев накидки с капюшонами, Екатерина и Джейн тайком выбрались из Кингс-Мэнор и отправились бродить по улицам Йорка. Екатерина уже забыла, каково это — иметь свободу и идти куда захочется. Странно было толкаться среди людей и слышать, как мужчины свистят ей вслед. Знали бы они, кто она!
Две подружки с удовольствием прогулялись по забитым народом улочкам, настолько узким, что верхние этажи фахверковых домов почти сходились у них над головами. Прошли мимо красивых церквей и прекрасной ратуши, поглазели на разные товары в магазинчиках и на рынке.
Рядом с Соборным двором нашли лавку ювелира и присмотрели среди выложенных на витрине вещей пару браслетов.
— Это отличный подарок для Тома, — заметила Екатерина, отсчитывая монеты из кошелька. — Ты отнесешь их Тому? Скажи, это чтобы у него не мерзли руки!
Обе они рассмеялись и пошли обратно, а на подходе к Кингс-Мэнор предусмотрительно надвинули капюшоны на головы.
Екатерина как раз успела снять накидку и мыла руки перед обедом, когда явился Генрих, сильно разгневанный.
— Он не приедет! — прорычал король, грозно топая по комнате.
К счастью, он был так занят своими мыслями, что не спросил, где она была.
Яков не прибыл к намеченному сроку. Раздражение Генриха нарастало несколько дней подряд: время шло, а король шотландцев не появлялся. Теперь король англичан уже был багровым от гнева.
Екатерина взяла его за руку:
— Что случилось?
— Шотландцы напали на Англию! Они сожгли несколько домов и убили по меньшей мере семь человек. И это после того, как мой племянник выражал дружеские чувства ко мне и желал нашей встречи. Если это дружба, тогда я — папа! — Лицо его дышало яростью. — Клянусь Богом, я бы сказал ему пару ласковых, будь он здесь! У людей нынче нет чести. Когда я думаю о том, сколько шуму вызвала новость о его приезде, и обо всех этих приготовлениях… — Генриха трясло от бешенства. — Ну что ж, он узнает, что такое мой гнев. Так обходиться с моей дружбой я не позволю!
Он кипятился еще некоторое время, а Екатерина издавала разные утешительные звуки. Она не притворялась, будто понимает политику шотландцев; на самом деле ей становилось скучно. Путешествие, которое тянулось уже три месяца, утомило ее. Она готова была вернуться домой. Делать здесь больше решительно нечего.
Наконец — о радость! — они покинули Йорк. Сентябрь близился к концу. Холодало. Они провели неуютную ночь в Холм-он-Сполдинг-Муре — поместье, конфискованном у сэра Роберта Констебля, одного из вожаков Благодатного паломничества, тело которого, закованное в цепи, висело над воротами в Халле. Призрак несчастного сэра Роберта блуждал здесь, и Екатерина радовалась, что рядом с ней в постели лежит могучий Генрих.
Они поехали на восток, в Халл, чтобы король мог составить план оборонительных укреплений: он всегда опасался вторжения французов, и ему нравилось заниматься любыми военными делами. Физическая нагрузка вернула Генриху бодрость духа, и все пять дней, проведенных в поместье Халл, он находился в отпускном настроении, нуждался в близости Кэтрин и каждую ночь проводил с ней. Для свиданий с Томом возможностей не было.
Из Халла огромная, но изрядно утомленная королевская свита двинулась на юг, в Линкольншир, где двор развлекали и потчевали в поместье Торнтон, в Кеттлби-Холле, в Бишоп-Нортон, в Инглби, Ноктоне и Слифорде. К середине октября они вернулись в Колливестон, а через два дня прибыли в замок Фотерингей, который стал владением Екатерины в числе прочих имений, полученных ею после свадьбы. Хотя были предприняты все возможные усилия, чтобы придать старинной крепости обитаемый вид, даже сделать ее комфортной, и королевские покои в этом замке когда-то явно отличались роскошью, здание все равно было пропитано сыростью и выглядело каким-то блеклым.