Леди Брайан милостиво улыбнулась. У нее было изящно очерченное лицо с сияющими глазами, она распространяла вокруг себя ощущение покоя. Когда эта дама приветствовала Джейн, произношение мигом выдало ее родовитость. Сразу стало ясно, почему король назначил ее на такую почетную должность. Джейн вспомнила, что однажды выполняла обязанности леди – наставницы при юной принцессе Марии.

Она посмотрела на малышку. Девочка ничем не отличалась от других младенцев: пухлые щечки и ямочки в уголках рта, синие глаза и белёсые реснички. Трудно было поверить, что король поставил под угрозу вечного проклятия души всех своих подданных ради этого поскребыша человечества.

– Ее маленькая милость идет повидаться с матушкой, – с улыбкой сказала леди Брайан, когда перед ней открыли двери в личные покои королевы.

Джейн и Брайан вошли следом и остановились в ожидании, когда о них доложат. Комната была роскошная: потолок украшали золотые розетки в переплете из белых реек; очаги и ниши были выложены дорогой плиткой, повсюду стояла золоченая мебель, а стены были завешены огромными гобеленами.

Джейн увидела Анну Болейн – она сидела в окружении дам и целого сборища придворных. Леди Брайан передала младенца ей на руки, и Анна склонилась, чтобы поцеловать его. Потом она заметила Джейн и Брайана, распорядилась, чтобы малышку положили на большую подушку у ее ног, и кивнула гостям, давая им сигнал подойти.

За два года, что Джейн не видела Анну, та посерела лицом, а ее глаза, когда-то являвшиеся главной претензией на красоту, теперь стали мрачными и глядели настороженно, около рта залегли недовольные складки. Великолепное алое платье, роскошные меха и атласный французский капор не могли скрыть, что цветущая юность этой дамы осталась в прошлом. Тем не менее мужчины роились вокруг нее.

Джейн сделала реверанс, Брайан поклонился. Анна улыбнулась одними губами, в глазах улыбка не отразилась.

– Фрэнсис, добро пожаловать. – Она величественно кивнула. – И Джейн Сеймур… Я помню, мы с вами вместе служили вдовствующей принцессе. Добро пожаловать обратно ко двору. – Она протянула унизанную кольцами руку.

Джейн поднесла к ней губы, надеясь, что Анна не почувствовала враждебности, которую та вызвала у нее, употребив по отношению к Екатерине этот ненавистный титул, после чего поднялась, держа глаза скромно опущенными.

– Вечером мой камергер вернется и приведет вас к присяге на верность, – сказала ей Анна. Она вела себя дружелюбно, но в ее манере ощущалось подавляемое раздражение, и неудивительно: ведь после всего пережитого она так и не родила долгожданного принца. – Это религиозный и благочестивый двор, – продолжила Анна. – Пока служите мне, вы должны являть собой пример добродетели и избегать людей распутных и с дурной репутацией под страхом немедленного увольнения.

– Да, ваша милость, – пробормотала Джейн, не поднимая глаз и удивляясь, как это женщина вроде Анны Болейн призывает ее к добродетели.

– Госпожа Маршалл, – обратилась Анна к женщине в сером, как перья голубя, платье, и та встала. – Отведите госпожу Джейн в спальню.

Не успели они вдвоем покинуть пределы слышимости, как королева со смехом сказала:

– Эта маленькая мышка никогда не могла слова сказать от себя!

Возмущение Джейн стало еще сильнее. Но потом оно пропало, потому что в спальне девушек ее ждала Марджери Хорсман. Какое облегчение – увидеть знакомое лицо среди стольких новых!

– Меня тоже забрали домой, – объяснила Марджери, когда Джейн села на кровать, испытав чувство признательности к подруге, потому что постель была та же, которую она занимала, служа королеве Екатерине. Спальня в целом осталась такой же, будто и не было этих двух лет. – Мои родные не хотели, чтобы я служила вдовствующей принцессе. Я слежу за гардеробом королевы.

– Ненавижу этот титул, которым наградили нашу добрую госпожу, – сказала Джейн. – Она истинная…

– Ш-ш-ш, – зашипела на нее Марджери. – Если вы цените свое место, никогда не называйте ее королевой. Это строго запрещено.

– Тогда я произнесу запретные слова и отправлюсь домой, – возразила Джейн. – Я вообще не хотела приезжать сюда.

– И тогда ваши родственники пострадают. – Марджери взяла ее за руки. – Ох, Джейн, кто мы такие, чтобы задавать вопросы? Моральный выбор за нас делают родные.

– Это верно, – горько согласилась Джейн. – Мои настояли, чтобы я приехала ко двору. По крайней мере, вы здесь, это сделает жизнь сносной. Скажите, какова королева Анна как госпожа? У нее в обычае насмехаться над людьми в их присутствии? Она назвала меня маленькой мышкой!

– Ей приятно отпускать шуточки, – ответила Марджери, – и часто на чей-нибудь счет. Она говорит, что мы должны быть добродетельными, а сама флиртует напропалую с джентльменами, которые таскаются в ее покои. Однако должна признаться, мне нравится, как проводят время при ее дворе. Тут часто устраивают танцы, много музыки и прочих развлечений, не то что было у нашей бедной вдовствующей принцессы. Мне никогда не бывает скучно. Тут всегда есть чем развлечься.

Вскоре Джейн убедилась в справедливости этих слов. Когда дамы королевы не занимались придумыванием или заказом модных новинок, они танцевали в ее покоях, или читали стихи, или ставили сценки, или играли в шары, или стреляли из луков по мишеням. Послеобеденное время и вечера занимали визиты придворных, сопровождавшиеся шутливыми разговорами и любовными играми, к которым иногда присоединялся король. Он был внимателен к супруге, но не так, как раньше; разумеется, ведь охотник поймал добычу и у него больше не было нужды особенно стараться ради нее.

Джейн он заметил в первый же раз, когда она исполняла свои обязанности при королеве во время его визита. Он был прост в общении, и это его качество нравилось людям.

– Госпожа Сеймур! Очень приятно видеть вас снова при дворе.

Генриху теперь было за сорок, но он оставался весьма представительным мужчиной: высокий, широкоплечий, полный жизни, с правильными чертами лица, бычьей шеей и рыжими волосами, зачесанными за уши. Однако Джейн слишком часто видела, как его глаза прищуриваются, а пухлые губы недовольно или гневно кривятся, и в повелительном взгляде короля часто сквозила жестокость. Ей он казался страшным: этот человек, который теперь был и правителем, и папой в своем королевстве, обладал властью над жизнью и смертью всех подданных и, казалось, мог распоряжаться даже их душами.

Джейн сделала низкий реверанс, но король поднял ее и улыбнулся. В этот момент она разглядела под явленной миру величавой наружностью живого, непосредственного юношу. Глаза короля задержались на ней, сердце успело пару раз стукнуть в груди Джейн.

– Ваша милость, – прошептала она, склоняя голову.

– Надеюсь, вы будете счастливы здесь и сослужите добрую службу королеве, – сказал он. – Ваши братья показывают себя превосходно. Пошлите от меня добрые пожелания родителям.

Король двинулся дальше и поприветствовал сестру Анны Марию, которая, очевидно, была ему симпатична.

Свои обязанности Джейн старалась выполнять исправно. Ей не хотелось привлекать внимание королевы, она вела себя осмотрительно, соблюдала внешние приличия, держала глаза долу и старалась сделать свое присутствие незаметным. Анна проявляла дружелюбие, но вскоре перестала, так как заметила, что новая фрейлина не проявляет ни малейшего интереса к тому, чтобы какими-нибудь уловками снискать ее расположение.

Джейн быстро сообразила: если она хочет жить более-менее спокойно при дворе королевы, то должна принять как факт, что большинство служивших здесь людей принадлежали к партии Болейнов, состояли с ними в родстве и приходили в безудержный восторг от успехов Анны. Она приучилась, обращаясь к Анне или говоря о ней, называть ее королевой так, чтобы титул не застревал у нее в горле, и скрывать свою привязанность к прежней госпоже. Когда она справилась с этим, то начала заводить друзей среди фрейлин. Ей все больше нравилась Анна Парр, дочь одной из придворных дам королевы Екатерины. Анна была убита горем после смерти матери, но теперь выглядела гораздо лучше, и это радовало Джейн.