Вскоре она родила крошечного, прекрасно сформировавшегося мертвого мальчика.

Генрих сидел у постели Анны, убитый горем.

– Почему Господь отказывает мне в сыновьях?! – восклицал он. Выносить его печаль было тяжелее, чем гнев, которого он не выказывал.

Анна лежала на постели и даже не могла плакать от потрясения. Все произошло так внезапно. Она старалась, как могла.

– Мы попытаемся снова, Генрих.

– Сколько еще раз нам пытаться? – бросил он в ответ. – У многих знакомых мне мужчин сыновей целый выводок. Я веду праведную жизнь, я люблю Господа, расстался с незаконной женой, так почему мне не дается это благословение?

– Не знаю. Я берегла себя, ела как полагается, не перенапрягалась, отдыхала. Это просто случилось, и мне очень жаль, очень, очень жаль.

– Это не ваша вина, – согласился Генрих. – Но если станет известно, что вы родили мне двоих мертвых сыновей, наши враги скажут, что Бог нас проклял и это мне в наказание за мои деяния. Я не смею во всеуслышание объявить об этой новой неудаче, и вы проследите, чтобы ваши фрейлины держали рот на замке под страхом вызвать мое высочайшее неудовольствие. – Король устало поднялся, выглядел он сейчас на все свои сорок четыре года. – Я приду к вам, когда вы оправитесь.

Анна потянулась и схватила его за руку:

– Генрих, вы же не думаете, что Господь нас проклял?

– Я больше не знаю, что и думать, – пробормотал он.

В первый день июля сэра Томаса Мора судили за измену в Вестминстер-Холле и приговорили к смерти. Шесть дней спустя он взошел на плаху на Тауэрском холме и умер под топором.

Анна поднялась рано, чтобы вместе с Генрихом дожидаться новостей в его личных покоях. Она видела, что с течением времени король становится все более беспокойным и взволнованным. В девять – час, назначенный для казни, – он вызвал хранителя винных подвалов, одного из своих любимых партнеров по игре в кости, и они сели играть. Анна наблюдала, едва следя за ходом партии.

С поклоном вошел Норрис:

– Ваша милость, Томас Мор мертв.

Генрих бросил кости. Хранитель винных подвалов кивнул.

– Он говорил с эшафота?

– Он заявил, что умирает верным слугой вашей милости, но прежде всего – Господа.

Генриха затрясло.

– Что я наделал… – едва слышно произнес он. – После смерти Фишера люди возмущались. Насколько громче заговорят они теперь? И не только в Англии. Новость разнесется по всему христианскому миру. – По лицу короля текли слезы. – Оставьте нас! – приказал он. Анна собралась уходить, но король схватил ее за запястье. – Стойте!

Когда все прочие удалились, Генрих на нее накинулся.

– Это все из-за вас! – орал он. – Честнейший человек в моем королевстве мертв!

Видя его искаженное гневом лицо, Анна дрогнула, а из груди короля вырвалось громкое надрывное рыдание:

– Вас следует винить во всех ужасных событиях, которые произошли за последнее время в этом королевстве!

Как несправедливо!

– Сир, ни один мужчина не может быть обязан женщине больше, чем вы мне, – возразила она. – Разве не я вывела вас из состояния греха? Разве не я была причиной реформирования Церкви для вашей личной выгоды и на пользу всем?

– Вы натравили меня на этих добрых людей, и они мертвы!

– Вы сами жаждали наказать их! – не сдавалась Анна.

– Убирайтесь! – взревел Генрих. – Меня от вас тошнит!

В тот месяц посланцы короля начали объезжать монастыри и посылать отчеты об инспекциях, которые Кромвель собирал в одну большую книгу.

Оставшись наедине с Джорджем в своих покоях, Анна поделилась с братом опасениями:

– Меня беспокоит план закрытия монастырей. Надо позаботиться о том, чтобы их богатства использовались на благие цели.

– Думаю, король считает благой целью пополнение своих сундуков, – заметил Джордж. – А я бы лучше отправил всех монахов и монахинь гнить в аду.

Анна знала, что в душе ее брат лютеранин, многие и ее тоже считали таковой. Конечно, она стала надеждой для тех, кто втайне принимал заповеди Лютера. Для таких, к примеру, как пламенный Роберт Барнс, который покинул Англию из страха подвергнуться преследованиям, но благодаря ее протекции четыре года назад вернулся, открыто проповедовал в Лондоне, и никто не чинил ему препятствий. В те дни Генрих исполнял любое желание Анны. Еще в прошлом году он согласился отпустить осужденного еретика, а четыре месяца назад одобрил назначение капелланом лютеранина Мэтью Паркера.

– Никто не может сказать, что я не друг истинной религии, – сказала Анна Джорджу. – Я считаю себя ревностной защитницей Христова Евангелия. Но использование монастырских богатств на подкуп людей, которые будут поддерживать верховенство короля над Церковью, кажется мне неправильным. У меня есть стойкое убеждение, что конфискованные сокровища следует направить на просветительские и благотворительные цели, это пойдет на пользу всем.

– И ты думаешь, король на такое согласится?

– Постараюсь его убедить.

Это будет непросто, учитывая, что они почти не разговаривали.

Джордж фыркнул:

– Кромвель этим точно не станет заниматься. Он сделает короля богатым и тем добьется больших милостей для себя.

– Кромвель забрал себе слишком много власти.

– Боюсь, его могущество превосходит твое.

– Пока я снова не забеременею.

– Ты полагаешь, у тебя есть шанс забеременеть? Анна, я вижу, какие у тебя отношения с королем.

Она не заплакала.

– Не беспокойся, я заставлю его вернуться ко мне. И тогда Кромвелю лучше будет поостеречься, потому что я найду способ с ним управиться!

– Вперед, сестрица! – зааплодировал Джордж.

Желая накопить сокровища на Небе и надеясь, что вместе с Генрихом, Анна проводила дни за совершением добрых дел, которые обеспечат ей спасение и улучшат ее счеты с Господом. Каждую неделю она раздавала бедным милостыню и кучи одежды, сшитой вместе с придворными дамами. Снабжала вдов и обедневших домохозяев, выделяя им средства на покупку скота и прочей домашней живности. Не страшась обидных выкриков, посещала города и веси, посылая вперед своего подателя милостыни, чтобы тот узнал у приходских властей, есть ли в округе нуждающиеся семьи. Когда Анна прибывала на место, то выдавала деньги на их поддержку.

Она помогала бедным студентам, обеспечивая им возможность получать образование. И даже оказала поддержку незаконнорожденному сыну Уолси, когда тот вернулся из Падуанского университета, не имея в кармане ни пенни. Благодаря ее письменному обращению к королю Франциску получил свободу заключенный в тюрьму как еретик французский гуманист Николас Бурбон. Когда он прибыл в Англию, Анна сделала его наставником своего племянника Генри Кэри.

Бурбон не находил слов, чтобы выразить свою вечную признательность:

– Ваша милость, вы одна из возлюбленных чад Господа!

Анне очень хотелось бы в это верить. Несмотря на множество благих дел, ее все равно ненавидели, и она это знала.

Генрих редко посещал Анну в эти дни, но как-то пришел в ее покои и сообщил, что наконец уговорил короля Франциска начать переговоры о браке Елизаветы с его сыном. Это известие подбодрило Анну, ведь если бы король намеревался развестись с ней, то не стал бы заниматься устройством замужества их дочери.

Но однажды, когда она отдыхала в своем личном саду с книгой в руках – у ног спал Уриан, а вокруг на траве расположились болтающие и смеющиеся дамы, – за высокой живой изгородью послышались голоса.

– Заглядывая в будущее, люди надеются на леди Марию. – (Анна узнала голос Кромвеля!) – Принцессе Елизавете нет еще и двух лет, и, если что-нибудь случится с королем, у Марии гораздо более реальные шансы на то, чтобы занять и удержать за собой трон. Я принял решение оказать поддержку Марии, что будет соответствовать интересам всех.

– Рад слышать, господин секретарь, – произнес в ответ Шапуи. – Кто-то должен отстоять права принцессы. Многие не признают ребенка Леди законным.