– Я должен сообщить вам, что император хочет выразить свое неодобрение в отношении дела короля и поэтому отзывает своего представителя из Англии на период слушаний. Так что, ваше высочество, с глубоким сожалением я вынужден вас покинуть и отбыть в Испанию.

Екатерина готова была расплакаться. Лишиться этого преданного и неутомимого друга в час великой нужды в нем – это был жестокий удар. Но она вспомнила, что должна сохранять достоинство и вести себя прилично в присутствии испанского посланника.

– Мне от души жаль слышать это. Никогда я не смогу отблагодарить вас в достаточной мере за вашу доброту и поддержку. Я надеюсь, вы вернетесь в Англию, когда эта история закончится, и мы снова встретимся в более счастливое время.

– Таково и мое самое горячее желание, ваше высочество, – с чувством ответил Мендоса. – Да хранит вас Бог и да пошлет Он вам благополучное избавление от всех напастей! Я буду молиться за вас.

– Да пребудет с вами Господь! – Екатерина протянула руку для поцелуя.

Наступил июнь, и вместе с ним наконец разгорелась заря того дня, когда король и королева должны были предстать перед судом легатов. Екатерина приказала фрейлинам облачить ее в роскошное платье из алого бархата с собольей опушкой; юбка платья расходилась спереди, из-под нее виднелся желтый парчовый киртл. На пояс королеве привесили золотые часы с круглым циферблатом. На голову надели богато украшенный золотом чепец. Если ей не дано выглядеть красавицей, то, по крайней мере, она будет иметь вид королевский.

Перед входом в главный зал монастыря Черных Братьев, где должно было состояться заседание, собралась толпа. Когда Екатерина проходила по открытой галерее, соединявшей дворец Брайдуэлл с монастырем, люди выкрикивали ей слова поддержки:

– Добрая королева Екатерина! Как она держится! Ей ничего не страшно! Победы над врагами!

Екатерина остановилась, покивала, улыбнулась, махнула рукой, а потом вошла в монастырь.

Было видно, что зал очень обдуманно подготовили к заседанию. До сих пор о таком еще не слыхали, чтобы английского короля вызывали в суд, тем более для вынесения решения его же подданным, и сделанные приготовления должны были подчеркивать важность события. В дальнем конце зала на помосте, за неким подобием ограждения, на двух обтянутых золотой парчой креслах сидели легаты. Перед ними установили покрытый турецким ковром стол для бумаг, на нем уже лежало несколько стопок документов. Справа от помоста находился трон короля под балдахином, а слева королеву ожидало дорогое кресло.

При появлении Екатерины в переполненном зале наступила тишина. Потом раздались шарканье ног и скрип стульев – дворяне, законники, теологи и прелаты вскочили с мест и поклонились. Екатерина чувствовала на себе испытующие взгляды сотни глаз, пока в сопровождении четырех фрейлин шла к предназначенному для нее креслу. Она была рада, что в этот судьбоносный день ее поддерживают кипящая гневом Мария и непреклонная Мод.

Потом явился Генрих. Как он был великолепен! Даже сейчас, когда король пытался развестись с ней, Екатерина невольно восхищалась им. Высокий, могучий, прекрасно одетый, он затмевал всех прочих мужчин. В сравнении с ним они казались карликами.

Как только король уселся на трон, глашатай потребовал тишины и обратился к нему:

– Король Генрих Английский, предстаньте перед судом!

– Я здесь, господа! – ответил Генрих голосом громким и твердым, в котором слышалась уверенность человека, предвкушающего победу.

Потом глашатай воззвал к Екатерине:

– Екатерина, королева Англии, предстаньте перед судом!

Екатерина сидела на своем месте, сердце ее колотилось. Она не отвечала. Генрих вопросительно посмотрел на нее, на что она никак не отреагировала. Повисла пауза, король недоумевал, после чего он повернулся к легатам.

– Господа кардиналы, я пришел сюда, чтобы мои сомнения были разрешены и совесть моя успокоилась, – произнес Генрих. – Об одном прошу вас: определите, законен мой брак или нет. С самого начала меня неотступно терзали сомнения на этот счет.

Решимость Екатерины сохранять молчание рухнула. Она не могла оставить это замечание без ответа.

– Почему же только сейчас вы заговорили об этом?

Генрих скорбно взглянул на нее:

– Если я не заговаривал об этом, то лишь по причине великой любви, которую и сейчас имею к вам. Мадам, больше всего я хочу, чтобы наш брак был признан законным.

– И вы рассчитываете на такое признание в этом суде? Я не считаю его беспристрастным. – Она повернулась к легатам, которые взирали на нее довольно сурово. – Прошу вас, господа, передайте рассмотрение этого дела в Рим.

– Ваша просьба безрассудна, мадам, – возразил Генрих. – Император имеет власть над папой. Вас в этой стране любят, вам предоставлены на выбор прелаты и адвокаты. Вы не можете утверждать, что этот суд не беспристрастен. А теперь приступим! – Он нетерпеливо топнул ногой.

– Екатерина, королева Англии, предстаньте перед судом! – снова воззвал к ней глашатай.

Собравшись с духом, Екатерина решила: единственное, что ей осталось, – это воззвать к рыцарским чувствам и лучшим качествам Генриха и еще к тому, что осталось в нем от былой любви к ней. Она расскажет всему миру, как складывались их отношения. Она будет отстаивать свои права и добьется, чтобы выражение страдания никогда больше не появлялось на лице Марии.

Екатерина не ответила глашатаю. Вместо этого она поднялась и прошла через полный народа зал суда к тому месту, где восседал на троне Генрих. Она упала на колени у его ног и воздела в мольбе руки. В зале раздались резкие вздохи и восклицания.

– Сир, – сказала Екатерина, громко и отчетливо, – я умоляю вас, ради любви, которая была между нами, и ради любви Господней, да свершится надо мной справедливость по чести. Сжальтесь надо мной, ведь я всего лишь женщина, к тому же чужестранка, рожденная вне пределов вашего королевства. У меня здесь нет ни верных друзей, ни беспристрастных советников. Я уповаю на вас как на верховного судью в этой стране. – Она остановилась. Генрих смотрел прямо перед собой. Ему явно было не по себе, он выпятил губы, и щеки его угрожающе пылали. – Увы, сир, я чем-то обидела вас? – спросила смущенная Екатерина. – Какова причина вашего неудовольствия? Почему вы решили избавиться от меня? Я призываю в свидетели Бога и весь мир и заявляю: я была вам верной, почтительной и послушной женой, всегда готовой исполнить ваши желания и доставить вам удовольствие. Меня радовали и удовлетворяли все те вещи, которые были приятны вам. Я никогда не выражала недовольства чем-либо, не выказывала и намека на досаду. Я любила всех тех, кого любили вы, ради вашего блага, имелись у меня на то причины или нет, и невзирая на то, были они мне врагами или не были.

Никакого отклика. Это было ужасно. Но, начав, Екатерина уже не могла остановиться.

– Все эти двадцать лет, и даже больше, я была вам верной женой, я родила вам много детей. Господу было угодно забрать их из этого мира, но это не моя вина. – Она замялась, однако, чего бы ей это ни стоило, надо было идти до конца. – И когда вы овладели мной впервые, да будет судьей мне Бог, я была девственницей, к которой не прикасался ни один мужчина. Правда это или нет, пусть ответит ваша совесть.

Произнося последние слова, она посмотрела прямо в лицо Генриху. Пусть он вспомнит ту первую, сладкую ночь любви. Но лишь кривая усмешка появилась на его лице. Екатерине стало ясно: он не собирался отвечать. И все равно она должна была закончить и высказать все, что намеревалась.

– Если есть хоть какая-нибудь основательная законная причина, которую вы можете привести, чтобы отдалить меня от себя, я соглашусь уйти, к своему стыду и бесчестью. Но если такой причины нет, я должна молить вас позволить мне остаться на своем законном месте и получить правосудие из ваших царственных рук. Многие ученые мужи говорят, что наш с вами брак хорош и не противоречит закону. Удивительно слышать, какие возводят поклепы на меня, никогда не грешившую ложью! А теперь я должна покориться решению этого нового суда, в котором вы можете причинить мне много вреда. Но вы должны понимать, что ваши подданные не могут быть беспристрастными советниками, ведь они не смеют ослушаться вашей воли, дабы не вызывать вашего неудовольствия. Поэтому я смиренно прошу вас, ради божественной любви, избавить меня от крайностей этого суда. А если этого не случится, я передаю свое дело Богу.