Генрих так и не взглянул на нее. И не сказал ни слова. Она встала, сделала низкий реверанс и тут обнаружила, что ноги отказывают ей – так сильно ее трясло. Екатерина быстро подозвала Гриффина Ричардса, своего казначея, и с благодарностью оперлась на его руку.

– Уведите меня отсюда, – шепнула она.

Под множеством взглядов он провел ее через притихший зал к входным дверям. Тут Екатерина услышала, как Генрих велит глашатаю призвать ее обратно.

– Не обращайте внимания, – сказала она Гриффину Ричардсу. – Я считаю этот суд несправедливым по отношению ко мне, а потому не останусь здесь.

На выходе из монастыря Черных Братьев Екатерину приветствовали толпы лондонцев, по большей части женщин. Они криками подбадривали свою королеву. Она слабо кивала и улыбалась.

– Вспоминайте меня в своих молитвах, добрые люди! – крикнула Екатерина, и голос ее едва не сорвался.

Потом она поднялась по ступеням на галерею и вернулась в почти пустой дворец Брайдуэлл.

Тем же вечером, пока Екатерина пыталась унять беспокойные мысли, к ней пришел епископ Фишер. Лицо его было мрачным.

– Мадам, вы думаете, что у вас нет беспристрастных советников, но, уверяю вас, это не так. Я бы не порекомендовал вам обращаться к королю, и все могло бы пройти лучше для вас, если бы вы признали полномочия суда и потом представили свои свидетельства, хотя я и понимаю вашу озабоченность.

Екатерина, благодарная ему за честность, кивала:

– Что случилось после моего ухода? Прошу вас, сядьте и расскажите мне.

– Король взял слово, – начал Фишер, опуская свои стареющие кости на предложенный стул. – Он сказал, что вы всегда были верной, послушной и приятной женой, именно той, какую он и хотел иметь. Сказал, ему повезло, что Бог благословил его такой королевой, и взял Господа в свидетели, утверждая, что его заставили обратиться за решением суда вовсе не какие-то ваши недостатки. Потом он вспомнил, как один за другим вскоре после рождения умирали ваши сыновья, и назвал это наказанием Господним. Король утверждал, что его заботит только отсутствие наследника, и заверял всех, что затеял это дело вовсе не из каких-то плотских стремлений и не из-за неприязни к вам лично.

«Это ложь, – подумала Екатерина. – Все это ложь. Он с ума сходит от желания жениться на Анне Болейн. Вот ради чего переворачивает весь мир вверх дном, отчего страдаю я и будущее Марии висит на волоске».

– Закончил он словами о том, что будет вполне удовлетворен, если ваш брак признают не противоречащим Божьему закону, – подвел итог Фишер.

– На это мало шансов в таком суде.

Фишер вздохнул, на его угловатом аскетическом лице застыло выражение глубокой печали.

– С сожалением вынужден согласиться с вашей милостью. После обеда король представил суду пергамент с изложением сути дела, по которому он хочет получить ответ, и заявил, что все епископы Англии поставили на нем свою печать и приложили к нему руку. Ну, я опроверг это! – Фишер не мог скрыть своего гнева. – Я сказал ему, что никогда не подписывал такого документа и не ставил на нем своей печати. Но они там были – и моя печать, и моя подпись, подделанные. Архиепископ Уорхэм имел дерзость подтвердить подлинность обеих. Король заявил, что это все равно не имеет значения, так как я всего один. Поверьте, мадам, они ни перед чем не остановятся, лишь бы добиться своего.

– Мне это известно, – сказала Екатерина, впадая в уныние.

Фишер встал.

– Но я буду с ними бороться! – жарко выдохнул он, и взгляд его оживился.

Он благословил Екатерину и осенил ее лоб крестом, а после этого похлопал по плечу, чем весьма удивил.

Суд заседал много дней подряд. Екатерина держалась своего решения не присутствовать на нем, епископ Фишер рассказывал ей, как развиваются события. Казалось, бóльшую часть времени обе стороны занимались прениями по поводу того, был ли окончательно заключен ее первый брак.

Однажды вечером Фишер остался ужинать в покоях Екатерины.

– Защитники короля говорят, что ваш брак с самого начала был незаконен, потому что вы плотски познали принца Артура, – сказал он ей, как только удалились слуги.

– Это неправда! – запротестовала Екатерина, потом вспомнила о правилах хорошего тона и передала епископу блюдо с зеленью. – Сколько еще раз мне придется повторять это?

– Мадам, я сказал им, что это весьма сомнительно, – поддержал ее Фишер и положил себе в тарелку пару листочков салата. – От Уорхэма мало пользы – он мог бы с тем же успехом представлять интересы короля, такими убедительными аргументами сыплет! Молодой священник Ридли, который помогает мне, считает отвратительным детальное обсуждение вашей частной жизни в открытом судебном процессе.

– Пускай, – горячо отозвалась Екатерина, – принимая во внимание характер дела, у меня нет иного выбора, кроме как терпеть это. По крайней мере, мне не приходится все это выслушивать.

– Что раздражает меня больше всего, – сказал Фишер, – так это полная убежденность короля в том, что, если он возьмет себе вторую жену, Небеса непременно пошлют ему сына. Так и тянет спросить его: «Кто обещал вам принца?»

– Без сомнения, госпожа Анна.

Аскетическое лицо епископа скривилось в неком подобии усмешки.

– Тогда остается под вопросом, согласятся ли на это Небеса!

Однажды утром в конце июня Екатерину ждал сюрприз: к ней зашел Генрих. Он выглядел возбужденным и раздражительным, но вел себя достаточно вежливо, даже одобрил ее платье из черного дамаста с рукавами из серебряной парчи.

– Рад видеть вас так по-королевски одетой, Кейт, потому что я хочу, чтобы вы вместе со мной отправились к Черным Братьям. Легаты ничуть не приблизились к вынесению решения, они топчутся все на том же месте, что и в первый день заседания, а нам обоим нужно, чтобы дело завершилось. – Он протянул ей руку. – Вы идете?

– Если это необходимо, – ответила она и позволила ему увести себя.

Снова они сели на свои троны, и Генрих обратился к кардиналам.

– Королева и я – мы оба устали ожидать вердикта. Мы просим вас наконец-то завершить дело. Я нахожусь в таком смятении духа, что не могу взяться ни за какие дела, которые пошли бы на пользу моим людям и моему королевству.

Екатерина ничего не сказала, но по кивку Фишера встала и заявила, что не отступится от своего желания обратиться за решением в Рим. Генрих сердито глянул на нее, но сдержался и не обрушил упреков на упрямую супругу, пока они не оказались наедине в ее покоях.

– Обращение в Рим лишь затянет это проклятое дело! – рычал он. – О чем вы думаете, Кейт? Почему вам надо все так усложнять?

– А почему вам надо подвергать сомнению законность такого прекрасного брака?

– Не начинайте снова! – почти проорал Генрих и в ярости выскочил из комнаты.

– Король явно зашел очень далеко в поисках свидетелей вашей брачной ночи с принцем Артуром, – сказал Екатерине Фишер во время следующего визита к ней. – Сегодня показания давали девятнадцать человек. Я не стану повторять их утверждения, потому что это задело бы чувства вашей милости и вообще оскорбительно для любого добропорядочного человека. Тем не менее ни одно из свидетельств не было признано убедительным, а большинство и вовсе оказалось передачей разных слухов. Самым отвратительным было видеть престарелых лордов, которые выстроились в очередь, чтобы засвидетельствовать: в возрасте принца Артура они обладали мужской потенцией. Думаю, легаты разделяли со мной это мнение. Разумеется, некоторые из свидетелей принадлежали к клике Болейн. Один из них – брат госпожи Анны, который еще даже не родился к моменту вашего первого брака, а остальные, боюсь, подкуплены. Думаю, вас порадует новость о юном Ридли. Он четко заявил, что ваша милость много раз говорили о незавершенности вашего первого брака. Я, разумеется, подтвердил это.

– Вы всегда были мне верным другом, мой добрый епископ. Скажите честно, как вы думаете, у нас еще остался шанс выиграть дело?