Ювелир, который уже однажды делал мне перстни и ладанки для амулетов, которые я переправил в Москву, управился за три дня со всем. На четвёртый я устроил награждения, даром, что немцы все эти дни меня не беспокоили. Им было чем заняться после грандиозного шухера, как сказал один из моих оборотней после возвращения из Лепеля.

Немного отступая от своих дел, хочу сказать, что немцы после побега пленных красноармейцев нагнали уйму войск и полицейских в город и его окрестности. И начались облавы, облавы, облавы. И экзекуции в виде казней и заключения в тюрьму всех причастных даже в малой мере. Дополнительно к тому разгрому, который учинили кулебякинцы, в Лепеле оживились мародёры и бандиты. К слову, немцы и их прихвостни с такими безжалостно расправлялись. Особенно отличились в поимке преступников полицейские силы, которые и создавались оккупантами изначально именно для подобных целей. Девять из десяти людей, что попали под карательные меры, оказались евреями из гетто и белорусами, решившими им помочь. Во время боя красноармейцев с немецким гарнизоном (или бойни, что ближе к истине), две трети евреев сбежало из своей тюрьмы, в которую немцы превратили пару городских кварталов. Большая часть евреев побежала прочь из Лепеля, спасая свои семьи и жизни, нахлебавшись гитлеровской хлебосольности. Но и в городе их осталось порядком. В основном, это были семьи или одинокие матери с маленькими детьми, которые не перенесли бы жизни среди снега и морозов в шалашах. Также пожилые люди, больные и раненые. Ещё, к слову, те, кто из-за страха наказания или просто сломавшись морально, решили остаться в гетто, также были наказаны. Немцы прямо там повесили три десятка первых попавшихся под руку евреев.

М-да, жалко мне их, в какой-то мере это я причина всех бед, которые свалились на голову лепельцев, евреев и прочих горожан. Но мог ли я что-то сделать для них или поступить как-то ещё, чтобы уменьшить последствия? Честно сказать – не знаю.

Несколько десятков людей, в том числе и четыре еврейских семьи мои оборотни привели во второй лагерь. Они им встретились во время патрулирования местности на северо-западе далеко от Очага. Я не особо рад такому прибавлению, но не бросать же их в холодном лесу? После беглого общения с новичками я не выявил среди них засланных врагов. Почти все, правда, бесполезны на данный момент из-за болезней, хронического недоедания и страха. Последнее особенно было плохо. Накормить и предоставить отдых легче лёгкого, но вот вернуть сломленному человеку давнее самоуважение и твёрдость духа очень тяжело, порой невозможно. Может быть, после перерождения в Очаге они станут совсем другими, но для этого мне ещё предстоит их уговорить на это. Или не мне, а моим подчинённым.

Из главных плюсов, который мне дал побег кулебякинцев, можно назвать панику у немцев и задержку в начале войсковой операции. Полк пехотинцев сидел в Полоцке, ещё один устроился в казармах в Витебске, две роты расположились в трёх поселениях вдоль дороги Лепель-Полоцк, с её западной стороны. На востоке, северо-востоке и юго-востоке от Горян до Мясоедово (там осталось немного посёлков и деревень, не спалённых оккупантами, вот в них и расквартировались эти гады), которые немцы выставили несколько крупных постов, снабдив их радиостанциями и приказами немедленно звать подмогу, если партизаны (мы, то есть) побежим из лесов и болот в их сторону. Эта сторона была самая безопасная для меня. Десять оборотней по очереди вырежут немцев на тех постах. И демона с два немцы что-то сделают моим бойцам.

Это кратко по Лепелю.

Награждение я решил провести ровно в полдень, а после церемонии всех ждал праздничный обед. Над блюдами для него повара трудятся с утра.

Я встал так, чтобы за моей спиной был фоном дуб-Источник и мой трон. Рядом на столе лежали медали и большой журнал (трофейный альбом для рисования в толстой кожаной обложке и множеством белоснежных плотных листов) с чернильницей и перьями для внесения записей с именами награждаемых и номерами вручаемых медалей. И первой получила серебряную медаль под номером один Маша.

Передо мной стоял строй моих людей, оборотней и фей. Последние прониклись важностью момента настолько, что висели в воздухе неподвижно и чёткими рядами, позабыв о проказах и суете. Чуть в стороне стояли зрители, в основном это было население гражданского лагеря, те, кто решил посмотреть на церемонию. Среди них затесался Шелехов со своим товарищем, который уже практически полностью выздоровел.

– За заслуги в деле истребления немецко-фашистских оккупантов награждается серебряной медалью Сушко Мария Фёдоровна! – с чувством и громко произнёс я, после чего повесил на грудь девушки медаль. Ювелир изготовил их с ушками для колец с лентами, но сейчас медаль болталась на толстой нитке, суровой, как её здесь называют. Более тонкими нитками были снабжены награды для фей. Сегодня ночью старшие возились с ними. Их маленьким пальчикам было на порядок проще продеть нитку-перевязь в иголочное ушко крошечных медалей.

– Служу Лорду! – чётко произнесла она, затем села за стол и сделала первую запись в журнале. Теперь до конца церемонии они будет выполнять роль писаря.

– За заслуги в деле истребления немецко-фашистских оккупантов награждается серебряной медалью Костюшко Прохор Игнатович, – вторую медаль получил старший беролак. Это было справедливо, так как он со мной с самого начала. Медаль под номером три получил Тишин. Вообще, я раздумывал ему дать первую золотую медаль, как разведчику-агенту, рисковавшему больше всех, так как работал в самом логове врагов. Но решил не создавать лишнего прецедента. Ничего, он свою награду ещё получит. Четвёртым награждённым стал Струков. Его я решил выделить, как оборотня-сокола, рассчитывая что это невольно заставит кандидатов выбрать «птичье» направление для перерождения, если они окажутся перед внутренним выбором, какую стихию им выбрать: землю или воздушный простор.

За ними я наградил старших фей, начав выдавать медали в том порядке, как появлялись деревья с феями. Наградил всех, в том числе и Сияну с её отрядом, хотя они совсем недавно появились в лагере и успели совсем немного поучаствовать только на копке котлована. Но нужна мне свара между феями? То-то и оно, что нет. Просто получат новенькие свои серебряные кружочки в самом конце церемонии.

После фей я опять взялся за награждение людей, ну, или полуэльфов с квартеронами. Здесь первыми стал Есин и Струков. Впрочем, наградил всех без исключения. Просто самых «старых» вызвал первыми, а тех, кто ещё не отличился в боях, награждал перед вручением медалей младшим феям, считай, что в самой конце церемонии.

После полуэльфов очередь добралась до младших фей, основной рабочей силе в моём лагере. Так как их имён я не знал, то мне на плечо усаживалась их старшая и подсказывала. Она же одевала медаль на свою подчинённую. С самой первой феечкой из отряда Василисы вышел небольшой казус. Когда на её груди повисла медаль, то вдруг крылья поникли, а сама едва не упала на землю. К счастью, была вовремя поймана Василисой.

– Переволновалась, лорд. С ней всё в порядке, – пропищала она мне, после чего положила бессознательную работницу на стол рядом с Машей и вернулась на моё плечо.

Стоило мне повесить на грудь последней феи медаль и сообщить о завершении церемонии награждения, как из рядов зрителей вылез Шелехов.

– Товарищ Киррлис, разреши сделать фотографию на память. Это же какое событие для людей только что случилось! Нужна память на годы, и чтобы можно было детям и внукам не просто рассказать, но и показать.

Оборотни одобрительно зашумели и с мольбой на лицах посмотрели на меня.

– Хорошо, фотографируй, – махнул я рукой. Кстати, свои прошлые фотографии он честно раздал, как и обещал. Даже феечкам хватило, правда, только по одной общей на каждое древо Фей.

Наблюдая за подчинёнными, чувствуя их эмоции через нашу связь и видя их ауры, я понял, что не зря решил заняться этим делом. Они были безгранично счастливы! Даже слов не подобрать, чтобы описать их состояние. Это настроение передалось и мне, смыв неприятный налёт в душе от временной потери личной магии.