— Так вот… я и сам многого не знаю, за подробностями к яйцеголовым уже надо. Но основное вот, мир этот, Стикс или Улей, как его иммунные называют, весь состоит из таких кусков… которые периодически перезагружаются. Леса, города, деревни вроде этой. А туман или кисляк, как его называют из-за запаха, главный признак этой самой перезагрузки кластера. Или соты, куска местности в общем… — говорил Кабан с паузами, следя за реакцией Багрянцева, но тот спокойно слушал, не перебивал даже.

— Дай живца выпить, будь человеком… в горле сухо… да и сам глотни. Снимет и боль в голове и сушняк твой…

— Человеком..?! А ты, сука, когда стариков стрелял…

— Да трупы они, старики твои! Переродились! Нет их, понял?! Нет! Не люди они больше! — Вспылил вдруг бородач, разбрызгивая слюни и подавшись вперёд так, что шнур глубоко впился в шею.

Леонид сначала хотел хорошенько отходить этого психа, но что-то в последних словах, этом эмоциональном порыве было такое, что остановило его. Про другой мир, естественно, Багрянцев не поверил, но послушать интересно, до поры. И пора эта, похоже, наступила. Да и тревога, поселившаяся в душе с появления того самого тумана, сейчас только усилилась.

— В смысле, трупы?!

Кабан осклабился, облизнулся, кашлянул, сплюнул в сторону розовой слюной, продолжил:

— Спора. А в том тумане, по слухам, ее концентрат. Да и вообще весь этот мир пропитан ей, мы даже сейчас ей дышим! При переносе в Стикс, ты вдохнул ее, сразу же. И заразился… есть два варианта… либо становишься тварью, охочей до мяса… зомби, типа… либо получаешь иммунитет… нет, немного не так. Короче, спора, наоборот, начинает помогать, а ты остаешься при своем уме… но постоянно нужен живец… во фляге у меня.

— Там бухло у тебя… — буркнул Леонид. Что-то в словах Кабана заставляло продолжать его слушать. Бред конечно, но…

— Вот именно. Оно самое. Лекарство. На алкоголе делается. Берешь споран, растворяешь в водяре… или коньяке, не важно, крепкое, главное, чтобы было. Потом процеживаешь, чтобы осадка не оставалось. Вот тебе и живец. А если не пить его, сдохнешь. Станешь тварью…

В этот момент что-то шаркнуло по дощатому настилу у входа в мастерскую. Кабан и Леонид одновременно повернули головы. В проходе стояла старуха. Анна Сергеевна, та самая соседка с конца улицы. Низенькая, полная, с толстыми руками. Она издала какое-то невнятное урчание что ли или сипение… Что-то было в ее виде странное… посеревшее, обвисшее, морщинистое лицо в пигментных пятнах… одета в пятнистый халат… в одной калоше… седые волосы растрепаны.

Глаза! Чуть в поволоке, но сам взгляд… Леонида словно в ледяную воду окунули разом, а волосы на затылке, да и вообще везде похоже, встали дыбом! ТАКОГО взгляда у человека быть не может! Тем более у добрейшей старушки, которой Леонид не раз и не два помогал по хозяйству! Лютая злоба и ненависть, такая, что буквально прожигала насквозь, какой Леонид никогда и ни у кого не видел! И что-то ещё, что-то гораздо сильнее этой всепожирающей ненависти к нему, Леониду, что-то, что пугало ещё больше и буквально приморозило к табуретке, не давая сдвинуться.

— Стреля-яй! Гаси ее!! В башку!! Стреля-яй же!! — Завизжал и задёргался в путах Кабан. И эта его реакция не была наиграна, он на самом деле боялся, больше даже, находился в ужасе!

Старуха сделала шаг, урчание стало утробнее, она вытянула руки к людям. Ну точно зомби, пришла отстраненная мысль Багрянцеву, а бородач все визжал, пытаясь отодвинуться подальше, вместе с тяжеленным столом, скреб пятками по полу. Баба Нюра… вернее, тварь, занявшая ее тело, сделала ещё шаг. Дерганый какой-то и будто неуверенный…

— Да стреляй же, мать твою!!! Эта сука нас сейчас жрать начнет!!! Стреля-яй!!!

Руки сработали сами собой, как и когда-то давно, целых восемь лет назад…

БА-БАХ!!!

Выстрел из Стечкина в помещении это… громко. Пистолет мощный, пуля тяжелая. Голова старухи-зомби дернулась, позади плеснуло красное облачко с ошметками мозгов и осколками кости. Отдачей подкинуло руки с оружием, но тут же они вернулись в изначальное положение.

Тело мертвячки с простреленной головой ещё секунду постояло, словно решая куда падать и с глухим звуком, словно мешок с землёй уронили, завалилось назад, раскинув руки в стороны.

И тишина. Гробовая.

— Убил?! — И через секунду, — убил!

Кабан выдохнул и как-то весь сдулся. Глянул на опешившего Леонида, всё ещё держащего на прицеле труп старухи.

— Нормально ты ее… хе-хе… — нервно хохотнул бородач. — А теперь развяжи, клянусь, не стану рыпаться. Даже забуду, что ты меня…

Багрянцев резко развернулся, вскочив, так что табуретка опрокинулась и снова уставив пистолет на Кабана. Тот заткнулся, упёрся головой в край стола.

— Это, бл…ть, что за херота была?! Что с ней?!

— Тише-тише, дружище..! Ты не пальни только! Говорю же, они все заразились и стали такими вот тварями..! А тебе повезло, ты иммунный..! — Затараторил Кабан, то и дело поглядывая в открытый проем двери.

— Давай-ка сначала. И обстоятельно, с подробностями.

— Че-е?! Нам валить надо… б-бл…ть!

Леонид снова пнул Кабана по ноге, не больно, для острастки скорее.

— Я решать буду, что делать. Мне. А ты давай рассказывай, что за бл…дство вокруг творится. И рассказывай так, чтобы я поверил сразу, чтобы не пришлось тебе, гниде, кровь лишний раз пускать… н-нммм..!

Накатило вдруг приступом головной боли, да так, что Леонида покачнуло. Он опёрся одной рукой о колено, сделал шаг назад, задышал глубоко. Так продолжалось с минуту и потом боль начала уходить вглубь черепа, но не исчезая полностью. Зрение вновь сфокусировалось. Нашарив позади себя табуретку, Багрянцев поставил ее на ножки, уселся и выдохнул.

Кабан, наблюдающий за ним, усмехнулся и произнес, даже покровительственные нотки опять зазвучали:

— Живец. В моей фляге. Глотни говорю, полегчает. И мне тоже дай… — встретив скептический и недоверчивый взгляд Леонида, покачал головой, продолжил:

— Мне тебя травить нет смысла, понял, да?! Я от тебя сейчас завишу! Привязанный сижу тут… а если ты отключишься по своей дурости и неверию, меня любой пустыш, вроде этой старухи загрызет и хрен я что сделаю! А я ещё пожить хочу! Да и тебя тоже сожрёт! К вечеру ты вообще еле двигаться будешь, если не примешь живчика! Во фляге у меня, давай же!! — Нагнетал и пытался давить Кабан, почуяв слабину.

— Если меня укусят, я таким же стану..? — Спросил Леонид, кивая на труп старухи.

— Не станешь. Это не зомби… как бы объяснить-то… люди при переносе заражаются. Все. Малая часть становится иммунной, а большинство превращается в тупых тварей, которым только жрать охота. Как зомби, но не зомби… они живые, просто спора их изменяет. И чем больше мяса они сожрут, тем больше начинают изменяться.

— В смысле, изменяются..? — Глухим, от боли в голове, голосом спросил Леонид.

— Твою же мать… да возьми ты мою флягу! Глоток хоть сделай! И сам всё поймёшь! И мне потом дай..! Всю башку растряс…

Леонид все же решил попробовать. Хуже уже точно не будет. Вернее, может быть, состояние и правда, ухудшалось на глазах. Мысли скакали в голове бешеными мустангами, сфокусироваться на чем-то становилось все сложнее. А тут такая ситуация… неоднозначная, мягко говоря.

Фляга и остальные вещи Кабана лежали на стеллаже рядом со столом, к которому он и был привязан. Леонид взял ёмкость в руки, вернулся, сел снова на табуретку.

— Пей, не боись.

Багрянцев же заметил, как блеснули глаза бородача. Блеснули не торжеством, а жаждой. Словно во фляге и правда находилось не вонючее пойло, а чуть ли не амброзия какая. Свинтив крышку, снова понюхал. Поморщился.

— Ты рожу-то не криви…

Леонид бросил на Кабана довольно красноречивый взгляд и тот снова заткнулся. Затем снова посмотрел на фляжку. Обычная, армейская, овальной формы, одетая в брезентовый чехол с креплением на ремень. Пахло конечно, словно там внутри в самом дерьмовом самогоне носки после недельной носки по жаре настаивались ещё неделю. Выдохнув, Леонид все же приложился, сделав глоток. Кое-как протолкнув жидкость в желудок, некоторое время боролся с собой, чтобы не выблевать все наружу. Вкус у этого "напитка" оказался ещё хуже запаха. Но сдержался все же.