Но Винс тут же отбросил веселье и серьезно спросил:

– Как ты?

Я понимала, что он имеет в виду, но... Что ему на это сказать? Я растерялась...

– Честно – не знаю... Этот день прошел в каком-то тумане...

– Весь-весь? – я расслышала игривые нотки в его вкрадчивом голосе и покачала головой.

– Только вторая его половина.

Говорить, что и первая, которая касалась планирования торжества его матушкой, тоже была довольно туманной, не стала. Подумает еще, что я жалуюсь, и устроит Аните серьезный разговор, а портить отношения с будущей... свекровью (как же непривычно звучит это слово), я не намерена.

– Рад слышать, – он улыбнулся. – Домой?

– Домой, – согласно кивнула.

Пожалуй, последнее еще более непривычно, чем свекровь...

Когда мы вошли в дом, за окном уже опустились сумерки. На улице было светло, благодаря только лишь искристому снегу, который поистине огромным покрывалом лежал на земле. Сугробы, как и говорил доктор Аттэ, поднимались к самым крышам, а морозы заставляли сильнее кутаться в полы пальто.

– Как только расследование закончится, мы с тобой выберемся в столицу за нормальной теплой одеждой, – припечатал Винс, дыханием согревая мои холодные раскрасневшиеся щеки и кисти рук.

– Тебе так нравится командовать мной? – улыбнулась, жмурясь от удовольствия.

– А с тобой по-другому нельзя, – прошептал у самых губ и поцеловал.

Нельзя, с этим я абсолютно согласна.

– Мы одни? – когда поцелуй стал настойчивее, а прикосновение смелее, все же спросила.

– Одни, – выдохнул хрипло. – Пока нас не было, Жоржина и ее подопечные приготовили съестные припасы и убрались.

– Ты все предусмотрел? – хитро прищурилась, выпутываясь из его объятий и отступая к лестнице.

– Почти, – буквально промурлыкал он и сделал почти неуловимый шаг в мою сторону. Стоит ли говорить, что он тут же поймал меня, почти не приложив никаких усилий?

Кажется, до спальни мы так и не дошли, хотя, в тот момент мне было совершенно безразлично, в какой именно комнате мы находимся, куда важнее были ощущения, что бушевали внутри.

Огонь, что горит и не обжигает. Страсть, которая готова разорвать на маленькие кусочки, но при этом мое тело так и остается целым и единым. И любовь... Она была ярким лучиком среди повседневного мрака.

А много позже, когда безумство сошло на нет, я осмелилась задать один единственный вопрос, который мучил меня больше всего:

– Ты согласен на восстановление магии?

Сейчас это уже не было моей «дипломной работой», я забросила мысли о свершениях во имя великой науки. Мне хотелось подарить любимому мужчине полноценную жизнь. И пусть о моем открытии никто и никогда не узнает, разве это важно?

– Это так необходимо?

Винсент лежал рядом, и рассматривал меня из-за прикрытых ресниц. Такой... неожиданно родной и близкий, хотя, когда я только увидела его, хмурого и недовольного, в академии, в свой первый день, я и подумать не могла, что смогу найти с ним общий язык. Мало того, что дам согласие выйти за него замуж.

Пусть думает, что я стараюсь только для себя. Когда-нибудь потом, я обязательно открою ему свои мысли.

– Необходимо, – шепчу в ответ и киваю для надежности.

– Тогда согласен, – он, наконец, прикрывает глаза, и я решилась на еще один смелый шаг.

Я пододвинулась ближе, склонилась к животу и поцеловала черное пятно – все, что осталось от старой ловушки.

Винсент вздрогнул, а потом замер.

– Тебе больно? – спросила, тут же отстраняясь.

– Нет, – хрипло отозвался он, так и не открыв глаз.

– Останови меня, если почувствуешь боль...

У меня у самой голос стал ниже, будто я простыла. И по телу прокатилась волна дрожи предвкушения.

– Остановлю... – его голос тихое обещание, но отчего-то мне кажется, что останавливать он меня не намерен.

Второй поцелуй вышел смелее. На этот раз Винс не вздрагивал, лишь его дыхание стало чаще.

Магия отозвалась сразу, она несмело потянулась ко мне, обдавая холодом. Но он не был неприятным, напротив, я всем телом вздрогнула от удовольствия.

Чем откровеннее становились мои прикосновения, тем ярче разгоралось черное пламя, постепенно сменяя темный цвет на бледно серый, а затем вовсе с проблесками солнечных искр.

– Хватит, – низко прогромыхал Винсент, и пока я пыталась прийти в себя, возвращаясь в реальный мир, повалил меня на спину и навис сверху.

Что ж... Лечение досталось ему самое приятное, и в то же время сложное. Только сейчас я поняла, как тяжело нам будет бороться с обоюдным желанием

Я проснулась от внимательного взгляда и нехотя приоткрыла глаза.

Винс лежал рядом, опираясь на согнутую руку, и рассматривал меня так, будто желал, как минимум, отужинать мной.

– Что? – прошептала, чувствуя, как тело наполняется жаром, который едва утих.

– Это и было, – он неопределенно взмахнул свободной рукой и продолжил, – лечение?

От его слов, а если быть верной, то от хитрого блеска в глазах и спрятанной в уголках губ улыбки, я залилась румянцем – кожа на лице и шее запылала, будто ее опалили огнем. И мне ничего лучше в голову не пришло, чем перевернуться и спрятаться от его взгляда.

Тихий смех стал мне ответом, а затем обнаженной спины коснулись сильные пальцы.

– Теперь ты вздумала смущаться? В самом деле?

Его удивление было таким неподдельным, что я несколько растерялась и совсем упустила тот момент, когда он одним движением перевернул меня лицом к себе и навис сверху.

– Расскажешь? – вопрос, который был неизбежен.

– Да, – призналась честно и сама потянулась за поцелуем.

Но Винсент отстранился и хрипло, едва слышно произнес:

– Впрочем... Разговор можно и отложить. На некоторое время...

А я вовсе не была настроена с ним спорить.

Уже глубокой ночью мы устроились ужинать. Правда, в привычном понимании, это сложно было назвать трапезой, скорее уж пикник, какие порой устраивают на открытом воздухе. Мы, общими усилиями, принесли в спальню почти все, что успели приготовить слуги и расставили подносы прямо на кровати. Сами же устроились у изголовья, боясь выпустить друг друга из объятий.

– Я готов, – целуя в висок, пробормотал Винс, и я согласна кивнула.

– Это... сложно объяснить, – начала издалека, проклиная навалившееся на меня косноязычие.

Хотя... Это на самом деле сложно, и почти не имеет ничего общего с научными трактатами и исследованиями. Разве преподают нам в академии, что магия не просто придаток человека, а что у нее есть чувства и собственная, невысказанная боль? Что мы, распоряжаясь даром, как нам хочется, порой раним его настолько сильно, что трудно это даже представить?

Нет. Для науки магия лишь физическое явление, материя, которая помогает достигать поставленных целей. И ничего больше.

– Я почувствовала это, когда мы целовались. Потом ты сам подтвердил мои догадки... Это странно, немыслимо, но чужеродная магия, что убила врожденный дар, откликается на яркие эмоции, приоткрывает завесу, показывая, какую боль ей причинили люди.

Перевела дыхание, подбирая слова.

– Я знаю, как помочь тебе, но нужно время, правда... Я не представляю сколько именно.

В мыслях заготовленная речь звучала куда красочнее и убедительнее, а на деле вышло, будто я вновь пытаюсь навязать ему несбыточную надежду.

– Ты хочешь, – ровно, без каких–либо эмоций начал Винс, – заменить врожденную магию на... к-хм... приобретенную?

– Хочу.

– Это возможно? – вновь сказал так, как если бы мы с ним обсуждали погоду, а не его здоровье.

– Возможно, потому что... Магия сама попросила меня об этом.

– Да? – на этот раз в голосе промелькнуло удивление, и я усмехнулась.

– Я же говорю, что это сложно объяснить, – вскинула голову и посмотрела ему в глаза. – И вообще, будь я на твоем месте, давно бы отправила себя в лечебницу для душевнобольных. Ведь на деле моя программа по восстановлению твоей магии звучит как бред сумасшедшего.