Там, среди зарослей, скрывалась скамейка, к которой и подвёл меня Каэлис Арно.

— Я спал на этой скамейке почти трое суток, пока меня не нашли, перед отправкой в Иштавар. До последнего не верил, что родители могут отослать меня на столько лет, — хмыкнул он, проводя рукой по едва заметной резьбе на дереве.

Он оставил эту резьбу, когда был совсем мальчишкой?

— Ты хотела поговорить, — напомнил он, полностью разворачиваясь ко мне так, что наши колени касались друг друга.

Интимность этого момента буквально звенела в воздухе, хотя между нами случались и куда более… близкие прикосновения. Его феромон казался острым, невыносимым, совершенно не соответствующим размеренности и спокойствию происходящего.

— Помните, вы говорили мне, что я могу попросить о чём угодно, в пределах разумного? — спросила я, не позволяя себе ни моргнуть, ни отвести взгляд.

— Ты, Миолина. Обратись ко мне по имени, — и вновь уже знакомый, приказной тон.

— Помнишь… ты говорил мне, что я могу просить о чём угодно, в пределах разумного? — я не стала спорить, отчаянно желая выговориться — и о своей просьбе, и о Барбаре, и будь что будет.

Ожидание оказалось мучительнее самого разговора.

— Всё, что угодно, — повторил он твёрдо. Его тело напряглось, но в глазах зажглась отчаянная надежда.

Что он ожидал услышать?

— Вы... — я заметила, что он уже готов перебить меня, и сразу исправилась, не желая терять ни мгновения и не желая, чтобы между нами остались недомолвки. — Ты сказал, что не можешь менять законы... пока. Но когда сможешь, после своей свадьбы, я хочу, чтобы ты изменил их. Так, чтобы другие члены семьи могли претендовать на главенство рода, если действующий глава не справляется или вредит дому.

Моя грудь тяжело поднималась с каждым вдохом. Я волновалась, осознавая, что в этот миг, возможно, решается не только моя судьба, но и судьба многих, кто застрял под властью тех, кто тянет весь род вниз.

— Ты точно этого хочешь? Ты можешь попросить что угодно, Миолина. Что угодно, — повторил он, и тщательно скрываемая надежда слабо угасала в его глазах, а руки на коленях сжались в кулаки.

Я решительно кивнула.

— Да, я записала некоторые идеи и ограничения, хотя верю, что вы... ты и так примешь справедливый закон. Ты знаешь об этом куда больше меня.

Он слушал внимательно, но я видела что это было совсем не то, что он надеялся услышать. Думал ли он, что я попрошу у него разрешения остаться во дворце?

— Хорошо, а теперь ты выслушаешь меня, Миолина, — произнёс он жёстко.

— Конечно.

Я не знала почему, но ожидала, что он заговорит о Барбаре. Возможно, что она сказала обо мне что-то дурное.

— Я хочу быть с тобой полностью откровенным. С самого детства я представлял, какой будет моя будущая королева, и ты воплощаешь собой всё, чего я не хотел в своей жене, — произнёс он, глядя мне прямо в глаза, и от этих слов я зло выдохнула, чувствуя острую боль.

— Ты слишком красива, привлекаешь слишком много внимания, куда бы ни вошла. Стоит тебе появиться в комнате — и все взгляды сразу обращаются к тебе. Ты постоянно подвергаешь себя опасности, не умеешь разговаривать, не умеешь просить помощи!

Что это?

— Но хуже всего то, что ты перевернула все мои представления о самом себе. Ты не видишь меня так, как все остальные женщины, хотя знаешь лучше них, в десятки раз. Ты знаешь меня даже лучше, чем мои родители. Рядом с тобой я не знаю и минуты покоя, не могу прятать свои настоящие эмоции, контроль, который даётся мне так легко с другими, с тобой просто не существует. Ты выводишь меня из себя, лишаешь разума. Я отчаянно хочу тебя, и одновременно схожу с ума. Я никогда не хотел такого будущего.

Его слова…

Он собирается попросить меня покинуть дворец? Я и так это сделаю.

Я отвернулась, сжимая кулаки, чувствуя, как меня мелко трясёт. Мужской феромон давил, подавлял, окружал, обволакивал, стараясь проникнуть в каждую клеточку моего тела, и я на секунду закрыла глаза, резко подавляя негласный приказ подойти. Дышать тут же стало легче.

— К чему вы ведёте? — спросила я жёстко, не желая больше ходить вокруг да около.

— Но хуже всего то, что я отчаянно желаю сделать тебя своей и не могу. Я пытался оттолкнуть тебя, стереть, уничтожить чувства, которых прежде никогда не испытывал и которых никогда не хотел узнать. И без которых я не смогу дальше жить, даже если это будет означать битву со всем остальным миром.

Что?

— Если… любовь к тебе означает потерю себя, я приму это. И нет ничего, чего бы я желал сильнее. Повернись ко мне, Мио.

Я сидела, почти не дыша, чувствуя, как всё моё тело словно окунули в кипяток. Феромон кронпринца всё так же давил, упрашивал, молил, и я развернулась, не сопротивляясь в этот раз.

Его Высочество находился совсем рядом, опустившись на одно колено, словно рыцарь у ног своей дамы, и даже в таком положении он оставался выше меня, сидящей на скамье. Его взгляд был спокоен, наполнен глубоким облегчением, как будто после долгой внутренней борьбы он, наконец, обрёл покой. В руках мужчины покоилась изящно украшенная коробочка, внутри которой лежало на первый взгляд тусклое, но массивное кольцо. Я сразу узнала его.

Это было обручальное кольцо Великой Принцессы Клодии Гаррат — реликвия, которую могли носить только гибриды, потому что металл был пронизан множеством редких магических вязей.

— Выходи за меня замуж, Миолина. Стань моей женой и следующей королевой Левардии.

Представляла ли я себе когда-нибудь этот момент?

Нет.

Даже не мечтала, даже не думала, что такое может случиться.

Возможно, потому что он сказал, что не изменил своего мнения обо мне на балу, где были представлены новые участницы. Сразу после нашей первой близости он повторил, что не может сделать мне предложения, и на балу лишь подтвердил это. Так что же изменилось с тех пор?

А может, потому что он не скрывал, что собирается выбрать Барбару своей невестой, если она дойдёт до финала, а меня намеревался отослать из дворца, чтобы я не мешала ей и не расстраивала её.

Но даже если бы я, поддавшись безумным и невозможным мечтам, вообразила этот миг — я никогда бы не представила еготаким.

— Мио, — требовательно позвал Каэлис, всё так же не двигаясь, глядя на меня с решимостью и открытостью, которые ломали что-то внутри меня. Его чувства были полностью обнажены.

«Если… любовь к тебе означает потерю себя».

— Зачем вы это делаете?! Вы ведь не хотите этого, вы сами так и говорите.

— Ты, Мио, ты! — в его взгляде снова вспыхнула твёрдость, он почти незаметно сел, перетёк на сиденье рядом, прижавшись всем телом, положив коробочку с кольцом на мои колени.

Горячая рука подняла мою и стала медленно снимать перчатку, палец за пальцем. Это движение туманило разум, посылая жаркую волну по всему телу.

— Зачем ты это делаешь? Если ты не хочешь этих чувств, если говоришь, что потеряешь себя — зачем? — я едва дышала, чувствуя, как всё моё существо тянется к Каэлису.

— Ты собираешься мне отказать? — настойчиво спросил он, явно желая получить ответ немедленно, но у меня… было слишком много вопросов.

Я до сих пор не могла поверить, что он делает это. Зачем тогда было целовать Барбару всего несколько часов назад?

— Мио?

— Впереди последнее испытание. Объявление победительницы Отбора ожидается после, на балу, как и всегда.

— Я понимаю, что ты не ожидала этого, но я больше не хотел медлить. Кроме того, мне не хотелось, чтобы ты удивилась тогда, когда я назову твоё имя на балу — перед высшим светом Левардии и... — он сделал короткую паузу, и в наступившей тишине я слышала лишь гул собственного сердца. — И я не хотел, чтобы ты подумала, будто у тебя нет выбора.

Будто у меня нет выбора? Потому что будущему монарху не отказывают?

— Мио…

— А что если я не пройду последнее испытание?