— Товарищ Киррлис, могу я с вами отправиться на фронт? — спросил меня Швиц перед отлётом. Московскому посреднику я минувшим вечером рассказал о своих планах пощипать немцев. Подал этот момент не как испытание нового заклинания-ритуала, а, мол, надоели эти фашистские гады, пора им нос как следует прищемить. — С моими полномочиями будет проще уладить некоторые вопросы, когда вы на месте окажетесь. Хоть там и знают вас, но всё равно обязательно возникнут какие-нибудь трения.

— Хорошо. С собой кого возьмёшь?

— Двоих если можно.

Я в ответ кивнул, одобряя его решение. И тут же подумал о том, как было бы хорошо, если бы у меня в Цитадели уже имелись бы драконы. Хотя бы транспортные. Крупный дракон легко возьмёт дюжину воинов с оружием и снаряжением. А если лететь недалеко, то и два десятка потянет. А ещё боевые огнедышащие драконы отлично пригодились бы для зачистки немецких позиций под ноль. В голове сложилась картинка, как тройка огромных ящеров падает с небес на немецкие траншеи и ДОТы, и заливает их морем огня, которое так просто не потушить, а потом взмывают обратно ввысь, неуязвимые благодаря защитным амулетам для ПВО. Картинку сменила грустная мысль, отражающая реальность.

«Жаль, что пока нельзя их использовать из-за религиозных проблем», — с грустью вздохнул я про себя.

Для того чтобы доставить груз, магов, себя и своё сопровождение за Оршу, пришлось снять с дежурства некоторое количество грифонов. После того, как насмотрелся на кислое лицо Кромаря, которому сегодня придётся перетряхнуть список дежурств, чтобы закрыть небо патрулями, а потом ещё и посидел в не самом удобном кресле за наездником, то в очередной раз испытал сожаление. Сейчас оно касалось гномолюдов. Вернее отсутствия у них летательных аппаратов. Ради удобного самолёта или ему подобного устройства, я бы построил нужное здание, сдвинув очередь прочих.

На месте нас встречала внушительная делегация. Не меньше полусотни человек, среди которых половина была представлена командным составом сплошь в каракулевых папахах и полушубках. Швиц немедленно дёрнул к ним сразу после посадки. А немногим позже подошёл ко мне с тремя офицерами. И опять меня одолело сожаление, в этот раз из-за того, что мог бы пригласить на демонстрацию ритуала глав белоэмигрантов. Под амулетами с личинами их никто не узнал бы, даже родная мать.

— Генерал Белов, — первым поздоровался со мной крупный немолодой мужчина.

— Киррлис, — ответил я на крепкое рукопожатие.

За генералом представились его сопровождающие, оказавшиеся начальником штаба дивизии, в расположении которой я приземлился, и начальником разведки.

— Подполковник Лисюткин.

— Полковник Иванов.

Не тратя лишнее время, наша увеличившаяся группа отправилась на наблюдательный пункт рядом с передовой. Маги же ушли готовить ритуал. Место для него присмотрели сверху перед посадкой. И находилось оно чуть ли не в километре от НП.

Наблюдательный пункт находился между первой и второй линией обороны. Кривая зигзагообразная траншея со стенками, укреплёнными тонкими жердями, чтобы края не осыпались. От неё уходили два коротких перехода в пару просторных блиндажей со смотровой щелью между толстых бревен почти в половину стены. Над окопами везде висели маскировочные сети, местами покрытые кристалликами инея, а кое-где и крошеными сосульками. А вот остальные траншеи и даже позиции с ценными орудиями и миномётами сетей почти не имели за редким исключением. Хорошо, что здесь у немцев нет авиации благодаря моим соколам, грифонам и советским лётчикам с моими амулетами. А была бы? Ведь тогда немецкие штурмовики и артиллерия смели бы самые важные огневые точки после пролёта самолёта-разведчика, той же «рамы».

В «командирских» окопах и блиндаже уже стояли несколько стереотруб и перископов для наблюдения за неприступными высотами впереди. Также почти у каждого папахоносца имелся при себе бинокль. Мимоходом отметил, что у начальника разведки и ещё у двоих была не советская оптика, а немецкая. Скорее всего, трофеи.

— Ладно они туточки устроились, — отметил Прохор, приложившись глазом к одному из перископов. — Экакак видать-то! Прям ужо всё, как на ладони.

А вот командор недовольно морщил лицо и то и дело качал головой. Наконец, он не выдержал и негромко обратился ко мне:

— Киррлис, позволь я скажу пару слов Белову.

— О чём? — полюбопытствовал я.

— Да не нравится мне вся эта суета вокруг. Сейчас хоть и темно, но рассмотреть возню в окопах можно. А немцы не дураки, сразу поймут, что тут солдаты не на нужник бегают туда-сюда и не меньше, чем в количестве взвода.

Я сразу понял, что именно он подразумевал. Вся советская передовая буквально кишела от бойцов, которые пойдут в наступление после того, как мои маги снесут с лица земли немецкие укрепления. На сравнительно небольшом участке впереди меня, а также чуть левее и правее собралось, наверное, не меньше тысячи солдат. И ждут они момента, чтобы промчаться через нейтральную полосу и занять немецкие укрепления, по которым пройдутся боевыми чарами мои маги.

Всё это мы отлично видели сверху, когда рассматривали окрестности, знакомясь с местностью и выбирая места для ритуала. Немцы запросто могут воспользоваться моментом.

— Скажи. Но не думаю, что русские так глупы, чтобы не предусмотреть подобный момент, — тихо сказал я ему.

Дальше случилось то, чего мой рыцарь-командор опасался. Немцы будто подслушивали нас с ним, и едва наш разговор закончился, как они нанесли мощный артиллерийский удар по нашему району.

Со стороны немецкой линии загрохотало, жутко заскрипело, завыло и завизжало, потом полыхнули вспышки, хорошо видимые в темноте.

— Все ко мне! — закричал я, одновременно активируя амулет, обеспечивающий самый мощный заслон, закрывающий куполом кусок местности на дюжину шагов вокруг меня. — Ближе ко мне, у меня защита!

Да только куда там! Всего трое из советских командиров поспешили на мой зов, не считая Швица с его парой осназовцев. Прочие побежали в блиндаж, надеясь, что его толстые стены и крыша в несколько накатов спасут от снарядов.

— Да что б вас демоны отлюбили, — в сердцах крикнул я, потом махнул рукой окружающим и заторопился к блиндажу. Примерно в это же время в окопах стали рваться первые снаряды.

— Етить их!.. — крикнул Прохор. Я его едва расслышал в окружающем грохоте, несмотря на то, что беролак держался в шаге от меня, закрывая своим телом от осколков. Последнее лишнее, но инстинкты вассала были неискоренимы.

В воздух поднялось огромное облако дыма и пыли. В нём возможности амулета ночного глаза свелись к нулю. Зато отлично сработал защитный, который остановил десятки, если не сотни осколков, кусков мороженой земли и камней. Не повезло нескольким красноармейцам, которые не успели оказаться под куполом. Их буквально снесло, как веник уборщицы сметает щепки в совок. Большего рассмотреть в дыму я не смог.

Немцы не пожалели снарядов для нас. Весь налёт продлился минут десять. Из них минуты три били особо мощные орудия, те, что издавали жуткий скрежет-рёв.

— «Ишаки» это, реактивные установки вроде нашей «катюши,» — будто услышав мои мысли, сообщил командор.

— А ведь точно, они родимые, — тут же сказал Прохор. — Видал я эти шутки ужо. Сложные и громоздкие дюже, но лупят… — он посмотрел в сторону первой линии окопов, где всё грохотало и иногда сквозь темноту прорезались багровые и оранжевые вспышки снарядных разрывов. — Неплохо лупят.

Первыми смолкли реактивные миномёты. С ними разобрались соколы и наездники на грифонах, дежурившие в небе специально на такой случай. Почти на такой. Никто не ждал настолько массивного обстрела. Да и не видели мы лишних орудий, только те, что стояли в капонирах и ДОТах. Калибра небольшого, в то время как по нам сейчас били сто пятидесяти миллиметровки.

В блиндаже набилось столько народа, что нам едва места хватило у самой двери. Глянув на их ауру, я понял, что сейчас бессмысленно что-то им втолковывать. Люди были перепуганы. Всё-таки, высокие командные должности и прозябание в защищённых штабах, находящихся далеко от передовой, сказываются на стойкости духа. К тому же, попадание под обстрел сильно отличается от обычной атаки или даже рукопашной.