Тишин только кивнул в ответ на приветствие и сразу же приступил к рассказу:
— С Махиным я уже встречался дважды после того разговора. Во время последней встречи он рассказал про ещё одного нашего, который во Франции воюет против немцев в их Сопротивлении. Имя назвал, но для этого мне пришлось аккуратно воспользоваться ментальным амулетом. Тот человек в Сопротивлении — это полковник Пётр Писарев. Лихой солдат, даже я слышал о нём. За подвиги во время Империалистической был награжден золотым оружием. Он точно согласится встать на нашу сторону. Есть ещё во Франции старый царский генерал, который ещё с японцами сражался. Пётр Махров, так его зовут. В прошлом году немцы отправили его в концлагерь, из-за письма, в котором он просил советского посла во Франции взять его в Красную Армию хоть рядовым, лишь бы сражаться за свою Родину. В конце того же года немцы выпустили его по просьбе важных французов, работающих с оккупационной властью. Но заключение не лишило его желания сражаться против нашего общего врага. Все эти люди обладают широкими связями и готовы пойти до конца за возможность сражаться и победить. Вместе с ними к нам придут тысячи опытных солдат и десятки тысяч молодых людей, которые детьми уехали из России или родились ещё на чужбине.
— А ещё чего они хотят? — поинтересовался я у него. — Я знаю мало людей, которые желают просто погибнуть, лишь бы это случилось на родной земле. И таких разумных точно не наберётся несколько тысяч.
Тишин ответил не сразу. Пару минут молчал, опустив взгляд в тарелку и крутя пальцем за ручку стеклянную кружку с тёмно-красным напитком, который вполне мог оказаться не вином, а морсом или травяным чаем.
— Они хотят прежней жизни или похожей на неё. На чужбине они чужаки для всех. Даже те, кто женился или вышел замуж на иностранца, всё равно чувствуют, что их не принимают за своих. Некоторые даже в семье чужие, — наконец, сказал он. — Они боятся просто так приехать, так как слышали рассказы о том, как перед войной большевики пообещали прощение и свободную жизнь, если вернутся в страну, а потом почти всех таких поверивших пересажали по лагерям. Но сейчас надеются, что сумеют кровью заслужить право вернуться домой. Пусть не для себя, а для детей.
— Вряд ли меня сильно послушают в Москве. Максимум могу выпросить им разрешение поселиться в Белоруссии недалеко от Юррдурэ-Хак. Так смогу контролировать отношение властей к ним. Часть приму к себе, кто захочет.
— И так можно, — кивнул Алексей. — Такие желающие найдутся. Вернее, есть они, я разговаривал с генералом Махровым, и немного просветил о ситуации про нас и Советский Союз.
— А как он отнёсся к тому, что меня антихристом назвали?
— Не знаю, Киррлис. Эту тему я не поднимал. Он тоже. Скорее всего, даже не подозревал, что я один из твоих антиапостолов. — собеседник криво усмехнулся. — Могу сказать, что показался он мне человеком сильно верующим, поэтому немецкая ложь может принести нам проблем.
— Ростовцева уже ищет священников для церквей на моей земле. И сёла, где их построят или отремонтируют старые, закрытые при советской власти, — к богам я отношусь нейтрально, как и большая часть магов. Но не собираюсь чинить препятствие другим в вопросах верования и поклонения. Тем более что местная религия не требует жертв и прочих неприятных вещей. Правда, и никаких проявлений божественной сущности не нашёл до сих пор.
— Ага, я в курсе, уже с ней разговаривал. Это нам на пользу пойдёт. Потом можно будет провести руководителей эмиграции по ним, чтобы посмотрели, потрогали что захотят, с народом пообщались, — покивал он. — Но я вот что предложил им… извини, что без согласования с тобой, Киррлис, — его аура полыхнула чувством вины и опасения наказания. — Случайно вырвалось на эмоциях, а потом молчать было нельзя, не так бы поняли.
— Говори уже.
— Я им предложил создать собственное государство. Отбить часть территории у немцев и перевезти туда наших людей. Появится независимая республика, союзная и обязанная нам, малосвязанная с СССР.
— Хм.
— Правда, Махров высказался за то, чтобы забрать у СССР Бессарабию и часть территории у Румынии, как у немецкого союзника.
— Забрать?! Да Сталин быстрее лично приедет во Францию, чтобы засунуть свою трубку царскому генералу чуть пониже спины, чем отдаст кусок своих земель, — фыркнул я. — Мало ли что там немцы оккупировали, а раньше это принадлежало кому-то другому. Сейчас это часть СССР.
— Вот и я так подумал. Не стал говорить генералу ни да, ни нет. Потом посоветовался с Клавдией, и она предложила отвоевать Восточную Пруссию.
— Хм, — во второй раз хмыкнул я за время беседы. — Это где? Название знакомое, вроде бы.
Пришлось покинуть трактир и отправиться в магистрат, где имелось достаточно карт разного масштаба и назначения. От губернских и областных, до мировых. Там же к нам примкнула Ростовцева, принявшая самое живое участие в разговоре, который вскоре превратился в спор, где все стороны отстаивали свои аргументы до хрипа и ударов кулаком по столу и стенам.
Я изначально был против того, чтобы раскрыть рот на такой кусок. Восточная Пруссия — это не кусок морского побережья, где кроме скал, солёных озёр и цыганских таборов нет ничего. Эта часть Германии развита так, что за неё немцы будут биться до последней капли крови. А там и другие сильные государства решат встать на сторону фашистов, даже если будут находиться с ними во вражде. Просто ради того, чтобы не отдавать русским этот лакомый кус. Но тут Ростовцева принялась доказывать, что англичанам с французами и прочим туркам костью в горле стоит СССР, а не конкретно русская нация. И вполне могут пойти навстречу белоэмигрантам в их завоевательских стремлениях в надежде, что новая республика превратится в оплот борьбы с коммунизмом и станет плацдармом для прочих государств в этом деле. Отдавать-то они станут чужую территорию, ещё и принадлежащую сильному врагу, с которым сражались ещё двадцать лет назад. Мол, сразу двух зайцев убьют.
— Сталину сильно не понравится такое, — покачал я головой. — И договор наш я нарушу, если приложу руку к созданию такого места.
— Место будет нормальное, Киррлис, не беспокойся. Уж как-нибудь справимся и на виду оставим одно, то, чего хотят видеть все эти мировые крикуны. А под этой ширмой будет совсем другое. И со Сталиным договоримся, обещаю, — заверила меня наместница. — Достаточно будет пообещать ему место под военную базу или один из балтийский портов в аренду лет на тридцать, как он сам будет рад, что немцев придавят к ногтю чужими руками.
— Вот-вот, — поддержал её Тишин. — Неужели мы не подберём нужных людей в правительство республики?
— Так и другие захотят получить порты, — произнёс я и вздохнул. — И если всех задабривать уступками и своими землями, то самим ничего не останется.
В общем, эти двое смогли привлечь меня на свою сторону. Вот будто не хватает мне проблем со своей землёй, только-только полученной и требующей наведения порядка, что я решил влезть в ещё большие. С другой стороны, крайне сильно манит возможность заиметь марионеточное государство, где законами будут мои пожелания. А там и до официального поста правителя государства недалеко.
«Нужно будет слетать туда и поискать места с сильными Источниками. На каком-нибудь в следующем году поставлю новый Очаг», — пришла в голову идея. Над новой матрицей Колько Лорда я уже работаю. И через несколько месяцев, если не загадывая, то где-то после Нового года заклинание будет готово.
В этот же день состоялась беседа с московским послом.
— Аристарх Ильич, у меня для вас, точнее вашего руководства есть хороший подарок, — сказал я после взаимного приветствия. После этих слов указал на жестяные «банки» с киноплёнками. — Здесь признание Геббельса, в котором он рассказывает про ложь, озвученную на весь мир. И ещё кое-что интересное. Мне это не нужно, поэтому пользуйтесь.
— Так это вы с ним расправились?
Я молча кивнул.
— Вы совершили хорошее дело, товарищ Киррлис, — искренне поблагодарил он меня. На это указывал не столько его тон, сколько аура. В ней я увидел ещё кое-что.