– Да. Потому и следов торможения не было. Удар, видимо, был страшной силы. Человек за рулем мог потом собрать большую часть обломков, чтобы не осталось следов, и удрать на машине с развороченным капотом, но на ходу. В автосервисе мог сказать, что сбил оленя, потому и машина в таком виде. Никто бы его больше ни о чем не спрашивал.

– Вы рассматривали эту версию? – спросил я.

– Нет, капитан, – ответил Грейс. – Мне потом сказали, что Джеремайя Фолд всегда ездил без шлема, потому что у него была клаустрофобия. Значит, и в его правилах безопасности были исключения. Да и в любом случае эта история не относилась к сфере АТО. У меня и так было работы невпроворот, не хватало еще разбираться с ДТП. Но сомнение у меня осталось.

– Значит, это дело вы не расследовали? – уточнил Дерек.

– Нет. Хотя спустя три месяца, в конце октября 1994 года, со мной связывался шеф полиции Орфеа. Он задавался тем же вопросом, что и я.

– Вас разыскал Кирк Харви? – удивился я.

– Точно, его звали Кирк Харви. Мы с ним немного обсуждали это дело. Он сказал, что перезвонит, но так и не перезвонил. Я решил, что он не стал разбираться. Со временем я тоже махнул на все это рукой.

– Значит, вы не отдавали на экспертизу осколки фар? – поинтересовался Дерек.

– Нет, но это можете сделать вы. Потому что они у меня сохранились.

В глазах Грейса вспыхнул лукавый огонек. Он вытер рот бумажной салфеткой и протянул нам пластиковый пакет. Внутри лежал большой черный кусок бампера и осколки фар.

– Ваш ход, господа, – с улыбкой сказал он.

Похоже, потраченный на поездку в Массачусетс день того стоил: если Джеремайя Фолд был убит, мы, возможно, наконец установим, как он связан со смертью Гордона.

В Большом театре, окруженном толпой и охраняемом не хуже крепости, продолжались тайные репетиции, однако вперед спектакль особо не двигался.

– Больше я вам ничего не могу сказать из соображений безопасности, – объяснял Кирк Харви актерам. – Тексты я вам буду раздавать прямо на премьере, сцену за сценой.

– А “Пляска смерти” останется? – заволновался Гулливер.

– Ну конечно, – ответил Кирк, – это же одна из ударных сцен.

Пока Харви отвечал на вопросы труппы, Элис незаметно выскользнула из зала. Ей хотелось курить. Она направилась к служебному входу, который выходил в тупик, закрытый для прессы и любопытных. Там ее никто не потревожит.

Она села на бордюр и чиркнула зажигалкой. И тут перед ней вырос какой-то человек с официальным бейджем “Пресса” на шее.

– Фрэнк Ваннен, “Нью-Йорк таймс”, – представился он.

– Вы как сюда попали? – удивилась Элис.

– Искусство репортера в том, чтобы пролезать туда, куда тебя не пускают. Вы играете в пьесе?

– Элис Филмор, – представилась Элис. – Да, я одна из актрис.

– Кого вы играете?

– Не совсем понятно. Харви, режиссер, про содержание пьесы говорит очень обтекаемо, чтобы информация не просочилась.

Журналист достал блокнот и что-то записал.

– Пишите, что хотите, только не ссылайтесь на меня, пожалуйста, – попросила Элис.

– Не вопрос, Элис. Значит, вы сами не знаете, что откроется в пьесе?

– Знаете, Фрэнк, это пьеса про секрет. А в секрете, в сущности, важнее то, что он прячет, чем то, что он раскрывает.

– Не понял?

– Вы посмотрите на труппу, Фрэнк. Каждый из актеров что-то скрывает. Харви, истеричный режиссер с неудавшейся личной жизнью, Дакота Райс, которую убивает черная хандра, или Шарлотта Браун, которая как-то замешана в этой истории: ее задержали, потом отпустили, а она все равно хочет участвовать в спектакле. Почему? Про Островски и Гулливера вообще не говорю, эти готовы на любое унижение, лишь бы прикоснуться к славе, о которой грезили всю жизнь. Не забудем о редакторе престижного нью-йоркского литературного журнала, который спит с подчиненной и прячется здесь от жены. Если хотите знать мое мнение, Фрэнк, то вопрос не столько в том, что раскроет эта пьеса, сколько в том, что она скрывает.

Элис повернулась к двери, которую оставила приоткрытой, подложив под нее кусок кирпича.

– Заходите, если хотите, – сказала она журналисту. – На это стоит взглянуть. Только никому не говорите, что я вас впустила.

– Не беспокойтесь, Элис, вас никто не заподозрит. Это всего лишь дверь в театр, ее мне мог открыть кто угодно.

– Это дверь в ад, – поправила его Элис.

В тот же день, пока мы с Дереком ездили в Массачусетс, Анна отправилась к Миранде Берд, жене Майкла Берда, в девичестве Миранде Дэвис, служившей приманкой у Джеремайи Фолда и Костико.

У Миранды был свой бутик одежды на главной улице Бриджхэмптона; он назывался “Кейт & Дэни” и располагался вплотную к кафе “Золотая груша”. Когда Анна вошла, Миранда была в магазине одна. Она сразу узнала ее и улыбнулась, хоть и не понимала, что Анне от нее нужно.

– Добрый день, Анна, вы ищете Майкла?

– Нет, Миранда, вас. – Анна тепло улыбнулась в ответ и показала ей объявление о пропаже человека, которое держала в руках. Миранда изменилась в лице. – Не волнуйтесь, – успокоила ее Анна, – мне просто нужно с вами поговорить.

– Давайте выйдем на улицу, – предложила мертвенно-бледная Миранда. – Не хочу, чтобы покупатели застали меня в таком состоянии.

Они заперли магазинчик и сели в машину Анны. Проехали немного в сторону Ист-Хэмптона, потом свернули на грунтовую дорогу и наконец остались одни на опушке леса, за которой начинался цветущий луг. Миранда выскочила из машины, как будто ее тошнило, упала на колени в траву и разрыдалась. Анна присела возле нее и попыталась успокоить. Только через добрых четверть часа Миранда с трудом смогла заговорить.

– Мой муж, дети… они ничего не знают. Не уничтожайте меня, Анна. Умоляю, не уничтожайте меня.

При мысли, что семья узнает ее тайну, она снова зашлась в рыданиях.

– Не беспокойтесь, Миранда, никто ничего не узнает. Но мне очень нужно, чтобы вы рассказали мне про Джеремайю Фолда.

– Джеремайю Фолда? О господи, я так надеялась больше никогда не услышать его имени. Зачем он вам?

– Затем, что он, похоже, так или иначе замешан в убийствах 1994 года.

– Джеремайя?

– Да, я знаю, это может показаться странным, ведь он умер до убийства, и тем не менее его имя всплыло.

– Что вы хотите знать? – спросила Миранда.

– Во-первых, каким образом вы попали в лапы Джеремайе Фолду?

Миранда грустно взглянула на Анну.

– Я родилась 3 января 1975 года, – после долгого молчания начала она. – Но жить начала 16 июля 1994-го. В день, когда я узнала, что Джеремайя Фолд мертв. Я никогда не встречала настолько обаятельных и настолько жестоких людей, как Джеремайя. Редкий подонок. Ничего общего с расхожим представлением о холодном свирепом негодяе – нет, он был гораздо хуже. Настоящее исчадие зла. Я с ним познакомилась в 1992 году, после того как сбежала из родительского дома. Мне тогда было семнадцать, и я ненавидела весь белый свет, сама не знаю почему. Воевала с родителями и однажды вечером слиняла. Дело было летом, на улице благодать. Несколько ночей я провела под открытым небом, а потом меня какие-то случайные парни уговорили жить с ними в сквоте. Община хиппи заняла старый заброшенный дом. Мне очень нравилась эта беззаботная жизнь. К тому же у меня было с собой немножко денег, хватало на еду и на жизнь. Вплоть до того вечера, когда парни из сквота поняли, что у меня есть деньги. Решили меня ограбить, стали меня бить. Я побежала, и на шоссе меня чуть не сшиб какой-то парень на мотоцикле. Без шлема, довольно молодой, очень красивый, в хорошем костюме и шикарных ботинках. Заметил мою перевернутую физиономию и спросил, что случилось. Потом увидел догонявших меня троих парней и раскидал их как котят. Я решила, что встретила ангела-хранителя. Он посадил меня сзади на мотоцикл и отвез к себе домой, ехал медленно, потому что я была “без шлема, а это опасно”. Невероятно предусмотрительный был тип.