Присутствующие единодушно одобрили идею. Но тут слово взял директор юридического отдела:

– Есть одна загвоздка: если мы будем заставлять толстяков по-свински обжираться, у них может случиться диабет, и нам же придется оплачивать им лечение.

Джерри жестом отмахнулся от этой проблемы:

– Подготовьте такой договор, чтобы у них ни единой лазейки не было.

Сотрудники юридического отдела немедленно бросились записывать. Теперь настал черед директора по маркетингу:

– Марка чипсов “Грасситос” отнеслась к проекту с энтузиазмом и выразила намерение его поддержать. Они готовы взять на себя часть расходов, но при условии, что в нескольких сериях прозвучит идея, что чипсы помогают сбросить вес. Хотят отмыть репутацию после скандала с ядовитыми яблоками.

– С ядовитыми яблоками? Это еще что? – спросил Джерри.

– Несколько лет назад “Грасситос” обвинили в том, что из-за их продукции дети в школьных столовых толстеют, и они спонсировали бесплатную раздачу яблок в самых бедных школах в окрестностях Нью-Йорка. Но фрукты оказались набиты пестицидами, и дети заболели раком. Четыреста больных детишек чью угодно репутацию похоронят.

– Ох ты, ничего себе, – огорчился Джерри.

– Ну, им еще повезло, – уточнил директор по маркетингу. – Детки оказались из самых бедных кварталов, у родителей, по счастью, не было денег на судебное разбирательство. Некоторые из этих ребятишек и врачей-то в глаза не видели.

– “Грасситос” просит, чтобы мускулистые герои тоже ели чипсы. Надо, чтобы у зрителя возникла связь между мускулами и чипсами. Еще они бы хотели, чтобы коуч или спортивное семейство были латиносами. Для них это очень важный рынок, они хотят его расширять. У них уже и слоган готов: Латинос любит “Грасситос”.

– Отлично, мне нравится, – сказал Джерри, – но надо сперва выяснить, сколько они хотят вложить и имеет ли нам смысл с ними связываться.

– А мускулистые латиносы тоже годятся? – спросил директор по маркетингу.

– Да-да, конечно, – подтвердил Джерри.

– Нам нужны латиносы! – гаркнул креативный директор. – Кто-нибудь записывает?

Уткнувшись в экран в своем номере люкс в “Палас дю Лак”, Джерри не заметил, что Дакота вышла из комнаты и стоит у него за спиной. Она поглядела на него, убедилась, что он целиком поглощен своим совещанием, и пошла прочь из номера. Побродила по коридору, не зная, куда себя деть. За дверью 310-го номера Островски готовился к прослушиванию, читал монологи из классических пьес. Из номера 312, где жили Бергдорф и Элис, доносились звуки бурного соития, и она хмыкнула. В конце концов она решила уехать из отеля. Потребовала у парковщика отцовский “порше” и отправилась в Орфеа. Свернула на Оушен-роуд, двинулась вдоль вереницы домов в сторону пляжа. Сердце у нее колотилось. Вскоре показался их бывший летний дом, где они когда-то были так счастливы вместе. Она остановилась у крыльца и долго смотрела на кованую надпись: райский сад.

Слезы не заставили себя ждать. Она разрыдалась, уткнувшись головой в руль.

– Джесси! – улыбнулся Майкл Берд, когда я появился в дверях его кабинета. – Чему обязан удовольствием вас видеть?

Пока Анна с Дереком у нее кабинете копались в газетах университета Нотр-Дам, я отправился в редакцию “Орфеа кроникл”, раздобыть статьи тех лет об убийстве.

– Мне нужен архив газеты, – сказал я Майклу. – Могу я попросить вас помочь, не оповещая об этом читателей завтрашнего выпуска?

– Разумеется, Джесси, – обещал он. – До сих пор не могу себе простить, что злоупотребил вашим доверием. Это непрофессионально. Знаете, у меня все время прокручивается в голове одна и та же пленка: мог ли я защитить Стефани?

В его глазах стояла печаль. Он неотрывно смотрел на письменный стол Стефани, прямо напротив. На столе все осталось, как было при ней.

– Вы ничего не могли сделать, Майкл, – попытался я его подбодрить.

Он пожал плечами и отвел меня в подвал, в архив.

Майкл оказался ценным помощником: он отбирал со мной нужные номера “Орфеа кроникл”, искал полезные статьи и ксерокопировал их. Заодно я спросил его насчет Джеремайи Фолда: Майкл знал в окрестностях всех и вся.

– Джеремайя Фолд? – переспросил он. – Первый раз слышу. Это кто такой?

– Мелкий преступный авторитет из Риджспорта, – пояснил я. – Вымогал деньги у Теда Тенненбаума, угрожая сорвать открытие кафе “Афина”.

Майкл был ошарашен:

– На Тенненбаума наехал рэкетир?

– Да. В 1994 году полиция штата это пропустила.

Благодаря Майклу я смог также навести справки о “Черной ночи”: он связался с другими местными изданиями, в частности с ежедневной “Риджспорт ивнинг стар”, и спросил, не завалялась ли у них в архиве какая-нибудь статья с ключевыми словами “Черная ночь”. Но у них ничего не оказалось. Все, что было связано с этим названием, относилось к Орфеа периода с осени 1993-го до лета 1994 года.

– А какая связь между пьесой Харви и этими событиями? – спросил Майкл. До сих пор эта параллель ему в голову не приходила.

– Хотел бы я знать. Особенно теперь, когда выяснилось, что “Черная ночь” относится только к Орфеа.

Я оттащил все архивные ксерокопии из “Орфеа кроникл” к Анне в кабинет и углубился в них. Читал, вырезал, подчеркивал, отбрасывал в корзину, раскладывал по стопкам. Анна с Дереком по-прежнему прочесывали выпуски университетской газеты. Кабинет Анны сильно походил на сортировочный центр. Вдруг Дерек воскликнул: “Бинго!” Объявление нашлось. На 21-й странице осеннего номера за 2013 год, между рекламой сапожника и анонсом китайского ресторана, предлагавшего шведский стол меньше чем за 20 долларов, имелся следующий текст:

ХОТИТЕ НАПИСАТЬ КНИГУ, КОТОРАЯ ВАС ПРОСЛАВИТ?

Оставалось только связаться с сотрудником газеты, ответственным за размещение рекламы и объявлений.

Дакота по-прежнему сидела в машине у ворот “Райского сада”. Отец даже не позвонил. Ей пришло в голову, что он тоже ее ненавидит, как и все. Из-за того, что случилось с домом. Из-за того, как она поступила с Тарой Скалини. Она себе никогда не простит.

Она снова расплакалась. У нее так все болело внутри, ей казалось, что лучше не будет никогда. Жить не хотелось. Почти ослепнув от слез, она стала шарить в сумке в поисках ампулы кетамина. Надо было как-то поднять настроение. И тут среди всякой мелочи ей подвернулась пластиковая коробочка, которую ей дала подружка Лейла. Героин, его надо было нюхать. Дакота еще ни разу не пробовала. Она насыпала на приборном щитке линию белого порошка и, скрючившись, потянулась к ней носом.

В доме жена сказала Джеральду Скалини, что у ворот уже долго стоит какая-то машина, и он решил вызвать полицию.

В Большом театре появился Браун. Мэр решил прийти под конец прослушивания, взглянуть, как движется дело. На его глазах Кирк унижал и отвергал одного кандидата за другим, а потом, решив выгнать всех, заорал:

– На сегодня все! Приходите завтра и постарайтесь, бога ради, играть получше!

– Сколько тебе надо актеров? – спросил Браун, поднявшись на сцену и подходя к Кирку.

– Восемь. Примерно. Видишь ли, у меня нет точного числа ролей.

– Примерно? – изумился Браун. – У тебя нет списка персонажей?

– Примерно, – повторил Харви.

– И скольких ты сегодня отобрал?

– Ноль.

Мэр тяжко вздохнул.

– Кирк, – напомнил он ему перед уходом, – тебе остался день, чтобы собрать труппу. Ты должен ускориться во что бы то ни стало. Иначе мы не закончим никогда.

У ворот “Райского сада” стояло несколько полицейских машин. На заднем сиденье патрульной машины Монтейна плакала Дакота. Руки у нее были скованы наручниками за спиной. У открытой дверцы стоял Монтейн и задавал ей вопросы: