– По рукам, старина! – в восторге воскликнул Островски. – За номер люкс обещаю превознести ее до небес!
Когда Островски ушел, Браун поручил Питеру Фроггу поселить критика в гостиницу.
– Люкс в “Паласе” на три недели? – ошалел тот. – Алан, вы шутите? Это же целое состояние.
– Не бери в голову, Питер. Найдем, как свести концы с концами. Если фестиваль пройдет успешно, меня выберут снова и горожанам будет без разницы, уложились мы в смету или нет. В крайнем случае сократим расходы на следующий год.
* * *
В Нью-Йорке, в квартире Райсов, Дакота лежала на кровати и молча плакала, глядя в потолок спальни. Ее наконец выписали из Маунт-Синая, и она вернулась домой.
Она не помнила, что делала после субботнего побега из дома. Кажется, была на какой-то вечеринке с Лейлой, нагрузилась там кетамином и алкоголем, потом где-то бродила, места незнакомые, какой-то клуб, чья-то квартира, целовалась с каким-то мальчиком, и с девочкой тоже. Помнила, что оказалась на крыше дома с бутылкой водки, выпила ее всю, подошла к краю и стала смотреть на людную улицу внизу, чувствуя, как ее неумолимо влечет пустота. Хотела спрыгнуть. Посмотреть, что будет. Но не спрыгнула. Может, потому она и напивалась. Чтобы набраться храбрости и однажды это сделать. Исчезнуть. Успокоиться. Полицейские разбудили ее на какой-то улочке, она спала, одежда на ней превратилась в лохмотья. Судя по заключению гинеколога в больнице, ее не изнасиловали.
Она не сводила глаз с потолка. Крупная слеза поползла по щеке к складкам губ. Как она могла до такого докатиться? Когда-то она хорошо училась, была одаренной, честолюбивой девочкой, ее все любили. Все при ней. Легкая жизнь, никаких подводных камней, родители во всем ее поддерживали. Получала все, что захочет. А потом появилась Тара Скалини и случилась трагедия. С тех пор она себя ненавидела. Ей хотелось себя уничтожить. Сдохнуть наконец раз и навсегда. Хотелось расцарапать себя до крови, чтобы было больно, чтобы все увидели рубцы и поняли, как она себя ненавидит и как страдает.
Джерри, ее отец, стоял под дверью и слушал. Из спальни не доносилось даже дыхания. Он приоткрыл дверь. Она тут же закрыла глаза и притворилась спящей. Он неслышно подошел по толстому ковру к кровати, увидел ее опущенные веки и вышел из комнаты. На другом конце огромной квартиры, на кухне, его ждала Синтия. Она сидела у стойки на барном стуле.
– Ну что?
– Спит.
Он налил себе воды и облокотился на стойку, напротив жены.
– Что будем делать? – горько спросила Синтия.
– Не знаю, – вздохнул Джерри. – Иногда мне кажется, что уже ничего не поделаешь. Безнадежно.
– Джерри, я тебя не узнаю. Ее же могли изнасиловать! Когда ты так говоришь, мне кажется, что ты отказался от собственной дочери.
– Синтия, мы перепробовали всякие индивидуальные терапии, семейные терапии, бегали по гуру, гипнотизерам, по всем врачам, какие есть, по всем! Она дважды проходила курс детоксикации, оба раза это кончалось катастрофой. Я не узнаю свою дочь. Что ты хочешь, чтобы я сказал?
– Но ты же не пытался, Джерри!
– Ты про что?
– Да, ты отправлял ее ко всем врачам, какие есть, иногда даже сам с ней ездил, но ты сам не пытался ей помочь!
– Но что я могу сделать такого, чего не могут врачи?
– Что еще ты можешь сделать? Но ты же ее отец, черт возьми! И когда-то у вас все было иначе. Ты забыл, как вы всегда были заодно?
– Ты прекрасно знаешь, что с тех пор случилось, Синтия!
– Знаю, Джерри! Вот именно: ты должен вернуть ее к жизни. Только ты можешь это сделать.
– А эту умершую девочку? – вспыхнул Джерри. – Ее тоже можно вернуть к жизни?
– Хватит, Джерри! Прошлое не вернуть. Ни тебе, ни мне, никому. Пожалуйста, увези отсюда Дакоту, спаси ее. Нью-Йорк ее убивает.
– Куда я ее увезу?
– Туда, где мы были счастливы. Увези ее в Орфеа. Дакоте нужен отец. А не родители, которые целый день орут друг на друга.
– Орут, потому что…
Джерри повысил голос, и жена тут же нежно приложила к его губам палец, чтобы он замолчал.
– Спаси нашу дочь, Джерри. Только ты можешь это сделать. Ей надо уехать из Нью-Йорка, увези ее подальше от ее призраков. Уезжай, Джерри, умоляю. Уезжай и верни ее мне. Я хочу снова иметь мужа, снова иметь дочь. Я хочу снова иметь семью.
Она разрыдалась. Джерри с решительным видом кивнул, она убрала палец с его губ, и он твердым шагом направился к комнате дочери. Резко распахнул дверь и раздернул шторы.
– Эй, ты чего делаешь? – Дакота негодующе села в кровати.
– То, что должен был сделать уже давно.
Он выдвинул один ящик, потом другой и стал бесцеремонно в них шарить. Дакота соскочила с постели.
– Прекрати! Папа, прекрати! Доктор Лерн сказал…
Она хотела заслонить собой ящик, но Джерри с силой отстранил ее. Она удивилась.
– Доктор Лерн сказал, что тебе пора прекращать себя гробить! – гаркнул Джерри, доставая из ящика пакетик с белым порошком.
– Не трогай! – закричала она.
– Это что такое? Опять твой долбаный кетамин?
Не дожидаясь ответа, он направился в ванную, смежную со спальней.
– Кончай! Перестань! – Дакота пыталась выхватить у отца пакетик, но тот был сильнее и удерживал ее на расстоянии.
– Ты чего добиваешься? – спросил он, поднимая крышку унитаза. – Сдохнуть хочешь? В тюрьму сесть?
– Не надо! – взмолилась она и расплакалась то ли от злости, то ли от горя.
Он вытряхнул порошок в унитаз и немедленно спустил воду на глазах беспомощной дочери.
– Да, ты прав, сдохнуть хочу, чтобы больше тебя не видеть! – вопила Дакота.
Отец грустно посмотрел на нее и на удивление спокойно произнес:
– Собирайся, мы завтра рано утром уезжаем.
– Что? Что значит “мы уезжаем”? Я никуда не еду, – за явила она.
– Тебя никто не спрашивает.
– Можно узнать, куда мы едем?
– В Орфеа.
– В Орфеа? Какая муха тебя укусила? Ноги моей там больше не будет! И вообще, представь себе, я уже все обдумала, у меня есть план. У одного приятеля Лейлы есть дом в Монтоке, и…
– Про Монток забудь. Твои планы изменились.
– Что? – взвыла Дакота. – Нет, ты не можешь со мной так поступить! Я уже не ребенок, я буду делать что хочу!
– Нет, ты не будешь делать что хочешь. Я и так слишком долго тебе позволял делать все, что ты хочешь.
– Уходи отсюда, оставь меня в покое!
– Дакота, я тебя не узнаю…
– Я взрослая, я уже не маленькая девочка, которая ела хлопья и учила с тобой алфавит!
– Ты моя девочка, тебе девятнадцать, и ты будешь делать то, что я говорю. А я говорю: собирайся.
– А мама?
– Только мы с тобой, Дакота.
– Чего это я с тобой поеду? Я хочу сперва поговорить с доктором Лерном.
– Нет, никаких разговоров, ни с Лерном, ни с кем. Пора положить всему этому предел.
– Ты не можешь со мной так поступить! Ты не можешь меня заставить ехать с тобой!
– Могу. Я твой отец, я тебе приказываю.
– Ненавижу! Ненавижу тебя, слышишь?
– Знаю, Дакота, прекрасно знаю, можешь не повторять. А теперь складывай чемодан. Завтра с раннего утра мы уезжаем, – повторил Джерри не терпящим возражений тоном.
Он решительным шагом вышел из комнаты, налил себе виски и проглотил в пару глотков, глядя в огромное окно, как роскошная ночь накрывает Нью-Йорк.
В это время Стивен Бергдорф возвращался домой. От него разило потом и сексом. Жене он сказал, что отправился куда-то на вернисаж за счет журнала, а на самом деле ходил с Элис по магазинам. Он снова поддался ее безумной страсти к транжирству, она обещала потом ему дать и сдержала слово. В ее квартирке на Сотой улице он набросился на нее, как бешеная горилла, а потом она потребовала от него романтический уикенд.
– Уедем завтра, Стиви, проведем пару дней вдвоем.
– Это невозможно, – сокрушенно ответил Стивен, натягивая трусы. У него не осталось ни гроша, и на нем висела семья.
– Вечно с тобой все невозможно, Стиви! – заныла Элис голосом капризной маленькой девочки. – Почему бы нам не съездить в Орфеа? Такой милый городок, мы там прошлой весной с тобой были.