Салли разрыдалась.

— Значит, Эрик действительно одолжил Уолтеру свой пуловер, и вы это знали…

— Да.

— И куда делся этот пуловер? Вам это известно? Миссис Кэрри, скажите нам все, и прямо сейчас.

После секундного колебания она сказала:

— Не знаю, помните ли вы, но я вам тогда говорила, что застала ссору между Аляской и Эриком, когда Уолтер был в отлучке, ездил на конференцию в Квебек.

— Помню, — подтвердил Перри.

— Они ссорились из-за этого пуловера. Я это поняла вечером пятого апреля, когда Уолтер заговорил про пуловер. Его рассказ прояснил для меня две сцены, которые я видела. В первый раз Эрик говорил, что ищет пуловер, который одолжил Уолтеру. Спрашивал, нет ли его у них в квартире. Аляска послала его подальше и сказала, пусть позвонит своему приятелю. На следующий день после первой ссоры Эрик вернулся опять. Перехватил Аляску, она как раз выходила из дома, и попросил посмотреть в багажнике машины Уолтера. Я незаметно подглядывала за ними из-за двери магазина, спрашивала себя, чем это они оба занимаются. Аляску, как и накануне, явно раздражала назойливость Эрика. Но в итоге она открыла багажник “форда” Уолтера, и Эрик убедился, что пуловера там нет. Эрик искал этот чертов пуловер почти за две недели до убийства.

— Вы уже одиннадцать лет назад могли подтвердить версию Эрика, что он одолжил свой пуловер Уолтеру и так его и не забрал! Почему вы ничего не сказали? Это могло бы изменить весь ход расследования!

— Знаю! — плача, воскликнула Салли. — Дня не проходит, чтобы я об этом не думала! Сначала я ничего не сказала, потому что была совсем опустошена: мой сын только что умер. Когда я узнала, что этот пуловер напрямую указывает на виновность Эрика, я хотела связаться с полицией. Но потом опомнилась: Эрик — прирожденный манипулятор. Я подумала, что он, наверное, действительно виновен в убийстве, и не хотела быть человеком, который будет его обелять. И ничего не сказала. Со временем я поняла, что владею важной информацией, но было уже слишком поздно: я боялась, что меня обвинят в утаивании сведений. И я замкнулась в молчании, без всякой надежды выпутаться. Как я себя ругаю, сержант, если бы вы знали…

Под конец исповеди Салли Кэрри была совсем разбита.

— У меня будут неприятности из-за того, что я скрыла правду? — сдавленным голосом спросила она.

— Нет, мэм, — пообещал Гэхаловуд. — У вас и так было достаточно неприятностей.

Он встал, подошел к одной из жаровен для барбекю, стоявших на газоне, положил туда фото и негатив и поджег.

Признания Салли Кэрри означали новый поворот в расследовании. С одной стороны, они раскрывали темную сторону личности Эрика, но с другой — доказывали, что обвинения Уолтера Кэрри против него были продиктованы исключительно местью.

По вполне очевидным причинам Лорен с нами на встречу не ездила. Она ждала нас дома и, выслушав наш рассказ, не поверила своим ушам:

— Эрик шантажировал Салли?

— Таким способом он заполучил университетскую стипендию, — пояснил я.

— Почему Эрик позавчера нам ничего не сказал? — Лорен была в явном смятении.

— Может, не видел связи между этим случаем и обвинениями Уолтера? — предположил я. — Или боялся, что еще глубже себя закопает?

— Если совсем честно, Лорен, — сказал Гэхаловуд, — после визита к вашему брату у меня не было реальных причин верить в его невиновность. Может, это покажется парадоксом, но откровения Салли Кэрри утверждают меня в мысли, что ни Уолтер, ни Эрик не убивали Аляску. Думаю, за всем этим стоит кто-то другой, и этот другой с самого начала водит полицию за нос. Тут на днях Патрисия Уайдсмит говорила об идеальном преступлении — преступлении, подстроенном так, чтобы направить полицию по ложному следу. Начинаю думать, что она права. Подогнано все было идеально, в том числе секреты вашего брата. Идеальный виновник имеет секреты, в которых не может признаться, и тем запутывается еще крепче. Отсюда вопрос, Лорен: мог ли кто-то другой быть в курсе связи Эрика и Салли Кэрри? Или в курсе того, что Эрик ее шантажировал?

— Не знаю, сержант, — ответила Лорен. — Надо спросить у самого Эрика. Что же до Патрисии Уайдсмит, мне надо немедленно ее предупредить.

Пока Лорен звонила Патрисии, Гэхаловуд подошел к стене, повесил на нее еще один листок бумаги и написал на нем “Шантаж”.

Я разглядывал фотографии на стене. Телескопическая дубинка, найденная в озере, испачканный кровью пуловер, письма с угрозами.

— О чем думаете, писатель? — спросил Гэхаловуд.

— О том, что все это складывается в странный пазл. А главное, что есть какой-то элемент, связывающий все это воедино. Что-то, что бросается в глаза, но чего мы не видим.

— Например? — спросил Гэхаловуд, принимавший мои гипотезы всерьез.

— Вы сейчас задали хороший вопрос: кто был в курсе шантажа Эрика? Я связываю его с другими фактами: пуловер Эрика был в машине Уолтера, кто мог иметь к ней доступ? И кто мог иметь доступ в дом Донованов, к принтеру Эрика? На нынешнем этапе я вижу только одного человека, который соответствует всем этим параметрам, — Салли Кэрри.

— Твою ж налево, писатель, а ведь верно! Она мстит Эрику. Сооружает виновного из всех подручных средств, не подозревая, что ее план выстрелит прямо в нос ее собственному сыну. Довольно убедительно, но зачем убивать Аляску?

— Она думает, что Аляска изменяет ее сыну.

Гэхаловуд с минуту полистал блокнот:

— В момент убийства Салли находится в сотнях километров отсюда, отдыхает с мужем в Мэне. Весьма солидное алиби.

— Сержант, не мне вас учить, что любое алиби можно сфабриковать.

Гэхаловуд недоверчиво скривился:

— Это бы значило, что Джордж Кэрри тоже посвящен в козни. Чета родителей объединяется, чтобы наказать Эрика и убить неверную подружку, — по-моему, это немножко чересчур.

Я завел привычку записывать на телефон (разумеется, с согласия заинтересованных лиц) свои разговоры по поводу расследования. Завел я ее во времена дела Гарри Квеберта. По просьбе Гэхаловуда я прокрутил фрагменты нашего позавчерашнего разговора с Салли и Джорджем Кэрри. В частности, тот момент, когда она рассказывала о звонке сына, который сообщил, что Аляска его только что бросила:

— Романтический ужин! — воскликнул Гэхаловуд.

— Это вы о чем? — спросил я.

— Накануне гибели Аляска рассказала своему патрону Льюису Джейкобу, что ее ждут на романтический ужин. В свое время мы рассматривали такую возможность — искать любовника, но потом изменили траекторию расследования. У Аляски был любовник, и это, судя по всему, не Эрик, потому что тот жевал гамбургеры с сестрой и Уолтером.

Поскольку Лорен все еще говорила по телефону, я добавил:

— Или как раз Эрик. Назначает Аляске где-то свидание, пресловутый романтический ужин, но динамит ее, чтобы обеспечить себе алиби. Она весь вечер пытается с ним связаться, он залегает на дно. Вплоть до этого самого свидания в полночь.

— Как же вы меня бесите, писатель! Ваша теория могла бы быть годной, если бы не один факт: те самые туфли-лодочки из магазина в Салеме…

— Эрик в Салеме пять лет прожил, — заметил я, — наверняка знает этот магазин.

— Только, судя по всему, из Салема он сбежал. Если так, ему совершенно незачем туда возвращаться за парой туфель для какой-то девицы. Наоборот, ему надо держаться подальше от этого города. Остается выяснить, уволили его или он сам уволился.